– У нас будет время только на один выстрел. Сейчас водитель подаст машину вперед на двадцать метров, и один американец будет у тебя в прицеле, разверни пушку чуть левее и ниже, вот так. Давай! – обратился он к мехводу.

Тот с бледным, сосредоточенным лицом, не замечая, что прикусил себе губу и по подбородку уже течет тоненькая струйка крови, толкнул оба фрикциона вперед, одновременно нажимая на педаль газа. Дизельный двигатель, до этого тихонько урчавший сытым котом, взревел во все свои пятьсот двадцать лошадиных сил, и танк резко, отбрасывая во все стороны комья осенней грязи, рванулся вперед. Шедший с юга американский «паттон» был настороже, но его пушка смотрела не совсем в нужную сторону, ложбина ручья все время петляла, и Анджей специально подгадал свой выход в неудобном для американцев месте. Стрелок «паттона» увидел голову поляка, выглядывавшего как суслик из норки, но с восьмисот метров не разглядел на нем танкистский шлемофон. Он только успел сообщить об этом своему командиру, как Т-54А выскочил на убойной дистанции от них, как чертик из коробочки. Секунду польский наводчик еще потратил на то, чтобы поймать «паттон» в телескопический прицел, крутя штурвалы электропривода наведения, а потом нажал на спуск. Анджей прохрипел «огонь» одновременно с грохотом выстрела. Мгновение спустя трассер выстрела уперся точно под башню «паттона», уже начавшую движение в их сторону. Полыхнул высверк, и еще миг спустя «паттон» вспух от внутреннего взрыва своей боеукладки. Башня его, помедлив, подпрыгнула и встала обратно, смешно перекосившись. Но на это Анджей, отчаянно, до крови из-под ногтей давя рычаг электропривода поворота башни, уже не смотрел. Время, казалось, замерло для него. Как в замедленном кино он отстраненно наблюдал, как из открывшегося затвора вылетает гильза первого выстрела, подарившего им еще некоторое время жизни, как заряжающий судорожно заталкивает в казенник еще один бронебойный унитар. Как мехвод тянет рычаги фрикционов назад, пытаясь увести танк назад, в спасительную ложбину. Отстраненно слышал, как взвыл вентилятор, очищая от газов, заполнивших боевое отделения после выстрела, несмотря на эжектор. В мозгу у него отчаянно стучала молоточком одна-единственная мысль: «Только бы плютоновый успел…» Они уже почти скрылись обратно в ложбину, по крайней мере от гольф-клуба. Другие американцы, наблюдавшие за боем сначала снисходительно, потом с нарастающим изумлением, а потом и гневно сжимая рукоятки наведения своих орудий, видели уже только самый краешек верхней полусферы башни. И в этот момент, когда у экипажа зародилась робкая надежда, что они и на этот раз вывернутся, сзади раздался грохот, как будто великан ударил гигантской кувалдой по корме танка. Грохот, который показался тем более резким по сравнению с наступившим затем молчанием их двигателя. Плютоновый не успел.

Плютоновый лежал в осенней грязи, машинально прикрывая голову руками, как будто руки могли остановить пули из полудюймового пулемета, стремясь вжаться в землю всем телом, мечтая превратиться в какую-нибудь маленькую зверушку – суслика, или лучше в мышку, она ведь еще меньше? Они почти добежали до намеченных позиций, запалённо дыша, мгновенно вспотев под шинелями и перебирая сапогами по комьям вязкой осенней грязи. Им оставалось всего ничего, всего с пару десятков шагов, когда ревущий вблизи американский танк выскочил на них в каких-то полутораста метрах. А из командирской башенки танка торчала голова американца, который, усмотрев вражескую пехоту так близко, сразу скрылся и стал поливать их из зенитного крупнокалиберного «браунинга». Поляки даже не успели вскинуть автоматы, хотя и пытались, когда крупнокалиберные пули стали рвать их на части. Один плютоновый сразу сообразил, что все, ничего невозможно сделать, и, на какую-то долю секунды опередив шелестящую косу смерти, бросился на землю, пытаясь замереть. Может, его все же не заметят в редком бурьяне?

