События в мире набрали такой темп, что информационные агентства и тележурналисты буквально засыпают нас сообщениями со всех концов света, новостями политическими, экономическими, военными, финансовыми и всеми другими. События прошлого, ХХ века, стали настолько отдаленными по времени, что, скажем, Первая мировая война, когда не только «отсталая» царская армия, но и «передовые» германцы, англичане и французы возили свою артиллерию на конной тяге, — кажется, почти совпадает с походами Александра Великого. Хотя для сведения читателя можем сообщить, что русская армия имела 244 самолета, Германия — 232, Франция — 138, Англия — 56.

Приблизительно так же выглядят для современного читателя сражения периода Гражданской войны в Испании 1936–1939 годов или победы китайской Красной Армии в 1948–1949 годах. Что уж говорить про события первой арабо-израильской войны 1948 года — про них у нас в стране мало кто знает вообще.

Этот звук — заунывный звук шотландских волынок — был хорошо известен жителям Иерусалима той поры. В то утро 14 мая 1948 года он стал разноситься по улицам и переулкам этого древнего города гораздо раньше, чем обычно. Жители города уже знали, с чем это связано. Столь ранний звук шотландских волынок означал только одно — британские войска стали покидать их город покидать навсегда. Первыми стали уходить войска, размещавшиеся внутри Старого города (или Старой крепости). Ритмичный марш их колонн громко резонировал внутри узких улиц, и моментами он привлекал внимание обитателей крепости — седобородых старцев и женщин, закутанных в черное.

Их предки в свое время уже видели, как из города уходили другие завоеватели — вавилоняне, ассирийцы, римляне, персы, арабы, крестоносцы и турки…

Самую последнюю колонну, где-то из полусотни солдат, возглавлял майор Саффолкского пехотного полка. Они маршировали по так называемой Улице Евреев, которая выводила их прямо к воротам Сиона. Внезапно офицер подал резкую команду, и взвод свернул налево, в небольшой переулок под названием Ор Хаим-стрит. Через пару минут они остановились у дома под номером три. Майор настойчиво постучал стеком по входной двери. Ждать долго не пришлось: дверь открылась, и навстречу англичанину с невысоких ступенек спустился старик в старомодном сюртуке, жилетке и широкополой шляпе. Это был главный раввин квартала — Мордехай Вайнгартен. Подслеповато щурясь сквозь толстые стекла очков, он с недоумением смотрел на вытянувшегося перед ним офицера.

«Ваша милость! — обратился к нему англичанин. — Начиная с года 70-го ключ к воротам Иерусалима никогда не находился в еврейских руках. Я имею честь вручить его Вам — в первый раз». И офицер протянул раввину ключ, который представлял собой металлическую болванку, на таком же солидном железном кольце. Металл был поражен ржавчиной и имел весьма древний вид. Дрожащими руками священник принял этот дар. Он знал старинную легенду, передававшуюся между евреями из поколения в поколение. Согласно преданию, в последнюю ночь перед падением города под напором римских легионеров императора Тита отчаявшиеся священнослужители передали этот ключ самому сильному из них и тот с криком «Бог! Отныне ты будешь хранителем этого ключа» швырнул его изо всех сил на небо. С тех пор этого ключа никто из евреев не видел. Последовала короткая пауза, от волнения и неожиданности свершившегося престарелый раввин даже не смог найти каких-то достойных слов для ответа.

Офицер продолжил: «Наши отношения были непростыми, но давайте расстанемся друзьями. Счастья Вам и удачи. Прощайте!». Раввин наконец-то пришел в себя. Его первые слова были обращены к Богу: «Благодарю тебя, Господь, что позволил мне дожить до этого счастливого момента». Затем кивком головы он поблагодарил майора и сказал: «Я принимаю этот ключ от имени своего народа. Благодарю Вас».

Последовала команда «Кругом!», и они расстались.

Прижав ключ к груди, раввин было направился в свое жилище, но вдруг замедлил шаг. Его внимание привлек совсем другой звук. Это уже не были волынки. Их заунывное пение удалялось из города, а новый звук становился все более отчетливым и настойчивым. Священник знал опасность этого звука, но на этот раз он уже твердо решил не отправлять ключ на небо, а спрятать его в своем доме.

…Зловещий и нарастающий, звук ружейной стрельбы уже заглушал все другие шумы в городе.

Накануне, то есть вечером 13 мая, самым ярко освещенным зданием в Иерусалиме был так называемый «Правительственный дом», где размещалась официальная резиденция Верховного комиссара Великобритании в Палестине сэра Алана Каннингхэма. В тот момент сэр Алан давал прощальный банкет для высших офицеров своего штаба и ведущих чиновников гражданской администрации подмандатной Палестины.

Официанты в белых перчатках без устали обносили присутствующих офицеров и чиновников шампанским и самыми изысканными французскими винами. Впрочем, и те, и другие отдавали предпочтение своему излюбленному скотч-виски. Те же, кто не был занят употреблением горячительных напитков, без устали вальсировали в центре богато украшенного зала со своими и чужими женами.

Незадолго до 9 часов вечера сэр Алан пригласил к себе своего начальника штаба и предупредил, что он удалится ненадолго, но никто не должен покидать банкет до его возвращения. С несколькими сопровождающими он вышел из «Правительственного дома» и спустился по парадной лестнице. Через минуту его черный «роллс-ройс», эскортируемый двумя броневиками, тронулся в центр Нового Иерусалима.

Там, у входа в радиостанцию «Палестайн Бродкастинг Систем», его встречал арабский директор станции Раджи Сайхун. По его указанию уже несколько раз диктор прерывал текущую передачу и объявлял, что в 21 час будет передано «важное официальное сообщение». Несомненно, радиослушатели уже прильнули к радиоприемникам.

И вот уже простенькая арабская мелодия была остановлена, и диктор торжественным голосом сообщил, что микрофон предоставлен его Высокопревосходительству Верховному комиссару Великобритании сэру Алану Каннингхэму. Ровным, размеренным голосом он объявил, что мандат Британии над Палестиной заканчивается и до истечения завтрашнего дня все английские войска выводятся с этих территорий. Он пожелал народу Палестины счастья и благополучия и от имени британской короны передал им свое прощание. Закончив свою недолгую речь, он поднялся со стула и, коротко кивнув присутствующим, направился к двери. Склонившись в поклоне, Сайхун спросил, не пожелает ли сэр Алан добавить несколько слов от себя лично. «Нет, коротко бросил Каннингхэм, — только сыграйте британский гимн. Я думаю, это будет последний раз, когда он прозвучит на Ваших волнах». Вновь зафырчали моторы, и маленькая колонна из трех автомобилей тронулась в обратный путь.

Вернувшись в резиденцию, сэр Алан сначала проследовал не в банкетный зал, а в свой рабочий кабинет. Из выдвижного ящика стола он достал большой лист бумаги, поверх которого было размашисто написано: «Что осталось сделать». В нижней части этого листа он вычеркнул предпоследний пункт. Итак, назавтра ему осталось исполнить только последний.

В заметно приподнятом настроении он направился в зал. У входа его опять встречали. Здесь были начальник его штаба, несколько приближенных офицеров и мажордом, который отвечал за организацию этого вечера. Именно к последнему обратился Верховный комиссар: «Всем шампанского! И распорядитесь на пару минут остановить музыку — я хочу сказать несколько слов своим офицерам…»