Яростно ударил по оставшимся врагам Сигмонд со своими неожиданными союзниками и вскоре не осталось в живых никого из клана Скорены, кроме самого лорда. Наполнилось страхом его сердце, поворотил он коня, чтобы бегством спастись от нименуемой смерти. Вращая мечем, пробивался он к выходу из ущелья на вольный степной простор, где не настигнут его коня пешие враги. Бросился ему наперерез один из храбрых воинов клана Волчицы, да рыцарь могучим ударом разрубил его, освобождая дорогу к спасению. Но замешкался лорд, далеко прыгнул Сигмонд и метнул свой незнающий промаха сай. Глубоко в спину, пробивая кожанные доспехи, вошел граненый кинжал. Зашатался в седле пораженный Скорена, попустил поводья. А Сигмонд уже рядом. Взмахнул своим страшным окровавленным мечем и отсек вражью голову.

Ликующим криком разразились Сыновья Серой Волчицы, радостно закричала Гильда, запрыгала хлопая в ладоши — уж не чаяла она живой выйти из этой битвы, да еще с такою славной победой. Молчаливо снял забрызганный вражеской кровью шлем Сигмонд. Отер пот. — Да вовремя подоспела неожиданная подмога. А Гильда уже бежала к своему витязю принять из усталых его рук боевой шлем да славный меч. Надо было и сай вынуть из мертвого тела Скорены. Много сейчас забот, а важнее всего цел ли витязь, не ранен ли? Пойди догадайся в чьей крови он с ног до головы залит.

Восторженно глядели на несокрушимого ратоборца сыны Волчицы, рассматривали убитых, качали головами от изумления. Неспешно, как приличествует возрасту и чину спускался на дорогу старый Ингренд. Подошел к Сигмонду, поклонился.

— Приветствую тебя, о высокородный витязь с Кроличьей Лапкой. Славные дни твои да будут долгими, как степные дороги.

— Приветствую и тебя, славный Ингренд, — в свою очередь поклонившись отвечал Сигмонд, уже знакомый с приветственным ритуалом, скрывая неприятное изумление перед услышанным новым прозвищем. — Ну и дела, зачем я эту дурацкую лапку еще в лесу не выбросил, ходи теперь с таким дурным прозвищем. Нет бы какой Соколиный Глаз или Ястребиный Коготь, а то, тьху — Кролик. — Но продолжал уже обыденным тоном:

— Спасибо за помощь. Сам не знаю как управился бы.

— Не тебе благодарить нас, о витязь с Кроличьей Лапкой — мы в долгу у тебя. — Отвечал Ингренд. Все его люди собраись позади предводителя. Лица их были суровы и торжественны. Было видно, что все они разделяют слова своего вождя.

— Много бед принес Сыновьям Серой Волчицы клан Скорены. Тяжко преследовали нас его люди. Ты же, славный витязь, уже раз омочил свои клинки в их поганой крови и спас меня с младшим сыном. Потом поразил старшего Скорену в честном поединке. А ныне сбылось древнее предсказание и погиб клан ненавистного Скорены. Не осталось более наследников у лорда. Завтра мы пойдем и сожжем его замок и только пепел останется от проклятого клана. Пусть сбудется предначертанное судьбой!

— Сгинет клан Скорены! — закричали Волки грозно потрясая своим оружием.

— Ну, а сегодня хватит крови. Пойдем доблестный витязь, нам надлежит еще оплакать своих павших. А потом в нашем горном лагере мы пиром отметим славную победу над Скореной. Мы будем есть мясо, пить вино и слушать Песнь.

Гроза, нагонявшая путников, так и не разразилась. Прошли стороной черные тучи, отгремели где-то сбоку, только редкие капли упали на дорогу, даже пыль не прибили. И очистилось небо и снова жаворонки затянули свои нескончаемые напевки.

Похоронили старого Мунгрема возле дороги, где встретил он славную свою кончину, со всею торжественностью, какая получалась по малости времени, без монахов и плакальщиц. Положили с ним в могилу меч и щит, ибо был он бесстрашным воином, не отступившем перед вражьей ратью, числа их великого не убоявшись, товарища своего в тяжелую годину не предавшего, стойко бок о бок с ним бившегося. Встретил он смерть самым, что ни на есть наищастливейшим для мужчины образом — в жаркой битве, с оружием в руках. Всякий из воинов клана Серой Волчицы видел и свидетельствовал, что спереди нанесен был роковой удар, грудью встречал он лютого врага, спины не показывал, в отступ не убегал. Потому в Валгале надлежит ему появиться, среди павших героев, вооруженным, равным им в славе своей.

