Тот жертвенный ягненок, который стоял привязанным во внутреннем дворике в ночь на 18 мая, уже давно был съеден. Поэтому срочно нашли еще одного и привязали его там же. Тем временем Шалтиель собственноручно написал свою завтрашнюю речь и даже вслух прорепетировал ее своим подчиненным. Первый абзац гласил: «Я имею величайшую честь сообщить, что силы города Иерусалим освободили весь город и с гордостью передают его народу Израиля!»

И на этот раз атака планировалась все в тех же местах, что и в мае. Для ее реализации выделялись все свободные силы. Кстати, обозначения объектам дали весьма любопытные. Новые ворота были закодированы как «Париж», Яффские как «Москва», а ворота Сиона — «Берлин». «Париж» и «Москву» должны были освобождать группы «Иргун» и «Штерн», каждая где-то по 150 человек, но их действия предполагали быть только отвлекающего характера. Основной отряд в 500 человек направлялся к «Берлину», ему же передавался и «Конус». В штабе Шалтиеля не знали, что «штерновцы», в противоречие отданным приказам, уже запланировали уничтожение главных мусульманских святынь — мечетей «Купол на камне» и «Аль-Акса», что позволило бы им осуществить свою мечту — реконструировать иудейский Третий Храм.

В 10 часов вечера первый минометный снаряд упал в пределах Старого города. В следующие три часа там обрушились 500 снарядов, столько же, сколько падало в Западном Иерусалиме за три дня.

Телль знал, что это значит, — тот штурм, которого он ждал, уже начался. Он отдал свой приказ: «Бог с нами. Пусть каждый правоверный приготовится выстоять или умереть. Мы будем защищать Святой город до последнего человека и последнего патрона. Сегодня никто не отступит». Его слово посыльными и по телефону передали на все посты.

В той спешке, что предшествовала, евреи упустили одну важную деталь никто не подумал, как дотащить «Конус» до нужной точки. Взвод саперов, с руками, содранными в кровь, попеременно меняясь, тащили его вверх и вверх среди могил армянского кладбища. Вновь арабы стали сбрасывать скомканные зажженные газеты. В мерцающем свете капитан Махмуд Мусса увидел непонятное для него зрелище — группа атакующих толкала перед собой что-то, напоминающее тележку уличного торговца овощами. Но этот «овощ» был совсем другого рода.

В два часа ночи пришло первое обнадеживающее сообщение; в «Париже» «Иргун» сумел проделать брешь в Новых воротах. Тут же радист известил Шалтиеля, что «Конус» на месте и запал приведен в действие. Глаза его были прикованы к месту, где он ожидал кульминации дня.

…Невероятно ослепительная вспышка озарила затененный город, и оглушительный рев потряс здания. Абрам Узиели, вспомнив древнюю легенду о павших стенах Иерихона, воскликнул: «Ну все, стены рухнули перед нашими трубами». Абрам Зореа, командир батальона, услышал, как кто-то закричал с передового НП: «Она сработала!» «Вперед, вперед!» — стал он поднимать своих солдат.

В клубах серого дыма они стали карабкаться к пролому. Неожиданно им навстречу вылетел какой-то растерзанный человек. Зореа не сразу узнал его это был командир штурмовой роты. «Я не понимаю! — кричал он. — Весь этот гром — и никакого результата. Там только закопченное пятно на стене!» Он оказался прав — пролома не было, а чудесный «Конус» оказался всего лишь шумной петардой.

Когда Шалтиель узнал об этом, он как будто сразу постарел на 10 лет, свидетельствовал Ешу Шифф.

Последовала сумятица и состояние, близкое к панике. Обескураженные бойцы по склону горы посыпались вниз. Увы, все их усилия оказались напрасными. Наконец, офицеры кое-как пришли в себя и поспешили в штаб. Абрам Зореа стал настаивать на переброске своего подразделения в «Париж», чтобы воспользоваться проломом, сделанным «Иргуном».

Шалтиель посмотрел на часы: уже было начало пятого, и небо стало сереть. «Нет, поздно, я не могу нарушить приказ о прекращении огня». В это время, подгоняемые выстрелами со всех сторон, боевики «Иргуна» уже стали выбираться обратно в Новый город.

