"20 Узкий переулок, Грейвсенд.

Воскресное утро.

"Дорогой Гурт! Извини, но я не смогу приехать сегодня, как рассчитывал. Постараюсь приехать до следующего дня Господня. Как дела с книгой? Держи язык за зубами и не унывай,

твой, Торри".

Это было не очень-то большое письмо, но это было лучше, чем ничего, и я был благодарен за него. Я положил письмо в карман и на время оставил все мысли о Грейвсенде. Очевидно, Торренс нашел себе занятие, и я не считал его человеком, способным долго трудиться впустую, но чувствовал, что его мучает то, что он не сказал мне, в чем дело. Правда, я никогда не писал ему, что он велел мне делать под опекой Уэтерби, если будет о чем писать, но поскольку этого не было, я чувствовал оправданность своего молчания. Однако теперь я должен был скоро его увидеть и утешал себя мыслью, что все в порядке.

В течение последующей недели я ответил на несколько объявлений в надежде найти работу, так как, несмотря на испытываемое удовлетворение от своей способности экономить, бывали моменты, когда размышления о том, что я совершенно ничего не зарабатываю, настигали меня с такой силой, что я впадал в уныние и с радостью принял бы все, что сулило хоть малейшую прибыль. Но все попытки найти работу были безрезультатны; очевидно, Лондон был переполнен.

Прошла еще одна неделя без Торренса, и когда наступило следующее воскресенье, и он не пришел, я стала не только проявлять нетерпение, но и злиться. Почему он не забежал ко мне? Это, конечно, казалось странным. Если бы он так настойчиво не просил меня оставить его в покое, я бы уже давно уехала в Грейвсенд. Но я едва осмеливалась выходить из дома, боясь, что он придет и уйдет в мое отсутствие.

Через несколько дней после этого произошел случай, поставивший меня в крайне затруднительное положение. Моя хозяйка пришла ко мне со слезами на глазах и сказала, что если я не смогу собрать десять фунтов, то лишусь дома. Она заверила меня, что если я предоставлю ей хоть часть денег, то она предоставит их, но зачем вдаваться в подробности – у меня отняли гораздо больше, чем я мог позволить себе потерять; я потерял друга и подорвал свои шансы на успех, и не только хозяйка лишилась собственности, но и все ее постояльцы. Я был вынужден сразу же искать новое жилье, причем с сильно урезанными средствами. Теперь все выглядело очень скверно, и я был твердо уверен, что богадельня находится в соседнем квартале и что я могу столкнуться с ней в любой день без предупреждения. Я сразу же написал Торренсу, чтобы сообщить ему об изменениях в моем положении и обстоятельствах и настоятельно попросил его немедленно приехать для совета. По обратной почте я получил следующий ответ:

"20 Узкий переулок, Грейвсенд.

"Дорогой Гурт! Сожалею, что тебе не повезло, но не переживай из-за пустяка. Горсть золота, более или менее крупная, не стоит и внимания. Нищий может поднять ее на Лондонском мосту, не став от этого лучше, и, как я тебе уже говорил, день или два в оранжерее его величества рано или поздно не будут иметь большого значения в вечности. Я приеду к тебе через день или два и буду искать тебя в твоей новой квартире. А пока радуйся, что так дешево отделался, и не волнуйся. Я был ужасно занят.

С уважением, Т."

Мой брат всегда относился ко всему легко, но в этом письме он просто затмил самого себя. Я не сомневался, что он нашел какую-то работу.

Я снова был вынужден платить вперед за новое жилье, и мои запасы наличных тревожно уменьшались. Если Торренс не придет в ближайшее время, меня арестуют как бродягу.

Примерно через три дня после этого, когда я уже собирался отправиться в Грейвсенд, ничего не зная о брате после его письма, к двери подъехал фургон, и из него вышел Торренс.

– Ну, старина! – сказал он как можно веселее, – рад, что наконец-то нашел тебя. Но что заставило тебя переехать в такое место, как это?

