И только в своей комнате, плотно закрыв дверь и убедившись, что ее никто не потревожит, Айбала могла ненадолго скинуть груз, давивший на плечи. Сняв по-старушечьи повязанный платок и распустив волосы, она вставала у окна и, бездумно глядя на каменную кладку ограды, грезила об иной, не связанной с аулом жизни: незнакомой, свободной, смутно-тревожной, одновременно желанной и пугающей.
Волосы были ее единственным украшением: густые, тяжелые, достающие до поясницы, темно-каштановые, вьющиеся у висков. Без платка Айбала чудесным образом преображалась: лицо приобретало форму овала, крупный нос зрительно уменьшался, и даже ростом она становилась как будто ниже.
Но кроме матери и сестер, волос Айбалы никто не видел, а они не считали, что без платка Айбала становится хоть немного краше. Наоборот, в такие моменты Шуше сердито просила дочь прибрать волосы, потому что «ее и так слишком много». Айбала чувствовала, что раздражает мать, и испытывала смутное чувство вины за то, что родилась не мальчиком. Хотя виной следовало бы мучиться Меседу, ведь именно она была последним ребенком Шуше и Джавада, а значит, их последней надеждой все те месяцы, пока Шуше ее носила. Но все мысли Меседу были о Всевышнем, а если когда-нибудь она и думала о том, что лучше ей было родиться мальчиком, то совсем в иной связи: она хотела бы учиться в медресе[12], а девочек туда не принимали.
В ауле имелась только начальная школа, рассчитанная на три класса. Среднее образование дети получали в селе, до которого нужно было идти более семи километров пешком: сначала по горной дороге, потом по ущелью вдоль русла реки и дальше мимо сельхозугодий и фруктовых садов долины. Чтобы не ходить ежедневно туда-обратно, дети всю неделю жили в интернате при школе, приходя домой в субботу после обеда, а в понедельник утром возвращаясь обратно.
Зимой, во время снегопада, когда дорогу всего за несколько часов полностью заносило снегом, дети становились невольными заложниками непогоды: или дома (если не успевали вернуться в школу после выходных), или в интернате. По этой причине девочек неохотно отпускали учиться в село и забирали домой при первой возможности, особенно если девочка в семье была одна, то есть единственная помощница матери.
Особенно рьяно противились обучению девочек отцы. Мужчины, по большей части сами малограмотные, послушав очередную проповедь муллы о вреде женского образования, выбирали наиболее, с их точки зрения, правильный путь: просто-напросто не отпускали дочерей в школу после очередных каникул, особенно если те уже достигли двенадцатилетнего возраста, когда по исламским канонам девочка становилась потенциальной невестой. И пусть замуж давно уже отдавали с шестнадцати (редко – с пятнадцати), сей незначительный факт отцов не волновал. Дочь должна сидеть дома. Только там она может чувствовать себя полностью защищенной от соблазнов, которые в большом селе подстерегают на каждом шагу. В былые времена считалось редкостью, если девочка умела хотя бы читать. А теперь все стали грамотные, а от грамотности до распущенности – один шаг. Нет, говорили отцы, собираясь на годекане после пятничной молитвы, пусть дочери учатся ведению хозяйства и готовят приданое. А со школой они, отцы, как-нибудь договорятся.
И ведь действительно договаривались. Почти у каждого имелась в долине родня: или в школе, или в сельсовете, а у Хакима Халгиева, директора и учителя начальной школы, так даже в районном отделе образования: его двоюродная тетка была замужем за заместителем начальника районо. Поэтому на то, что та или иная девочка внезапно переставала посещать занятия, учителя смотрели сквозь пальцы, тем более школа, единственная на все село и прилегающие аулы, с трудом справлялась с нагрузкой: дети учились в две смены, классы были переполнены, учебников не хватало, а учителя вели по несколько предметов. Да и учились девочки посредственно, редко выбиваясь в хорошистки, а чаще не вылезая из слабеньких троек. У учителей еще хватало сил, чтобы дотягивать до среднего аттестата мальчиков, а на девочек они давно махнули рукой: все равно выйдут замуж и засядут дома, вести хозяйство и нянчить детей. Ну а если какая захочет всерьез выучиться (порой случалось и такое), то она справится без посторонней помощи.