«Ах ты сукин сын!» – вскричал наводчик второго «паттона», увидав открывшуюся перед ним картину. Танк из его роты уже стоял со скособоченной башней, с поникшей беспомощно пушкой. И уже начинал разгораться, никого из парней, с которыми так много было выпито пива и перетрахано местных девок в окрестностях Франкфурта, не было видно. Судя по всему, экипаж «паттона» погиб мгновенно от взрыва боекомплекта. А мерзавец, сотворивший это, шустро отползал задним ходом в свою чертову ложбину, вдобавок разворачивая башню в их сторону. «Паттон» остановился, командир заорал:

– Огонь, прикончи этого ублюдка!

И наводчик нажал на круглый шарик рычага спуска, с удовлетворением наблюдая, как трассер бронебойного снаряда входит точно посередине кормы поляка. Выбросив клубы черного дыма, подсвеченного пламенем, Т-54 встал как вкопанный. «Сейчас мы его добьем вторым выстрелом, он не успеет, хотя поляк попался упорный», – подумал наводчик, наблюдая, как замершая после первого попадания в моторное отделение башня снова, дергаясь, упрямо разворачивается в их сторону. Клубы дыма и огня, начавшиеся было вырываться из развороченного двигательного отсека Т-54, быстро сошли на нет, наверное, комми успели включить систему пожаротушения. Башня польского танка уже повернулась на девяносто градусов, когда здоровенный негр, их заряжающий, с лязгом досылая в затвор новый унитар, закричал: «Готов!»

«Сейчас я тебя добью, упорная ты сволочь», – мрачно подумал наводчик, тщательно ловя в перекрестия прицела точку в центре зазора между крышей моторно-трансмиссионного отделения и бортом полусферической башни. «С такого расстояния не промахнется даже пьяный полуслепой очкарик-студент, не то что я!»

– Внимание, левый разворот на сто семьдесят, поднимаемся на тысячу. Роспуск на звенья, каждое звено атакует самостоятельно. Первый заход – бомбы, потом правый разворот на сто восемьдесят и второй заход – «скворцы». После – правый разворот на сто двадцать со снижением, и уходим домой, – прохрипел в наушниках голос командира штаффеля.

«Умненько, сначала мы зайдем со стороны солнца, да еще с территории противника. Про очередность он мог и не говорить, узлы крепления блоков ОРО-57 размещены на МиГ-17Ф на внутренних пилонах подвески, непосредственно перед стрельбой бомбы или топливные баки требуется сбрасывать. Иначе пламя двигателей стартующих ракет АРС-57 будет бить прямо по корпусам двух стокилограммовых фугасок, которые висят на внешних пилонах МиГов их штаффеля. Или он это для молодых напомнил, чтобы не перепутали?» – думал гауптман Гюнтер Фюльграббе, а руки и ноги автоматически сами выполняли требуемые манипуляции с органами управления истребителя. «Место расположения цели оказалось прямо в городе, опять за все будут расплачиваться гражданские, вдобавок гражданские немцы», – угрюмо подумал Гюнтер. Где же эти чертовы самоходки? Ага, вот одна, стоит, задрав высоко ствол, на улице, прижавшись к одной из пятиэтажек. Он привычными движениями загнал быстро увеличивавшуюся в размерах самоходку в марку авиационного прицела АП-57 и дернул тумблер сброса бомб. Переведя машину из пикирования на небольшой угол набора высоты, он посмотрел назад. Нормально, или близкое накрытие, или прямое попадание, теперь не разберешь, самоходку совершенно скрыло четырьмя разрывами, его ведомый тоже не подкачал. Он скосил глаза по сторонам, высматривая вторую пару своего звена. Ведущий обнаружился там, где и должен был быть, а молодого пилота не было. Совсем. Ладно, сейчас некогда отвлекаться, его МиГ затрясся в крутом развороте. Второй заход. Он высматривал оставшиеся цели. А, вот, на другой улице стоят в шахматном порядке целых четыре и тоже прижимаются к домам.

– Макс, атакуй левую пару самоходок, – приказал он ведомому, ловя в прицел ближнюю правую М52. С земли потянулись трассеры автоматических зенитных пушек.

– Всем, сварка[42] на три часа, – почти сразу раздался в наушниках голос командира штаффеля.

«Поздно спохватились, – злорадно подумал Гюнтер. – Пара секунд – и мы прикончим этих, а с зенитками можно будет разобраться и во втором вылете».