Он с неприязнью посмотрел на грязный, унылый дом, который я выбрал для проживания. Я все объяснил, пока мы поднимались по ступенькам, даже назвал ему до копейки сумму денег, которая у меня осталась. Вместо того чтобы удивиться, он только рассмеялся и, повернувшись к извозчику, бросил ему деньги за проезд с солидным запасом, после чего мы вошли в дом. Расточительность брата всегда удивляла меня, но в наших нынешних обстоятельствах его безразличие к деньгам казалось непростительным.

Торренс с отвращением оглядел мою маленькую комнату.

– Мне не нравится это место, – сказал он. – Нам нужно переехать из него.

– Когда? – спросил я в изумлении.

– Сейчас! – ответил он.

– Это самое дешевое жилье, которое я смог найти.

– Наверное, так и есть! – ответил он.

– Но даже если ты зарабатываешь какие-то деньги, не будет ли неразумно их тратить? Не забывай, что я ничем не зарабатываю.

Торренс улыбнулся и сказал:

– А сейчас, Гурт, не надо читать мне нотаций, а закажи вместо этого четырехколесную машину – может быть, лучше сказать, пару, потому что я хочу перевезти все наши трофеи разом, пока они не слишком сильно пропитались этими кварталами, и… Ты что-нибудь задолжал?

Я объяснил, что уже заплатил вперед, что однажды мы уже потеряли деньги таким образом, и что я надеюсь, что он не позволит нам еще больше растрачивать наши средства; но Торренс был настроен решительно, и менее чем через час мы оказались в комфортабельном экипаже, с нашим багажом наверху. Когда водитель, собираясь закрыть дверь, на мгновение замер, чтобы принять заказ, я услышал, как мой брат совершенно отчетливо произнес:

– Отель "Мустафа"!

Итак, "Мустафа" – один из самых шикарных отелей Лондона; сомневаюсь, что во всей Европе найдется более великолепное место для развлечений или более непомерные цены; и когда я оказался в одном из его великолепных коридоров, я, естественно, удивился, зачем мы сюда приехали.

Через несколько минут нам показали апартаменты, состоящие из трех больших смежных комнат – двух спален с гостиной между ними, обставленных роскошной мебелью.

– Как ты думаешь, это подойдет? – спросил Торренс, оглядываясь вокруг с безразличным видом.

– Для чего? – спросил я.

– Для нас.

– Дьявол! – воскликнул я.

– Нет, не для дьявола, а для нас с тобой.

Я смотрел на него в немом изумлении, а затем, не говоря ни слова, мой брат отпустил слугу, сказав, что, по его мнению, комнаты подойдут для этой цели, и приказал немедленно отправить наш багаж наверх. Неужели этот человек лишился головы? Я боялся, что он ее уже совсем потерял.

Оставшись одни, мы на мгновение замерли, любуясь окружающим нас великолепием, от роскошных фресок на потолке до пышных ковров под ногами, а затем, не в силах сдержаться, я спросил Торренса, действительно ли он сходит с ума. Серьезность моей манеры и совершенно серьезное выражение моего лица заставили его смеяться до тех пор, пока он не плюхнулся на один из турецких диванов.

– Да! Разве ты не видишь? – кричал он, – почему бы тебе не послать за доктором? Но нет, ты не можешь позволить себе такие расходы, а здесь лучше, чем в любом приюте, я уверен. Не волнуйся, старина, если я и сошел с ума, то в этом есть свой смысл, и к тому же дьявольски хороший. А теперь успокойся, ведь безумие твоего брата никогда не причинит тебе вреда. Но здесь довольно уютно, не правда ли? – добавил он, вставая и оглядывая комнату. – Ты знаешь, я обыскал весь Лондон, прежде чем нашел квартиру, которая бы мне точно подошла, и я рад, что ты восхищаешься моим вкусом!

– Что ж! – ответил я, затаив дыхание, – ты, конечно, наверняка заработал целое состояние, причем быстро, но все же я не одобряю твою экстравагантность. Но скажи мне, ты заплатил за все это? И сколько это будет стоить нам?

– Нам! Я преклоняюсь перед этим, поскольку ты мой гость. Конечно, тебе это ничего не будет стоить! Но подожди здесь несколько минут, поскольку это, кажется, беспокоит тебя, я удовлетворю твой интерес к денежному вопросу. Я отправляюсь в офис и вернусь тотчас же.