Еще одно средство контроля за событийностью, почти столь же активно используемое, как физическая забота, иногда называют предусмотрительностью: это ориентация на долгосрочные цели, выраженные через действия, обладающие очень небольшими, но накапливающимися долговременными последствиями. Примером служат действия по созданию сберегательных счетов, стремление к повышению по службе и профессиональный рост путем постепенного обучения. Поднятие на ноги большой семьи также может служить примером. Здесь важно то, что в любой отдельный день усилиями, обеспечивающими лишь небольшой прирост, можно пожертвовать с небольшой потерей для целого. Это четко выражено в кальвинистском подходе к жизни: как только человек делит свою ежедневную деятельность на ту, что не имеет следствий, и ту, что является маленьким вкладом в будущее, ничто в его жизни не может отклониться от правильного пути.
Другое стандартное средство защиты себя от судьбоносности — это перестраховка в любой форме. Например, хозяева тратят деньги на свечи и запасные предохранители на случай отключения электричества, водители — на запасные покрышки, и все взрослые — на медицинское страхование. Таким образом, цена возможной неприятности может быть легко растянута на всю жизнь индивида, «конвертируя большие случайные потери в меньшую фиксированную плату»[132].
Системы вежливости и этикета также могут рассматриваться как формы страхования против нежелательной судьбоносности, на этот раз в связи с личным оскорблением, которое один человек может непреднамеренно нанести другому. Надежное управление взаимодействием лицом к лицу особенно зависит от этого способа контроля.
Заметим, что доступность и одобряемость мер по снижению риска создают новые непредвиденные обстоятельства, новые основания для тревоги. Когда в течение отрезка времени, который должен проходить без событий, происходит непредвиденное неприятное событие, которое распространяется за пределы текущего момента и затрагивает будущее индивида, он сталкивается с двойной потерей: первоначальная потеря плюс его появление перед собой и другими в качестве потерпевшего неудачу в осуществлении интеллектуального контроля, разновидности «заботы», которая позволяет разумным людям минимизировать опасность и избежать угрызений совести.
Таковы некоторые средства — в основном избегающего плана, — посредством которых индивид достигает реалистичного совладания с судьбоносными ситуациями. Теперь рассмотрим другой вопрос, который легко спутать с этим, — защитное поведение.
Предвосхищаемая судьбоносная активность порождает тревогу и возбуждение. Вследствие этого предполагается, что ценность того, что ставят на кон, и ценность самой игры совершенно различны. Предполагается также, что человек часто испытывает угрызения совести, если происходит что-то нежелательное, вероятность чего он не сумел уменьшить, и разочарование, если не происходит что-то желательное, совершение чего он не смог обеспечить. Любая практика, управляющая аффективными реакциями, порождаемыми судьбоносными ситуациями (такими реакциями, как тревога, угрызения совести и разочарование), может быть названа защитой[133].
Сдвиг нашего рассмотрения с управления судьбоносностью на управление порождаемым ею аффективным состоянием требует от нас снова вспомнить фазы игры. Ибо на самом деле часто складываются ситуации, когда на фазы игры, объективно не имеющие последствий, реагируют с ощущением, что они судьбоносны. Например, собираясь вскрыть письмо с результатами экзамена, индивид может испытывать возбуждение и тревогу настолько, что прибегает к маленьким ритуалам умиротворения и контроля, прежде чем опустить глаза на столь важную новость. Или когда медсестра подходит к человеку с информацией о самочувствии его жены или сообщает пол его новорожденного ребенка, он может чувствовать, что это судьбоносный момент; то же он чувствует и когда сотрудник больницы возвращается с данными биопсии, говорящими, злокачественна или доброкачественна его опухоль. Однако реально эти моменты являются не судьбоносными, а просто раскрывающими. Во всех этих случаях судьба человека определилась раньше, чем он узнал новости, он только получил информацию о том, что уже было в силе, о том, с чем в этот день уже ничего нельзя было поделать. Открывание письма или анализ результатов биопсии не могут породить или определить реальность, а могут только раскрыть то, что уже возникло[134].
Раскрытие может вызвать возбуждение и беспокойство о дальнейшей судьбе; их же может породить и завершение (то есть случаи, когда наконец выполнено то, что уже было детерминировано определенным образом). Так, в современной Европе последняя прогулка приговоренного к высшей мере не является судьбоносной, даже несмотря на то, что каждый шаг приближает его к смерти. Его казнь просто драматична, судьбоносным же был суд. В XVIII в., когда выносилось много смертных приговоров, но большинство из них затем смягчалось, суд был не настолько судьбоносен, как в последовавший за этим период. Конечно, в последнее время вместе с публичными выступлениями против смертной казни период после суда снова стал ощутимо судьбоносным.
Теперь мы можем, хотя бы вкратце, рассмотреть защиты, чтобы связать эту широко обсуждаемую тему с предметом данной работы.
Быть может, наиболее очевидный тип защиты — тот, который объективно совсем не влияет на судьбу, как в случае суеверных ритуалов. Примером может служить описание поведения боксеров.
Так как многие схватки непредсказуемы, у боксеров обычно есть суеверия, служащие для создания у них уверенности и чувства защищенности. Иногда менеджеры и тренеры используют эти суеверия для контроля над бойцом. Одни верят, что обязательно побеждают, съедая определенную пищу, потому что эта пища придает силу, другие надевают ту же форму, в которой выиграли свой первый бой (один из спортсменов, выходя на ринг, накидывал индейское одеяло); многие имеют талисманы или приписывают особую важность выходу на ринг после противника; некоторые считают, что если женщина наблюдает тренировку — это приносит несчастье. Один боксер, чтобы продемонстрировать, что он не суеверен, проходил под лестницей перед каждым боем, пока это само не стало магическим ритуалом. Соответственно этому, многие укрепляют свою религиозность и хранят Библию в своих шкафчиках (один боксер держал четки в своей перчатке; если он терял четки, то проводил утро перед боем в церкви). Хотя суеверные установки могут приходить из местной или этнической культуры, они усиливаются среди боксеров, будь то белые или черные, начинающие или чемпионы[135].
Игроки в азартные игры демонстрируют подобные же, если не более, религиозные суеверия[136].
Ясно, что любые реальные практические действия, направленные на избегание или снижение риска, — любое совладание — должно, вероятно, в качестве побочного эффекта иметь снижение тревоги и угрызений совести, короче, выполнять защитные функции. Человек, хладнокровно прибегающий к матрице теории игр, сталкиваясь с жизненно важными решениями, сводит болезненный риск к рассчитанному. Его сознание организовано так, что привносит душевный покой. Подобно опытному хирургу он может чувствовать, что делает все, что в человеческих силах, и, следовательно, может ожидать результата, не испытывая боли и чувства вины. Подобным образом, ясное признание различия между фазами игры — детерминацией, раскрытием и завершением — может помочь человеку справиться с тревогой, продуцируемой в ходе деятельности, выполняя тем самым защитные функции.
Не удивительно, что если причина снижения детерминирующей силы текущей ситуации не обнаруживается сама, ее можно пытаться найти, а если найти не удается, то можно вообразить. Так, например, мы находим, что локально детерминированные события могут интерпретироваться как следствия предшествующей детерминации. Версия этого «защитного детерминизма» обнаруживается в вере в судьбу, предопределенность, рок — представление о том, что основные исходы, касающиеся человека, уже предписаны и человек не в силах улучшить или ухудшить свои шансы. Иллюстрацией служит солдатский афоризм: «Я не подорвусь на мине, пока моя песенка не спета, так зачем беспокоиться»[137].
