Еще 24 часа резервировалось на всякого рода непредвиденные ситуации плюс подготовку и, спустя 72 часа войска должны были пойти на штурм бастионов Старого города.
План был одобрен на заседании штаба и получил название операция «Фурш» (Вилка).
Но в нем не указывался самый главный и непредсказуемый элемент — каков будет промежуток времени между часом «Ч» и появлением на окрестных холмах грозных силуэтов трехосных «Харрингтонов» характерной песчаной раскраски. После этого указанный план и всю операцию «Фурш» можно было считать аннулированной.
Арабский штаб находился, естественно, в стенах Старой крепости, кстати, совсем недалеко от тех стертых каменных плит, по которым человек, называемый Сыном Бога, ушел в свой последний путь. Размещался он в помещении школы «Рауда». Некоторые из арабов когда-то ходили сюда учениками, сейчас же они заняли эти классные комнаты совсем в другом качестве.
Но если штаб Шалтиеля действительно напоминал настоящий командный пункт, то его арабский аналог был похож скорее на восточный базар. Люди приходили, уходили, толкались в коридорах, тут же молились и ели. Копии Корана лежали на столах вперемешку с военными картами. Тут же складировались ружья, патронташи, ящики ручных гранат. Сюда приходили многочисленные арабские добровольцы, надо полагать, неоднократно заглядывали за свежими новостями и Абрам Жиль с коллегами из будущего «Моссада».
Подлинную трагедию для арабской стороны составляли не люди и даже не оружие, а трагическое отсутствие подлинных руководителей. Единственный, кто мог действительно сорганизовать эти толпы, уже несколько недель покоился под кустом мимозы возле Мечети Омара. Назначенный вместо Абделя Кадера Халед Хуссейни, происходивший из того же клана, совсем не обладал тем магнетизмом, которым славился его предшественник. Другие вожди больше занимались внутренними интригами, чем реальной подготовкой к сражениям. А вот такой персонаж, как Фавзи Эл-Кутуб, который не имел хорошего образования и в сущности был недалеким человеком, правильно оценил обстановку и публично охарактеризовал штабистов как «сборище спекулянтов, трусов и британских агентов». Он вообще там не появился ни разу, предпочитая вести с сионистами свою личную войну. Точно так же были настроены и многие другие «лейтенанты» и «капитаны» арабских формирований. Накануне решающей схватки никто и не думал всерьез о соединении своих сил в единую армию, под единым командованием, чтобы дать отпор сионистам. Горькое осознание свершившегося придет к палестинцам позднее.
Пока будем констатировать, что раздробленность арабских сил никак не компенсировалась их числом. Накануне 15 мая боевой состав мусульманских отрядов не превышал трех тысяч человек, из них две тысячи составляли «Воины джихада», а из оставшейся трети самой серьезной боевой единицей считалась полицейская бригада из 600 иракцев под командованием ливанца Мунира Абу Фаделя; меньшую ценность представляли добровольцы и просто искатели приключений, вплоть до марокканцев и представителей пуштунских племен.
Даже Исмаил Сафуат наконец-то «проснулся». В порыве несвойственного ему реализма он так охарактеризовал сложившуюся обстановку (в своем послании к Лиге): «…ситуация близка к критической, наши силы понесли большие потери, а противник все усиливает нажим… Эль-Кодс должен быть удержан любой ценой, даже если придется сдать территории на других участках».
Но, конечно, не все были бесполезными или никчемными людьми. Тот же Мунир Абу Фадель составил прекрасную крупноразмерную карту Иерусалима, на которую собственноручно нанес 138 объектов, которые, на его взгляд, подлежали взятию в момент ухода оттуда англичан. Покажи он эту карту в еврейском штабе, она наверное бы на 90, а то и на все 100 процентов совпала бы с тем, что наметила «Хагана». Разница была в другом: если Шалтиель со своими штабистами заранее отрабатывали грядущую операцию в мельчайших деталях, то арабы в конечном итоге положились на анархию личных инициатив своих «взводных» и «ротных» командиров.
Каждый день поток радиограмм и телефонных звонков уходил из Нового и Старого города, причем тональность их становилась все более тревожной и даже панической. И хотя составлены они были на иврите или по-арабски, содержание их было единым: «Срочно присылайте помощь и в первую очередь оружие».
Наконец в Эль-Кодс прибыли две пушки калибра 37 мм, 7 минометов калибра 50 и 15 пулеметов.
Это был личный подарок короля Фарука. Эта партия оружия сразу увеличила огневой потенциал арабов в два раза.
Тем временем многие представители арабской знати с беспокойством следили за тем разбродом, что царил в школе «Рауда». Но их тревогу отчасти рассеивали воинственные заявления Дамаска, Каира, Бейрута, доносящиеся по радиоволнам. Эта словесная интоксикация до поры до времени служила для них чем-то вроде укола морфия. Похмелье прошло, но горький привкус этого опьянения их потомки будут чувствовать вплоть до наших дней.
Май месяц заканчивался, и еврейская сторона была на грани второго серьезного поражения за этот период (после Кфар Этциона). Но для полного понимания картины позвольте коротко обрисовать положение в «кипящем котле Палестины» на утро 27 мая.
Самое главное — двухнедельное существование государства Израиль стало непреложным фактом (вопреки всем прогнозам). Правда, арабские соседи на тот момент еще не теряли надежды сократить этот срок, но результат нам сейчас известен.
В самом Иерусалиме война приобрела позиционный характер — перестрелки снайперов, изредка вылазки разведчиков. Единственным серьезным фактором воздействия на защитников города являлся каждодневный обстрел еврейского Иерусалима из 12 пушек калибра «восемь — восемь», установленных на высотах Неби Самюэль. И хотя в силу общей нехватки боеприпасов артиллеристы Эмиля Жюмо были вынуждены ограничиться 10 снарядами в день на одно орудие, их воздействие было несомненно весьма серьезным. Этой ежедневной канонадой арабы надеялись довести противника до капитуляции. Ответить евреям в то время было нечем: тяжелых орудий у них в городе просто не было.
Наземные бои переместились в район Латруна; его первый штурм израильтянами 25 мая провалился, будут еще два неудачных штурма, которые приведут к серьезным и весьма болезненным потерям у «Хаганы».
Несколько киббуцев было потеряно, среди них мученик Блок Этцион и маленький Рамат Рашель, прямо на виду у города, и большой Яд-Мордехай возле Тель-Авива (который по российским меркам представлял собой что-то вроде райцентра с асфальтированными улицами и вполне городской инфраструктурой). Другие, как например Дегания-Один и Дегания-Два на сирийском фронте, были опустошены в ходе боевых действий и удерживались иудеями только как символ своего сопротивления.
В свою очередь, арабы продолжали удерживать в Верхней Галилее город Тулькарм, который от Средиземного моря отделяла полоса шириной в 15 километров, и теоретически какой-нибудь бронедивизион с решительным командиром во главе мог одним ударом в течение одного дня рассечь страну надвое.
Иными словами, через две недели со дня провозглашения Государства Израиль чаша весов еще продолжала колебаться и ситуация могла развернуться в любом направлении. Но не склоны холмов Галилеи и волны Средиземного моря возбуждали тогда арабов, их главный интерес был обращен к «святым местам» Эль-Кодса.
На брифинге в школе «Рауда» утром 27 мая арабские командиры, собравшиеся вокруг Абдуллы Телля, были единодушны — ситуация созрела, и будет достаточно одного решительного удара, чтобы Еврейский квартал пал.
Основания для подобного прогноза существовали, и они были очевидны. Уже десять дней прошло с момента первого и пока последнего штурма города в ночь с 17 на 18 мая. После этого положение защитников только ухудшалось, их позиции пали одна за другой, а удерживаемая территория сокращалась, как шагреневая кожа. К сожалению, радиообращения из Нового города «потерпеть еще четверть часа, и помощь придет», остались только пустыми заверениями. В результате из 200 человек, которые были в подчинении у Моше Русснака на начало месяца, в живых осталось только 35. У каждого имелось где-то по два-три десятка патронов для своей винтовки, а боезапас для единственного оставшегося ручного пулемета был практически исчерпан. Наутро того дня эти три дюжины людей контролировали жалкую территорию, в которую входили госпиталь, командный пункт и три старых синагоги, где в подвалах нашло убежище все гражданское население квартала.