…И этот ягненок получил неожиданное прощение и возможность прожить, пока не вырастет во взрослое животное… Листовки, плакаты и нарукавные повязки Давида Амирана уже оказались ненужными…

…Спустя пару дней автор «Приказа № 1» опять приступил к написанию своих «химических» лекций…

От Шейх Джерра на севере до квартала Талбия на юге город оказался разрезанным на последующие 19 лет.

На этом бои в районе Иерусалима действительно закончились, и если мир так и не наступил, то стрельба прекратилась почти на двадцать лет.

С наступлением июльского перемирия карта Палестины трансформировалась еще раз. Ясно было одно: израильские позиции стали более прочными и надежными. ООН в Нью-Йорке была обеспокоена все более ухудшавшейся ситуацией на Ближнем Востоке. Все громче звучали голоса о необходимости стабилизировать обстановку. Графа Бернадотта наделили новыми чрезвычайными полномочиями. Он сформулировал новый мирный план, по которому вся пустыня Негев отдавалась Египту. План был вполне приемлем для египтян и британцев, но совсем не устраивал израильтян, которые сочли, что он является отступлением от резолюции 29.11.1947.

Пока израильское правительство формулировало и заявляло свои протесты и несогласия, экстремисты действовали быстрее. 17 сентября прямо в центре Иерусалима Фольке Бернадотт попал в засаду и был убит. Ни для кого не было секретом, что это совершили боевики группы «Штерн». Бен-Гурион был в ярости: «Арестовать всех вождей «Штерна»! Окружить их базы! Конфисковать все оружие! Пристрелить всех, кто будет сопротивляться!» Но подлинные убийцы так никогда и не были арестованы.

Итак, погиб еще один швед, который, как и Рауль Валленберг, в годы войны отдал столько сил, спасая евреев от газовых камер нацистских концлагерей. Но если первый пал от рук наших чекистов, то второго «уложили» соплеменники спасенных им жертв, что совсем не делает им чести.

Первая арабо-израильская война постепенно шла к концу, только ни арабы, ни израильский Генштаб об этом еще не знали. Что знал еврейский Генштаб, так это намечать следующую задачу и затем приступать к ее реализации. Со стороны арабов все ярче высвечивал уже упомянутый фактор «пе серье».

Очередной раунд схватки начался 15 октября. Теперь это были израильтяне, кто завязал сражение за Ирак Свидан. Египтяне славились особым упорством и умением защищать укрепленные позиции. Семь раз подряд в течение нескольких дней израильтяне ходили в атаку на этот форт, пока на восьмой они не взяли его. Затем израильские солдаты обошли ряд египетских позиций и 21 октября приступили к освобождению (захвату?) столицы Негева, библейского города Беэршева. Все тот же несгибаемый Узи Наркисс, который после Кастеля был переброшен к воротам Сиона, затем едва не взял Старый город, а теперь отвоевывал столицу Негева, свидетельствовал: «Взять Беэршеву оказалось сравнительно легко, видно, к этому времени египтяне уже устали и в значительной степени утратили свой боевой дух».

Сначала их оттеснили в центр города, где они несколько часов отстреливались из здания центрального полицейского управления, затем была взята главная мечеть города, и в 9.15 утра 22 октября штаб бригады «Харель» получил по радио сообщение: «Вся Беэршева в наших руках». В 15.00 того же дня было объявлено очередное перемирие. «Пе серье, пе серье».

Армия присоединила к своему государству новые территории. Был освобожден киббуц Яд-Мордехай, который в течение пяти месяцев, с конца мая, находился в руках египтян. Это было печальное возвращение, вернувшиеся киббуцники первым делом приступили к перезахоронению своих павших, в соответствие с иудейскими традициями, затем начали восстанавливать разрушенное.

Тем временем на севере, в Галилее была запущена операция «Хаярем», которая должна была покончить с «иностранной» армией Эль-Каукджи и отодвинуть границу с Ливаном и Сирией на линию плана ООН от 29.11.1947. Операция была блестяще исполнена и увенчалась полным успехом. Самое главное, арабы, жители Галилеи, «не убежали», они предпочли сдать оружие, как им было предписано, и остаться жить в новом государстве. Многие из них, «избавившись от Каукджи, приветствовали новую власть», — так, по крайней мере, пишут израильские публицисты.