Отправившись из Фив, Унуамон достиг Танисского нома в дельте Хапи, где номархом был Несубанебджед - будущий основатель и фараон XXI династии. Несмотря на послание, сочиненное Херихором от имени Амона и врученное Унуамоном номарху, тот продержал его при дворе "до четвертого месяца лета", а затем отправил дальше, дав ему своего, танисского, капитана - Менгебеда.
Из этого отрывка можно сделать по крайней мере два вывода: что Египет в то время был раздробленным на номы государством и к их правителям верховный жрец вынужден был обращаться с просьбами (а те не спешили их выполнять) и что каста кормчих подразделялась по специализации на речных и морских (если только Менгебед не был приставлен к Унуамону в качестве шпиона).
Прибыв в палестинский город чакалов Дор, Унуамон предстал перед его правителем Бедером. В знак приязни к египтянам тот вручил ему в дар полсотни хлебов, кувшин вина и ногу быка. Злоключения Унуамона начались чуть позже, когда с его судна сбежал человек с большим количеством золота и серебра. Среди похищенного было и храмовое серебро, врученное Херихором для уплаты за кедр. На просьбу египтянина отыскать вора или возместить убытки Бедер резонно заявил: "Если бы вор, что пришел с тобою на корабле и украл твое серебро, был из моей страны, я бы сам возместил тебе эту потерю из своей сокровищницы, пока вора не отыскали. Но тот, кто обокрал тебя, - из твоей страны. Он с твоего корабля". Тем не менее Бедер как хозяин города, где произошел инцидент, пообещал содействие в поисках.
Безрезультатно прождав девять дней, Унуамон потерял надежду на возвращение сокровищ и решил продолжать путь, положившись на волю случая. И тут Бедер дал ему поистине бесценный совет: "Если ты хочешь получить свое серебро, которое у тебя украли, слушай меня и делай так, как я тебе говорю. Ты отправишься в путь с капитанами кораблей. Ты захватишь груз того корабля, на котором ты будешь. И еще ты захватишь все серебро того корабля и будешь его у себя хранить до тех пор, пока хозяева корабля не отыщут вора, который тебя обокрал".
Унуамон воспользовался таким советом. Он сел на первый же попутный корабль и по дороге к Библу внимательно ознакомился с его грузом. Очевидно, осмотр его удовлетворил, так как он заявил корабельщикам: "Я взял ваше серебро, и оно останется у меня, пока вы не отыщете мое серебро и вора, который его украл. Пусть не вы меня обокрали - я все равно возьму ваше серебро. А вы постарайтесь найти мое и возьмите его себе".
Как ни странно, корабельщики не только не выбросили Унуамона за борт, но и ничего не возразили ему. Это молчание можно расценить однозначно: подобный метод розыска был обычным по крайней мере в Палестине (поскольку Унуамон не додумался до него сам).
Что же касается серебра, похищенного Унуамоном по рекомендации Бедера, то эта история имела свое продолжение. Когда кедр был погружен и корабли уже готовились выйти в море, в библскую гавань вошли 11 судов из Дора. Чакалы потребовали у Закар-Баала выдать им Унуамона: оказывается, он не слишком внимательно обдумал совет, данный ему Бедером, и корабль, где он захватил деньги, принадлежал подданным самого Бедера. Но и в такой критической ситуации отыскалась нужная статья международного права. "Я не могу задерживать посланца Амона в своей стране, - заявил Закар-Баал гонцам Бедера. - Дайте мне отправить его, а потом догоняйте его и задерживайте сами". Одной этой фразой правитель Библа убил двух зайцев: сохранил добрые отношения и с Египтом, и со своим южным соседом.
Путешествие, как и следовало ожидать (рассказ ведется от первого лица), закончилось благополучно. Сильный ветер пригнал корабль Унуамона к Кипру. Когда же местные жители бросились к нему, чтобы убить (характерная деталь!), Унуамон урегулировал новое осложнение наипростейшим образом. Он обратился к правительнице города со следующими словами: "Неужели же ты позволишь, чтобы меня, посланца Амона, схватили здесь и убили? Подумай еще вот о чем: меня будут разыскивать до скончания дней! Что же до команды правителя Библа, которую тоже хотят убить, то разве не сможет он убить десять команд твоих кораблей, когда они ему попадутся?" Оценив ситуацию и осознав правоту пришельца, правительница мудро отпустила его с миром.
