Если состязание грозит стать нешуточным, вызов, передаваемый оскорбленным, должен стать серьезным и другой игрок должен ясно отказаться дать удовлетворение. Когда налицо обе эти реакции, они вместе ретроспективно трансформируют смысл первоначального оскорбления, делая его началом того, что иногда называется «схваткой». Это всегда двустороннее действие, в отличие от «инцидента», в центре которого может быть только один человек. Результат — моральное сражение, в котором можно потерять или приобрести качества характера[231]. Схватки вовлекают в действие саму жертву на всех фазах процесса. В этом суде истец вынужден поступать и как судья, и как палач. Как вообще характерно для действия, здесь лишенный помощи человек является эффективной единицей организации.

Очевидно, что смысл этих различных ходов вытекает отчасти из ориентации, которую игрок в них привносит, и толкования, которое он им придает ретроспективно[232]. Следовательно, в определении ситуации будут расхождения, и будет необходима определенная степень взаимного согласия, прежде чем развернется настоящая схватка.

В нынешнем мире, когда схватка действительно происходит, состязание характеров обычно следует немедленно, если оно вообще имеет место. Однако в мифах и ритуалах стороны часто расходятся, чтобы вновь встретиться в назначенном месте, добровольно идя на свидание с судьбой, телесное и характерологическое. В обоих случаях свидетели необходимы, и они должны тщательно воздерживаться от вмешательства. (При этом условии состязание получает репутацию «честного», как достойная сцена для игры характеров.)

Когда схватка перерастает в состязание, характерологические последствия игры могут раскрываться по-разному и совсем не обязательно ограничиваются условием «нулевой суммы».

Одна сторона может потерпеть явное поражение на основе свойств характера: человек докажет, что все время блефовал и на самом деле не готов выполнить свои угрозы; или он может оробеть, броситься наутек, сбежать, оставляя своего противника в удобной позиции, где не требуется показывать, насколько серьезно тот был готов пройти через состязание; или игрок терпит крах в качестве соперника, унижается и молит о пощаде, разрушая свой собственный статус как человека с характером, причем подразумевается допущение, что далее он ничего не будет стоить в качестве соперника и не будет подходящим объектом нападения.

Обе стороны могут подтвердить свою честь и твердый характер. Этот исход дальновидно предусматривался, видимо, в большинстве формальных дуэлей чести и представлял собой замечательное достижение, позволявшее обычно избежать даже ранений.

Возможно, что обе стороны проиграют или же одна сторона понесет потерю, а другая при этом мало что приобретет. Так, идеальное состязание характеров — «таран лоб в лоб» — может завершиться тем, что обе машины свернут, ни одна не свернет или одна свернет так рано, что принесет бесчестье своему водителю, но не сделает чести противнику[233].

Очевидно, что характерологический исход состязания в полной мере независим от того, что может рассматриваться как «очевидный» результат драки. Более слабый игрок может храбро отдать все своей безнадежной ситуации и затем проиграть отважно, или гордо, или нагло, или изящно, или с ироничной улыбкой на губах[234]. Подозреваемый в преступлении может сохранить свое хладнокровие перед лицом изощренных методов, используемых командой полицейских следователей, и позже выслушает обвинительный приговор суда, не дрогнув. Далее, честный игрок может жестоко страдать, в то время как его противник опускается до бесчестных, но действенных методов, в результате чего дуэль проиграна, но характер завоеван. Аналогично, индивид, противопоставляющий себя слабому противнику, может приобрести характер задиры благодаря самой победе в этом матче. А забияка, который соглашается на ничью, на самом деле терпит поражение, как это показывает недавняя история, произошедшая в Сан-Франциско, Калифорния:

Точно так же как ход действия подвергается интерпретации, так и характерологический исход может по-разному прочитываться разными участниками. В переговорах между странами, например, не может возникнуть однозначный критерий согласия относительно того, кто победил, а кто проиграл[236]. В некоторых случаях оценка может быть настолько гибкой, что каждая сторона придерживается собственной точки зрения на конечный результат. Таким образом, некоторые сражения между соперничающими уличными бандами заканчиваются с ощущением у обеих групп, что они победили[237]. Этот вид самомнения облегчается путем различного сочетания заботы о физическом или демонстрируемом исходе, позволяя одной команде подчеркивать выигранные очки за первичные качества, а другой — за свойства характера.

Ковбой в дуэли на кнутах особенно обращает внимание на сотрудничество и уважение правил, требующиеся от всех участников, чтобы игра успешно формировала и испытывала характер. Оба участника должны относиться к игре серьезно; оба, как предполагается, должны быть доступными, добровольно предаваясь игре. Во время боя, если герой обнаруживает у себя даже легкое преимущество, он должен презрительно отказаться от него, так ограничивая себя средствами выявления этого, чтобы не оставить злодею способов увильнуть от проявления его характера, что и происходит в итоге. И, выиграв вызов или дуэль, герой может повернуться спиной к противнику, зная, что раз установленному превосходству не будет вновь немедленно брошен вызов и что, в любом случае, постоянная забота об этом не возводится в ранг достоинства[238].

С учетом этих предположений о динамике игры характеров коротко рассмотрим некоторые ее следствия.

Индивид, избегающий судьбоносных событий, должен был бы избегать схваток или ускользать невредимым из тех, которых нельзя избежать, будь он обидчиком или обиженным. Почти все так делают, хотя о кайзеровских офицерах говорили, что они делали это с трудом. Даже Казанова, который, согласно его собственным описаниям, был грозным фехтовальщиком и джентльменом с сильным характером, признавался в таком избегании, комментируя его в эпизоде, когда честь принуждала его к дуэли с незнакомцем: