Борхис рос, и пищи ему нужно было все больше. А вокруг, кроме раскаленных докрасна песчинок, редко что удавалось нащупать. Но песчинки тоже служили отличной пищей, хрустящей и питательной. Они давали много кремния, серы, углерода, – всего, что было так необходимо для роста.

Чуть проснувшись, паук разминал свою важную переднюю пару лапок, и отправлялся на поиски новых свеженьких песчинок. Нащупав их, он низко наклонял хоботок, подхватывал пищу второй парой лапок (которая была тоньше и проворнее других) и просовывал ими песчинку внутрь. После хоботок надежно закручивался, не давая круглой песчинке заднего хода, и внутреннее давление продвигало ее по пищеводу.

«Вкусно, но мало!» – думал про себя Борхис, и отправлялся на новые поиски. Порой несколько часов попросту уходили на бесплодное обшаривание местности. Ничего не обнаружив, Борхис засыпал, впадая в анабиоз. Затем, хорошенько отоспавшись, вновь принимался за движение к завтраку. Иногда, чувствуя особенно сильный голод, он так напряженно выпячивал хоботок, словно тот мог как-то помочь передней паре лапок в исследовании почвы.

И однажды, в один из таких вот голодных моментов, хоботок вдруг прозрел! Каким же радостным стал этот день для Борхиса! Мир засверкал светом, показался рельеф, окруженный тенями. Солнце! Оно сверкало, освещая тысячи, миллиарды вкусных песчинок! Они были разбросаны то тут, то там, – теперь паучок точно знал, куда ему двигаться, что бы получить пищу! Он видел.

С того дня жизнь понеслась совсем в другом ритме. Каждая прогулка дарила возможность узнать что-то новое. Песчинки уже мало интересовали его, – так, служили иногда сухим перекусом.

Осматривая свои владения, он обнаружил вкусные свежие сгустки (местные росинки); затем нашел мелкие водоросли, а после – крохотных жучков, разных на вкус и цвет! Постепенно необходимость в ощупывании как-то забылась сама собой, и в один из дней передняя пара лапок исчезла. Борхис почувствовал так себя легче, проворнее и даже сильнее. Теперь он научился быстро бегать, гоняясь за ветром и иногда, сильно разогнавшись, бесстрашно падал вниз с высокого камня, оставляя за собой тонкую нить.

«Она настоящая!» – обрадовался паук, как-то вернувшись к месту падения и потрогав свою нить. Он обнаружил, что липкая нить остается на месте, даже если ее сильно растянуть. Из нее можно было… создать преграду, – настолько она была сильной и настоящей!

И Борхис в тот же вечер приступил за дело. Он поднимался на камень, а потом прыгал, и вновь поднимался, стараясь каждый раз приземляться в разных точках. Наконец, на месте его полетов образовалась первая паутина.

Дело пошло! Теперь он мог затаится и, дождавшись, когда неосторожный жучок подползет ближе и завязнет в хаосе липких нитей, – получить лакомый кусочек на ужин! Борхис настолько мастерски научился плести западню, что принялся придумывать разные направления. Из-под его умелых лапок выходили великолепные симметричные паутины, с разными плетениями на все случаи жизни.

В процессе плетения Борхису приходилось совершать частые полеты туда-обратно, для чего он сильно группировал мышцы спины. Напрягаясь, он падал с нужной высоты, закреплял нить, и ползком возвращался обратно. Затем – снова группировка, свободное падение – и новая точка для нити. Сплетая одну паутину, Борхису приходилось совершать около двухсот таких падений-полетов, используя силу спинных мышц. Там, между центральной парой лапок, давно уже что-то давило и мешалось. И вот однажды, совершая очередное падение с высокого камня и неся за собой тонкую липкую нить, паучок заметил, что мешающее нечто на спине стало легким! Оно с приятным щелчком раскрылось и накрыло спину, голову, лапки большим лимонным куполом.

– Это крылья! – крикнул он, не в силах сдержать свой восторг, да и не к чему было сдерживаться!

– Я лечу! По-настоящему!

Он сделал привычное уже движение спиной вниз, а затем резко вверх, и крылья распрямились, неся его в плавном полете.

