«Мы шли по огненной земле, под огненным небом, между огненных стен».
Только лишь в Кремле пожара не было, вокруг вся Москва горела. Наполеон отправился в загородный Петровский замок, где находился до 20 сентября, пока пожар не закончился.
Французские солдаты, несмотря на наполеоновский запрет не заниматься грабежами и мародерством, воспользовавшись хаосом, все же вламывались в дома и лавки и вытаскивали оттуда все, что возможно, прикрываясь тем, что спасают вещи из пожара. Ресурсы Москвы, как точно заметили французы, неисчислимы: в домах провизии на 8 месяцев, вино в изобилии. Поэтому большинство солдат императорской армии перепились и разлеглись прямо на улицах. Другие же части армии, пока Наполеон отсутствовал в Кремле, защищали эту крепость от проникновения русских. Каждые открытые ворота охранялись 100 солдатами гвардии, в самих воротах стояли по двое часовых. Был указ: «не позволять входить никакому русскому в Кремль под каким-либо предлогом, даже если он в сопровождении офицера. Если же, вопреки инструкции, какой-либо русский попытается проникнуть в крепость, открывать по нему огонь».
Наполеон, конечно, как и многие французы, совсем не мог понять, зачем русские подожгли Москву. Он говорил:
«Чтоб причинить мне временное зло, разрушили созидание многих веков».
Но ему не дано было осознать бескомпромиссный русский характер в духе «так не доставайся же ты никому». Пожар причинил Москве колоссальный вред. В огне погорело 3/4 Первопрестольной. Из почти 9100 жилых домов выгорело больше 6500. Из 329 церквей сгорело 122, множество дворцов. Сгорела библиотека Московского университета, как и само здание университета, библиотека Бутурлина в Лефортове, сгорели множество картин из собрания Алексея Орлова в Донском монастыре, много ценнейших исторических документов, как, например, известное всем «Слово о полку Игореве». Это все вывозить не стали. Оставили, наверное, на удачуу: если повезет, то уцелеет. Но об этом тогда мало кто думал. Люди жгли все, уничтожали для того, чтобы создать французам невыносимые условия.
20 сентября пожар закончился. Наполеон вернулся в Кремль и попытался нормализовать жизнь старой столицы, насколько это, конечно, было возможно. Все его обещания своей армии, что зиму они перезимуют в теплых московских квартирах, теперь, после 7-дневного пожара, казались невыполнимыми. Москва – это пепелище. Французы устраивались где могли. Церкви, которые менее всего пострадали от пожара, были переделаны в казармы и конюшни, оттуда постоянно доносилось ржание лошадей и мат солдат императорской армии. Несмотря на новые наполеоновские запреты – с окончанием пожара прекратить и мародерство, в городе грабежи уже обрели стихийную силу и слабо подвергались контролю. В Донском монастыре, например, французы пошли еще дальше. Они не только требовали от монахов золото и серебро, но и раздевали их, пока те не отдадут желаемое, а в Архангельском соборе[9] французы спускались с факелами в подземелье и переворошили все гробы и кости в поисках драгоценностей.
Наполеон несколько дней пытался установить порядок в городе. И наконец ему это удалось. Он даже пытался наладить отношения с оставшимися в городе жителями Москвы. Поощрял торговлю, разрешил богослужения в честь императора Александра I. Москвичей было не купить. Они не желали идти ни на какой контакт. До развязки оставалось недолго. Но тогда Наполеон всеми силами старался показать, что обосновался в Москве основательно. Руководил делами своей большой Империи из Москвы, подписывал различные указы. Но это была только видимость. Жить в Москве становилось невыносимо. Никаких удобств, сентябрь скоро сменялся октябрем. А запасы, которые поначалу казались французам неисчислимыми, частью своей сгорели, а частью разворованы.
Нужно было решать вопрос о мире окончательно и бесповоротно. Наполеону подобное, конечно, непривычно. Обычно у него просили мира, а здесь он оказался в совершенно противоположной ситуации. Он уже больше недели торжествует в Москве, а русский император Александр I так и не дал о себе знать. Наполеон еще 18 сентября устно, через одного московского генерала обратился к царю с предложением заключить мир, но ответа не последовало, 21 сентября он отправил Александру Павловичу письмо, которое он даже не раскрыл, а направил это письмо к Кутузову, чтобы его вернули обратно французам.
Через две недели ожиданий вестей от Александра Наполеон 4 октября предпринял третью попытку достучаться до русского императора, но снова не получил ответа. Он был в ярости и уже собирался уводить армию из Москвы в ближайшие дни. Видя, что в Москве ему ничего не светит, в голове Наполеона даже созрел план наступления на Петербург. Различным корпусам отдали приказ держаться наготове. Ведь после отступления Кутузова к Калуге весь север фактически был открыт для французов. Другие же французские генералы, когда узнали, где на самом деле расположилась русская армия, наоборот, настаивали идти с боем на Кутузова, чтобы нанести ему последний удар, завладеть Тулой и Калугой[10], и обеспечить себе короткий и безопасный путь отступления к Смоленску. Но этому не суждено было сбыться.
Армия Наполеона стала варварской, напоминая азиатских завоевателей. А сам Наполеон, покидая Москву, видимо, мстя за совсем не теплый прием, решил уничтожить то, что осталось. 20 октября, двигаясь к Малоярославцу, он отдал приказ о разрушении Москвы:
«22-го или 23-го, к 2 часам дня, предать огню склад с водкой, казармы и публичные учреждения, кроме здания детского приюта. Предать огню дворцы Кремля. Все ружья разбить в щепы, разместить порох под всеми башнями Кремля. А также позаботиться о том, чтобы оставаться в Москве до того времени, пока сам Кремль не будет взорван».
Вот так уходила из Москвы Великая армия Наполеона. Они пришли в Москву как цивилизованные европейцы, а уходили деморализованные, поникшие и абсолютно неуверенные в себе. Уже на острове Святой Елены, где Наполеон провел остаток своих дней, он вспоминал:
«В 1812 году, если бы русские не приняли решения сжечь Москву, решения неслыханного в истории, и не создали бы условия, чтобы его исполнить, то взятие этого города повлекло бы за собой исполнение миссии в отношении России. Мир в Москве означал бы завершение моей военной экспедиции».
Наполеон, конечно, не был готов лицом к лицу столкнуться с теми методами борьбы, на которые могли пойти и пошли русские. Эта война, которую он так блестяще начал, сулила в конце неминуемое фиаско. Там же, на острове Святой Елены, он сказал: «Я должен был умереть в Москве!»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.