А поганых Скореновцев, оставили на поле без погребения, слеталось уже голодное воронье с высот холмов, не даром прозывались те холмы Вороньими, много жило там черной птицы. Сбирались мракокрылые, еще и еще двигались в небе темные точки. Рассаживались на ветвях близких дерев, нетерпеливо кружили над дорогой, спесиво похрипывали — крук, крук, крук. И было это воронье карканье последней поминальной молитвой по надменному лорду и его кланщикам, прощаньем с непомерного честолюбия замыслами, нечестивыми намерениями Скорениными. А из-за кустов вторили этой хриплой молитве тявканье и визги лисиц ли, одичалых ли собак. Ждали трупоядцы, когда уйдут беспокойные люди, освободят простор для свершения природной тризны по естественному, от века суверенному, их праву. А ни к чему более кланщики Скоренины, что пришли в ущелье меж холмами пригодны уже не были. Все величие, по утру еще грозного властелина, вся ратная сила его присных, обратилась к вечеру падлой, сытью волчей. По заслугам и панихида.

Отыскали сыновья Волчицы и жирного Олвина, в ближних кустах свое белое тело прятавшего. И хотел Сигмонд, зла на него не держа, отпустить на все четыре стороны, да Ингренд мягко, но твердо настоял, что это Волков дело, кого к себе в гости звать. Вот и зовут они этого толстомясого, и он, толстомясый, пойдет, обязательно пойдет. Не нравилась Сигмонду строгая решимость предводителя клана, не нравилась слишком уж приторная Гильдина улыбка, да на своем упорствовать, выходило неприличным. Черт с ним, решил Сигмонд. В холмы идем, там, по крайней мере раков быть не должно.

Вот и плелся Олвин, ведомый суровыми кланщиками, в глубь Вороньих холмов. Холмы эти, по сути отроги Проклятых гор, вначале полого горбились среди равнинных пространств, но все круче и круче становолись их склоны, все диче и пустынней местность. Вскоре пришлось выпрячь коней из старой повозки. Закатили ее ратники в тупиковое ущелье, за кустами схоронили, ветками обложили, укрыли от нескромных глаз. Еще сгодится, на обратном пути воспользоваться можно, а вот вперед колесно не проехать. А скоро уже и и верхом небезопасно стало. Спешились, взяли коней под уздцы. Крутая, нехоженная тропинка опасно змеилась по кручам, осыпалась мелкими камнями, сухой землей. Среди жестких стеблей травы и вересковых зарослей серели каменными боками валуны. Союзный отряд все дальше уходил в безлюдье горной страны.

Поднялись на пологую вершину холма, впереди виднелся густой лес, туда и направлялись. С дерева у опушки раздался лихой посвист, ему ответили и на тропу спрыгнул лохматый паренек, о чем-то пререговорил с вождем и ловко взобрался обратно на свой наблюдательный пост, как сорокав свое гнездо. Зачирикал оттуда, заклекотал голосами лесных птиц. Из глубин леса эти звуки повторились, и совсем уже тихо и неразборчиво откуда-то из дали.

Так предупрежденный о счастливом возвращении своих, встречал победителей весь клан Серой Волчицы. Сигмонду показались эти люди изможденными, собравшими в себе многолетнюю усталость бездорожья, неприкаянности бесприютной. Исхудавшие тела укрывали одежды грубой выделки, но и те износились и оборвались. В глубине лощины стояли палатки, не такой уж надежный кров в осенние дожди, да зимние долгие метельные ночи. И еще, заметил Сигмонд, среди встречающих почти не было детей.

Но радостны были обветренные лица. За многие годы повернулась удача к гонимому клану. В скорой битве, почти без урону, разгромили заклятого врага Скорену. Ведомые грозным воителем Сигмондом, ратники клана одержали славнейшую победу, достойно завершили многолетнюю файду. Под звуки волынок и барабанов вынесли древний стяг, установили возле деревянных коряг, служивших креслами. Туда почтительно Ингренд провел уважаемых гостей. Напротив кресел быстро соорудили костер, начали приготовления к пиру.