Айбале нравилось учиться. Она была смышленой, легко усваивала материал, хорошо запоминала, а большего в школе не требовали. Невероятное везение, что ей удалось доучиться до седьмого класса, объяснялось тем, что Шуше помогали по хозяйству Зайнаб и Гезель, а еще тем, что шансы Айбалы выйти замуж были очень малы (если только пойти к вдовцу или к старику младшей женой; но Джавад не хотел такой участи ни для одной из своих дочерей).
Муж Шуше, будучи практичным и неглупым человеком, рассуждал так: если Айбала переймет ремесло матери, какие-никакие знания, в том числе из мудреной науки биологии, ей пригодятся, поэтому пусть учится, тем более на нее, с такой внешностью, вряд ли кто позарится, и эта неказистая внешность убережет ее от греха. Единственное условие, которое Джавад поставил дочери, – никакого интерната. Айбала должна была каждый день возвращаться домой до темноты, поэтому зимой ей часто приходилось пропускать последние два урока, чтобы успеть подняться по горной дороге до того, как на аул опустится сумрак. Каждое утро она вставала в пять часов, съедала лепешку и пускалась в обратный путь, в хорошую погоду занимавший около двух часов. Уроки начинались в восемь, а перед этим нужно было успеть позавтракать в школьной столовой, где давали горячую кашу с кусочком масла или овечьего сыра.
В четырнадцать лет Айбала получила аттестат о неполном среднем образовании, отдала его отцу и с тех пор о нем не вспоминала. Первое время она скучала по урокам и книгам, которые раньше приносила домой на каникулы из библиотеки. Но достать книги в ауле было невозможно, а его пределов она больше не покидала.
С окончанием школы Айбала вновь стала принадлежать только семье. С каждым днем воспоминания об уроках и полученных на них знаниях становились все более размытыми, вытесняясь круговертью повседневных забот. Первыми стерлись из памяти непонятные и бесполезные математические формулы, потом даты исторических событий, сложные словосочетания русского языка, основы черчения… Остались только знания, полученные на уроках биологии, которую Айбала любила больше даже, чем аварский язык и литературу. Она хранила тетрадки по биологии в коробке из-под консервов, выпрошенной у Коркмаса Сулейманова. Иногда, когда в комнате не было Меседу, Айбала пересматривала свои записи с пометками на полях и рисунками лекарственных растений, неумело скопированными из учебника. Она мечтала, как летом уйдет в горы, поднимаясь все выше и выше по пастушьим тропам, с холщовой сумкой на плече, в которую будет складывать полезные травы, о которых она узнала от учительницы биологии. Но отец нипочем не отпустил бы ее в горы одну, так что это были только мечты.
Айбала понимала, что мать передаст ей свое ремесло независимо от ее желания, и не видела смысла в бесплодных размышлениях о том, хочет ли она стать повитухой. В конце концов, это было не такое уж сложное дело. За четыре года Айбала видела достаточно родов и хорошо помнила последовательность действий матери, вот только ребенка она еще ни разу сама не принимала.
За всю свою многолетнюю практику Шуше еще не сталкивалась с испытанием, которое в эту ненастную ночь ниспослал ей Аллах. Если у нее не получится перевернуть ребенка в утробе Фазилат, оба погибнут: плод от удушья, а роженица – от болевого шока или кровопотери. Ребенок не просто лежал ножками вперед, а расположился по диагонали. Если бы ее позвали раньше, до того, как у Фазилат отошли воды, Шуше могла бы успеть задать ребенку правильное положение, используя наружные методы воздействия на плод, которые она применяла довольно успешно, даже если малыш попадался упрямый и не хотел сам переворачиваться (обычно это были мальчики, девочки перед родами послушно опускались головой вниз). Но теперь, в активной стадии родов, когда околоплодный пузырь лопнул и шейка полностью раскрылась, ситуация усложнилась. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы ручка плода выпала в родовые пути и застряла там. На фоне усиливающихся схваток матка могла разорваться. Ребенка нужно было срочно переворачивать и выводить ножками вперед.
