А теперь комбат дал новое задание. Сможет ли Альфа с грузом переплыть реку? Уж очень течение быстрое.

Первушкин закрепил на спине собаки брезентовый вьюк и положил в него несколько газет. Альфа переплыла с вьюком реку и доставила газеты в первую роту. Первушкин пошел к комбату и доложил:

– Товарищ майор, испытание сделано. Можно назначить Альфу почтальоном. Думаю, справится.

Улыбнулся комбат:

– Хорошо. Давайте. Только не нагружайте ее помногу. Как бы не утонула.

– Будьте покойны, товарищ майор. Она у меня будет делать по расписанию два рейса в день. Аккуратно доставит.

На другой день Первушкин ранним утром послал Альфу в первый рейс с газетами. Альфа реку переплыла и, прыгнув в траншею, побежала по извилистому пути к вожатому. Но Коробкова на старом месте не оказалось. Собака понюхала землю и устремилась по ходу сообщения дальше. Солдаты попытались остановить связную собаку: «Альфа, Альфа, стой!» Но она увернулась от них и даже оскалила зубы. Солдаты отстранились от собаки и поругали ее:

– Вот злюка! Ученая, а некультурная…

Альфа не обращала на них внимания. Она нюхала землю и шла по траншее вперед. Траншеи солдаты по ночам копали – по направлению к противнику, и сейчас Коробков находился в самом отдаленном ответвлении.

Альфа разыскала хозяина. Коробков обрадовался, погладил собаку и ласково сказал:

– Хорошо, Альфа, хорошо.

И угостил ее сахаром.

Вынув из вьюка газеты, Коробков роздал их солдатам.

– А когда же она письма принесет? – спрашивали все.

– Сегодня вечером.

– А как же она нашла тебя по следам? Ведь следов-то много.

Коробков улыбнулся:

– Простая хитрость: подошвы я смазал рыбьим жиром и этим усилил запах своих следов. Вот Альфа и нашла меня!

Вечером Первушкин завернул пачку писем в парусину и вложил в брезентовую сумку вьюка. Надо было сберечь их от воды. Письма были в разных конвертах – и в серых, и в желтых, и в синих, и простыми треугольниками.

И в каждом из них своя жизнь, своя тоска и надежда.

По команде «Пост! Пост!» Альфа побежала знакомым маршрутом. Сначала она бежала через кусты, потом поплыла. Вражеские снаряды рвались на обоих берегах реки, где располагались наши войска. Иногда снаряды падали в реку, и вверх взлетала высоким фонтаном грязно-бурая вода. Аль фа привыкла к этим взрывам, и как бы близко они ни появлялись, она не изменяла своего маршрута.

Альфа вылезла из воды и, отряхиваясь, побежала по берегу к окопам. В это время недалеко от нее разорвалась мина, и многочисленные осколки мгновенно взборонили землю. Альфа взвизгнула и упала на живот – будто ей подсекли ноги. Песок под ней окрасился кровью.

Коробков поджидал своего почтальона и часто выглядывал из траншеи – посматривал по направлению к реке. Здесь пролегает линия связи. Вон там, около песчаного холмика. Альфу уже можно было увидеть. «Как бы под огонь не попала… – тревожно думал Коробков. – Она ведь с письмами…»

И вот Коробков увидел своего почтальона. Собака шла медленно, покачиваясь, иногда приседала, ложилась и пыталась ползти.

Коробков вылез из траншеи и пополз навстречу собаке.

– Альфа, ко мне! Ко мне! Альфа! Ползи!

Собака слышала призыв хозяина, скулила, скребла лапами песок и не могла сдвинуться с места. Коробков дополз до собаки, схватил ее за вьюк и потащил за собой в окоп.

– Тихо, Альфа, хорошо, Альфа… – приговаривал Коробков, успокаивая собаку.

За ней оставался кровавый след.

Втащив Альфу в окоп, Коробков сбросил с собаки вьюк и начал торопливо перевязывать раны. Раны были на всех ногах, а на правой задней перебита кость. Два солдата помогали Коробкову перевязывать раны, а другие протягивали ему свои перевязочные пакеты и говорили:

– На́, на́, Коробков, перевязывай скорее, а то кровью изойдет. Вот молодчина: раненная, а письма принесла.