Египетские меры по охране судоходства того времени были просты и всем понятны. Декретом Сети I всякому, кто осмелится задержать судно фараона, грозили 200 палочных ударов, нанесение пяти рваных ран, уплата за каждый день простоя судна и обращение виновного в рабство (36, с. 86). Причем все это одновременно, альтернативы тут не было. Совершенно ясно, что эти меры прежде всего касались номархов, бесчинствовавших в пределах своих номов, начальников гаваней и т. п. Какое-либо хищение с судна грозило состоятельным лицам 100 ударами и конфискацией имущества в соотношении 100:1, а увод воина с судна был чреват конфискацией имущества с оплатой за каждый день, проведенный вне судна. Что же касается простолюдинов, то по указу фараона XVIII династии Хоремхеба их даже за более мелкие провинности лишали имущества и отрезали нос (36, с. 100){3}.
Все это, однако, мало волновало пиратов: ведь их прежде надо было поймать. Главное же - никто ни при каких обстоятельствах не мог отличить пирата от добропорядочного слуги фараона. Пираты торговали награбленным, как купцы, а купец в любой момент мог обнаружить в себе наклонности пирата, как это произошло, например, с Унуамоном.
В том, что жители кипрского города решили убить Унуамона и команду библского корабля, нет ничего удивительного. Так поступали со всеми незнакомцами, оказавшимися волею случая в прибрежной полосе чужой страны. И не только на Кипре. Унуамон был египтянином, и ему показались вполне естественными действия киприотов. А посему, не теряя времени на бесплодные удивления, возмущения и выяснение причин, он выдвинул единственно возможное в той ситуации возражение - "око за око" - и желаемый результат был достигнут немедленно.
Истоки этого обычая весьма древни и закреплены в мифах. Выше уже упоминался египетский бог Хонсу - обожествленный греческий герой Геракл. Предание говорит, что, когда Геракл после освобождения Прометея отправился в сад Гесперид, чтобы совершить очередной подвиг, он надумал заодно посетить страну предков - Хапи (родители его отца Амфитриона и матери Алкмены, как уверяют греческие историки, были родом из Египта). Но выбрал он неудачное время для визита. Египтом правил тогда сын Посейдона Бусирис. Его царствование было омрачено страшной девятилетней засухой. Молитвы египетских жрецов оказались бессильными, и Бусирис прибег к помощи критского прорицателя Фрасия. Выяснилось, что для ликвидации засухи нужно ежегодно приносить в жертву на алтаре Амона одного иностранца. Первой человеческой кровью, обагрившей алтарь, была кровь самого Фрасия. Поэтому когда Геракл вступил на египетскую землю, его встретил лично Бусирис в сопровождении пышной свиты. Наслышанные о подвигах своего земляка, египтяне увенчали героя венками и сразу же "торжественно повели на заклание в жертву Амону. Сначала Геракл, тронутый столь божественным приемом, шел смирно, потом, заподозрив неладное, забеспокоился, а когда его разложили на алтаре и занесли над ним нож, возмутился и перебил всех своих почитателей, в том числе и Бусириса с сыном. "У египтян, - жалуется Геродот, - нет обычая почитать героев" (10, II, 50). После этого египтянам не оставалось ничего иного, как обожествить Геракла и придумать ему приличную родословную: он стал считаться сыном Амона и Мут, братом бога воздуха Шу и богини Тефнут. Сам же он под именем Хонсу исполнял отныне очень важные обязанности бога Луны, покровителя медицины и избавителя от всяческих бед и напастей.
Есть основания полагать, что за сказочной основой скрывается реальный обычай убивать иностранцев. Это была единственная и очень действенная мера защиты от коварства разбойников, нашедшая в наше время воплощение в афоризме о том, что лучшее средство избавиться от головной боли - отсечь голову. Древние так и поступали без тени юмора и сомнения.