Какая красота раскинулась перед ним! Планета, с множеством таких же летящих борхисов, дышала радостью и светом. Тут и там рождалась жизнь, такая разная в своих проявлениях!

Налетавшись в потоках горячего ветра, Борхис медленно сел и аккуратно сложил красивые полупрозрачные крылья. Затем он опустил их, особым образом спрятав под плотную оболочку, и пообещал вслух:

– Буду вас очень беречь, мои золотые!

В тот день, в свой первый день полетов, Борхис обнаружил, что впереди есть огромные территории неизведанного мира. Он решил, что после хорошего отдыха и перекуса отправится осваивать новые места… И мирно уснул.

Все последующие дни он наслаждался полетами, изучая планету. Время от времени, останавливаясь в приятном тенистом месте, паук обещал себе примерно следующее:

– Ну, все! Остаюсь здесь жить! Зачем еще куда-то лететь? Тут есть все, что нужно мне для жизни! Построю себе хорошую норку. Рядом сплету паутину покрупнее, и буду сытый и довольный!

Но, решив слетать (только на разведку) на соседний участок, уже там он находил еще лучшие условия! Каждое новое место покоряло его, все радовало глаз! Пока не случилась одна судьбоносная встреча.

А дело было так. В тот день Марс особенно накалился. Солнечные лучи проникали повсюду, нагревали почву и скалы докрасна. Тяжелый воздух струился вверх, волнами испаряясь от высыхающих полей. На протяжении долгих километров вся жизнь замерла, уснула в ожидании прохлады. Даже песчинки, эти неутомимые труженицы планеты, остановились в своем движении, приплюснутые световой волной к Марсу.

Небо, знойное, оранжевое, плотной пеленой растянулось над гористым рельефом. Борхис пытался немного полетать, но из этой затеи ничего не вышло, – его легкие крылья обжигало, в полете они быстро пересыхали и становились опасно ломкими.

– Летать сегодня не буду, – решил паучок и, уткнувшись между двух высоких камней, задремал.

Несколько раз он в полусне открывал глаза, проверяя, как же там погода. Но, все оставалось без изменений. И вот, его носик почувствовал движение воздуха. Прохлада живительным ручьем облила тело. Борхис встрепенулся, раскрыл глаза, но ничего нового не увидел. Все то же раскаленное небо, все тот же каменистый пейзаж, спящий в огненном пекле. Но эта живительная струя, – он же не ошибся, – она была где-то здесь!

Паук огляделся, выполз из своего укрытия, и свежий воздух еще сильнее ворвался в его ноздри. Поймав струю свежести, Борхис словно примагнитился, и уже никакая сила на свете не могла бы удержать его на месте. Он полетел, точно зная куда. Его легко и уверенно направлял поток ароматного легкого ветра. Он летел к источнику, желая встречи с ним, и это желание поглотило все другие его потребности. Все теперь казалось малозначимым и ненужным! Только источник аромата, – вот то, к чему нужно стремиться, то, чем нужно обладать.

Борхис летел, не наблюдая дней и расстояний, без пищи и сна. И даже крылышки его теперь не пересыхали, то и дело обновляясь живительным блеском. Аромат становился все гуще, пока обонятельный образ не сменился зрительным.

Борхис увидел ее. Источник восхитительной прохлады! Она была прекрасна! Она летала в окружении десятков или сотен таких же паучков, но наш не спутал бы ее ни с кем и никогда не потерял бы из виду. Она была его источником!

Ее крупное округлое тельце венчали две пары шелковых белоснежных крыльев. Глаза, широко открытые, отливали синим жемчужным блеском, от них отходили еще по две пары глазок – мелких черных бусинок. Аккуратный носик оканчивался миловидным изящным хоботком, а передняя пара лапок, сильных и проворных, была окрашена в алый цвет, что гипнотизировало Борхиса не на шутку.

Она подлетела к нему, и теперь паук смог оценить разницу в размерах. «Да, мне следовало бы побольше питаться», – подумал он, критически оценивая свое крохотное тельце. Но она, спокойно осмотрев новичка со всех сторон, протянула к его лапкам свои алые сочные лапки, – и это было хорошим знаком.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».