После перевязки ран Коробков роздал солдатам письма. Солдаты с радостным оживлением благодарили:

– Спасибо, Коробков, спасибо.

А потом все предлагали Альфе галеты, сало и сахар, но она отворачивалась от соблазна и посматривала на Коробкова так, словно хотела спросить: «Можно ли взять?» – Ишь какой привередливый твой почтальон, – сказал один солдат, – от такого угощения отказывается…

– Не привередливая, а дисциплинированная, – пояснил Коробков, – она из чужих рук не должна брать пищу.

Ночью на резиновом поплавке переправили Альфу через реку и привезли к нам в лазарет. Мы удалили из тела собаки осколки, а на перебитую ногу наложили гипсовую повязку.

Через месяц Альфу вернули в строй. На задней ноге у нее осталась костная мозоль, но Альфа не хромала и бегала хорошо.

После этого и прозвали ее «аккуратный почтальон».

Как-то мы с Мишей Владимировым возвращались из передовых частей к себе, во второй эшелон дивизии. Я ехал на своем верном Соколе, а фельдшер – на Гнедке, быстроходном маленьком иноходце. Едем мы с Мишей легкой рысцой и вдруг замечаем: в полукилометре от нас по склону высотки бежит волк. «Наверно, спугнули его снарядом из логова – вот он и удирает теперь подальше от огня, в тыл…» – подумал я. Но бежит зверь как-то странно: медленно и зигзагами, иногда покачивается и приседает. Хвост поленом волочит, и голова опущена до земли.

– Владимиров, за мной! – крикнул я, и мы полной рысью помчались наперерез волку.

На ходу я выхватил пистолет из кобуры. Подскакиваем ближе, осаживаем коней. Это оказалась собака овчарка, похожая, как известно, на волка.

Спрятал я в кобуру пистолет и крикнул громко, властно:

– Стой!

Собака вздрогнула и остановилась. Повернула голову и покосилась на нас правым открытым глазом. Вся морда у нее была в крови, левый глаз затек кровью, а полуоторванное левое ухо свисало вниз. На шее – кожаный ошейник.

Я спрыгнул с коня и подошел к раненой собаке. Она дрожала.

– Миша, кажется, это Альфа…

Поглаживая собаку по спине, я приговаривал тихо и ласково:

– Альфа, спокойно… Ложись.

Собака легла, и дрожь у нее стала затихать. Лошади таращили на собаку глаза и тревожно фыркали. Все животные пугаются и волнуются, когда чуют кровь.

Успокоив собаку, я приказал:

– Владимиров, сумку!

Через плечо у фельдшера висела большая кожаная сумка, в которой находилось все необходимое для оказания первой помощи раненым животным: бинты, вата, хирургические инструменты и некоторые лекарства.

Да, то была Альфа – «аккуратный почтальон». Мы узнали ее по костной мозоли на правой задней ноге.

Мы расстелили на земле попону и положили на нее своего пациента. Ноги связали бинтом, а на челюсти наложили петлю. Это страховка, чтобы во время операции собака не могла укусить. Владимиров придерживал Альфу. Осторожно тампонами я снял с морды свернувшуюся кровь. Мы опасались, что у нее повреждены череп и левый глаз, но наши опасения не оправдались. Видно, небольшой острый осколок, словно лезвие безопасной бритвы, чиркнул по голове и разрезал кожу лба наискосок от правого уха к левому глазу. Здесь он рассек надбровную дугу, но не затронул глаза.

А другой осколок оторвал наполовину левое ухо.

Рану мы зашили шелковой ниткой. И ухо пришили. После этого забинтовали голову, оставив два окошечка для глаз.

Во время операции собака иногда вздрагивала и повизгивала. Когда же мы ее развязали, она встала, потянулась, будто расправляла уставшее тело, и замотала головой.

– Что, Альфа? Неловко? – спросил я.

Собака наклонила голову и попыталась лапами сорвать повязку.

– Альфа, нельзя! Фу! – крикнули мы разом с Мишей.

Собака послушалась.

– Надо теперь проследить за ней, – сказал я Владимирову, – а то она испортит нам все послеоперационное лечение.

Владимиров сел в седло, а я на руках подал ему Альфу.

Гнедок покосился на нее и фыркнул. Миша положил собаку поперек седла впереди себя и обхватил ее руками. Альфа прильнула к нему и как будто задремала.