Далее, приняв как данность, что другие, по всей вероятности, будут сверять более контролируемые элементы поведения человека с менее контролируемыми, можно ожидать, что иногда индивид попытается извлечь выгоду из самой этой вероятности, так направляя впечатления от своего поведения, чтобы они воспринимались информационно надежными[8]. Например, будучи допущенным в тесный социальный кружок, участвующий наблюдатель может не только сохранять приемлемый внешний вид во время выслушивания информанта, но и постараться сохранять такой же вид при наблюдении информанта, разговаривающего с другими. Тогда наблюдателям наблюдателя будет не так легко раскрыть, какова его действительная позиция. Конкретную иллюстрацию этому можно подобрать из жизни на Шетландских островах. Когда к местному жителю заглядывает на чашку чая сосед, последний, проходя в дверь дома, обычно изображает на лице, по меньшей мере, подобие теплой ожидаемой улыбки. При отсутствии физических препятствий вне дома и недостатке света внутри его обычно имеется возможность наблюдать приближающегося к дому гостя, самому оставаясь незамеченным. Нередко островитяне позволяли себе удовольствие любоваться, как перед дверью гость сгоняет с лица прежнее выражение и заменяет его светски-общительным. Однако некоторые посетители, предвидя этот соседский экзамен, машинально принимали светский облик на далеком расстоянии от дома, тем обеспечивая постоянство демонстрируемого другим образа.

Такого рода контроль над частью индивидуальности восстанавливает симметрию коммуникационного процесса и подготавливает сцену для своеобразной информационной игры — потенциально бесконечного круговращения утаиваний, лживых откровений, открытий и переоткрытий. К этому следует добавить, что поскольку другие будут, скорее всего, довольно беспечно относиться к неуправляемым элементам в поведении индивида, то этот последний, контролируя их, сможет многое приобрести. Другие, конечно, могут почувствовать, что он манипулирует якобы стихийными аспектами своего поведения, и усмотреть в самом этом акте манипуляций некий теневой момент в его поведении, который он не сумел проконтролировать. Это дает нам еще одну проверку поведения индивида, на этот раз — его предположительно нерассчитанного поведения, тем самым вновь восстанавливая асимметрию коммуникационного процесса. Отметим попутно, что искусство проникновения в чужие розыгрыши «рассчитанной нерасчетливости», по-видимому, развито лучше нашей способности манипулировать собственным поведением, так что независимо от количества шагов, сделанных в информационной игре, зритель, вероятно, всегда будет иметь преимущество над действующим, и первоначальная асимметрия процесса коммуникации, похоже, сохранится.

Допуская, что индивид планирует определение ситуации, когда появляется перед другими, мы должны также видеть, что эти другие, какой бы пассивной ни казалась их роль, будут и сами успешно направлять определение ситуации благодаря своим ответным реакциям на действия индивида и всевозможным начинаниям, открывающим ему новые пути действия. Обычно определения ситуации, проецируемые несколькими разными участниками, достаточно созвучны друг другу, так что открытые противоречия случаются редко. Это вовсе не означает, что когда каждый участник чистосердечно выражает то, что он действительно чувствует, и честно соглашается с выраженными чувствами других присутствующих, там непременно возникнет своего рода консенсус. Этот род гармонии есть оптимистический идеал и вовсе необязателен для слаженной работы общества. Скорее, от каждого участника взаимодействия ждут подавления своих непосредственных сердечных чувств, чтобы он передавал лишь такой взгляд на ситуацию, который, по его ощущению, будут в состоянии хотя бы временно принять другие. Поддержанию этого поверхностного согласия, этой видимости консенсуса помогает сокрытие каждым участником его собственных желаний за потоком высказываний, утверждающих ценности, которым любой присутствующий чувствует себя обязанным клясться в верности, хотя бы на словах. Кроме того, обычно приходится считаться и со своеобразным разделением труда при определении ситуации. Каждому участнику позволительно устанавливать пробные авторизованные правила отношения к предметам, жизненно важным для него, но напрямую не затрагивающим других, например, к рациональным объяснениям и оправданиям своей прошлой деятельности. В обмен за эту вежливую терпимость он молчит или избегает тем, важных для других, но не столь важных для него. В таком случае мы имеем своего рода modus vivendi[9] во взаимодействии. Участники совместно формируют единственное общее определение ситуации, которое подразумевает не столько реальное согласие относительно существующего положения дел, сколько реальное согласие относительно того, чьи притязания и по каким вопросам временно будут признаваться всеми. Должно также существовать реальное согласие о желательности избегать открытого конфликта разных определений ситуации[10]. Этот уровень согласия можно называть «рабочим консенсусом». Надо понимать, что рабочий консенсус, установившийся в одной обстановке взаимодействия, будет совершенно отличаться по содержанию от рабочего консенсуса, сложившегося в иной обстановке. Так, между двумя друзьями за обедом поддерживается взаимная демонстрация привязанности, уважения и интереса друг к другу. В другом случае, например в сфере услуг, сотрудник заведения тоже может поддерживать образ бескорыстной увлеченности проблемой клиента, на что клиент отвечает демонстрацией уважения к компетентности и порядочности обслуживающего его специалиста. Но независимо от таких различий в содержании, общая форма этих рабочих приспособлений одинакова.

Учитывая тенденцию отдельного участника принимать заявки на определение ситуации, сделанные другими присутствующими, можно оценить ключевую важность информации, которой индивид первоначально обладает или которую приобретает о своих соучастниках, ибо именно на базе этой исходной информации индивид начинает определять ситуацию и выстраивать свою линию ответных действий. Первоначальная проекция индивида заставляет его следовать тому, кем он полагает быть, и оставить всякие претензии быть кем-то другим. По мере того как взаимодействие участников развивается, в это первоначальное информационное состояние, разумеется, вносятся дополнения и модификации, но существенно, что эти позднейшие изменения без противоречий соотносятся с первоначальными позициями (и даже строятся на них) отдельных участников. Похоже в начале встречи индивиду легче сделать выбор относительно того, какую линию обхождения распространять на других присутствующих и какой требовать от них, чем менять принятую однажды линию, когда взаимодействие уже идет полным ходом.

В обыденной жизни тоже, конечно, встречается ясное понимание важности первых впечатлений. Так, рабочая сноровка занятых в сфере услуг часто зависит от способности захватывать и удерживать инициативу в отношениях, возникающих при обслуживании клиентов — способности, которая требует тонкой агрессивной тактики со стороны обслуживающего персонала, если его социо-экономический статус ниже статуса клиента. У. Уайт поясняет это на примере поведения официантки: