Ожидание не затянулось. Ровно в 3.40 утра, во вторник 18 мая, зеленая ракета, проделав в небе грациозную дугу, сообщила майору, что Легион уже находится в городе.

Новость об этом достигла Рамаллаха, где тогда находилась полевая штаб-квартира Легиона. В это же время штаб Давида Шалтиеля получил другое сообщение: «Мы достигли ворот Сиона. Срочно дайте подкреплений для прорыва в крепость». Дверь в Старый квартал была приоткрыта.

Уже светало, когда восемьдесят человек гражданских лиц, сгибаясь под грузом продуктов и боеприпасов, задыхаясь от быстрого подъема вверх, предстали перед Наркиссом и Газитом. И тот, и другой только ужаснулись при виде того подкрепления, с которым им надо было идти «брать Иерусалим». Они все были в гражданском и, очевидно, не имели никакого понятия о дисциплине и воинской организации. Единственным предметом военной экипировки была каска артиллериста морской пехоты США у каждого на голове, видимо из числа подобранных на бывших английских складах. Эти стальные шлемы были удивительно громоздки по размеру, так как в них вообще-то встраивались переговорные устройства, необходимые для обеспечения связи в ходе артиллерийских стрельб, — но не было артиллерии и не было переговорных устройств, только каски комично крутились у новичков на головах, придавая им гротескный вид средневековых аркебузьеров.

…Каждому выдали новую чешскую винтовку, 80 штук патронов и 4 гранаты. По тому, как они обращались с боеприпасами, Газит понял, что большинство видит боевые патроны первый раз в жизни. Мысленно обозвав их «жалким стадом», Мотке тем не менее отдал свое первое распоряжение, согласно которому самый воинственный на вид назначался сержант-мажором (в России его бы назвали «старшина роты»). Однако этот выбор оказался очень неудачным: бросив свою винтовку и каску, этот человек дезертировал спустя несколько часов. Впрочем, в течение нескольких последующих дней разбежалась добрая четверть вновь прибывших…

И вот с этими людьми ему предстояло идти на приступ Старого города? Кипя от гнева, Наркисс стал названивать Шалтиелю, но последний заявил лишь одно: «Других у меня просто нет, обходитесь с этими». Большинство из вновь прибывших территориальных гвардейцев были убеждены, что их привлекли к данной операции лишь в качестве носильщиков грузов. Наркисс не стал их разубеждать, но на острие удара могли идти лишь кадровые «палмахники». Их оставалось всего 40 человек — из тех 400, которые начинали операцию «Нахсон» за 6 недель до этого. Передовую группу из 20 парней и 2 девушек возглавил Давид Элазар, который так отличился при взятии Катамона. Он принял очередную допинговую таблетку, но усталость брала свое, и новадрин почти не действовал. Из имевшейся пары минометов пустили несколько мин. Пока внимание защитников было отвлечено, два сапера быстро подтащили к воротам заряд тротила в 60 килограммов. Грянувший взрыв разнес их створки в щепки. «За мной!!» — закричал Элазар и, пригибаясь, бросился вперед.

За ним никто не последовал. Элазар вернулся обратно и увидел: устроившись за прочной каменной стеной кладбища, все 20 человек спали. Отчаянно ругаясь на всех известных ему языках мира, Элазар стал поднимать их пинками ног. Вид этих поднявшихся лунатиков наверное был страшен, находившиеся на стенах «иррегуляры» попятились, увлекая за собой легионеров лейтенанта Науфа Эль-Хамуда (того самого, который за четыре дня до этого спас от верной смерти Элизу Фейтвангер). «Палмахники» уже были внутри и группами по 2–3 человека побежали вдоль Армянского квартала к Улице Евреев.

Впервые за тысячелетие со времен Иуды Маккаби еврейские военачальники Наркисс и Элазар ввели свои войска в пределы Старого города. Их было всего лишь сорок (но не тысяч).

Искренне считая, что спасение уже пришло, жители квартала с криками радости бросились к ним навстречу. Но совсем другой была реакция Моше Русснака. Как только он увидел первого вооруженного «палмахника», ворвавшегося в его штаб, он воскликнул: «Ну вот, наконец-то теперь я могу поспать!» Он не спал уже пять дней. Рядом с ним таким же трупом упал и заснул его адъютант.

Приблизительно в это же время Мотке Газит получил приказ ввести в крепость по очищенному проходу свой отряд из 80 «территориалов». С трудом разыскав их среди могильных камней все того же кладбища, он повел эту группу к воротам Сиона. Но это оказался тот рубеж, который отказались преодолеть многие из них под предлогом, что они «отцы семейств с малыми детьми», «освобождены от воинской повинности» и т. п.

Прошедший школу Кастеля, Газит был быстр и решителен. Вскинув свой автомат, он дал длинную очередь поверх голов «отказников», заявив затем, что собственноручно пристрелит каждого, кто только посмеет сделать шаг назад. Приведенные в чувство отцы семейств безмолвно двинулись вперед, сгибаясь под грузом оружия, боеприпасов и продуктов.

Они были последними, кто сумел пройти из Нового города в Старый. Придя в себя, «джихадовцы» и легионеры, увидев, как незначительны были еврейские силы вторжения, стали давить со всех сторон, стремясь закрыть отворенную дверь.

То, что произошло потом, стало предметом обширных дискуссий в военно-политических кругах Израиля все последующие 20 лет. В самый последний момент Наркисс и Элазар со своими людьми сумели выскользнуть наружу. На последующие упреки Шалтиеля Наркисс отвечал, что не получив достойных подкреплений, он решил не жертвовать своими людьми, а спасти их от верной гибели.

Шалтиель в свою очередь утверждал, что Наркисс действовал без согласования с вышестоящим штабом и не потрудился правильно довести до него обстановку. Ясно было одно — отсутствие координации и общее истощение израильских сил помешало им овладеть еврейскими святынями еще в 1948 году.

Пройдет еще 19 лет, перед тем как евреи в очередной раз преодолеют эти крепостные стены. А пока, под занявшимся солнцем утра 18 мая, куфии мусульманских ополченцев и легионеров лейтенанта Эль-Хамуда вновь замелькали среди зубцов крепостной стены. В это время другие арабы уже воздвигали новую баррикаду, на месте разрушенных створок ворот Башни Сиона. Еврейский квартал вновь оказался в осаде.

Уже рассвело, и солнце поднялось достаточно высоко. Группа солдат «Хаганы», которая в противоположном конце города засела в «Доме Мандельбаума», с напряжением вглядывалась в направлении арабского квартала Шейх Джерра. Им уже хорошо был слышен слитный рокот мощных моторов. Их басовитый звук свидетельствовал только об одном: знаменитые «Харрингтоны» характерной песчаной раскраски пришли все-таки в движение. Спустя несколько мгновений голова колонны уже была хорошо видна. Офицер Джозеф Нево был ошеломлен. «Идут, как на параде, — пробормотал он вслух, а про себя подумал: — Если их не остановить, то через час они будут на площади Сиона» (то есть в центре еврейского города).

Другой офицер, Яков Бен Ур, не отрываясь от бинокля, вел счет приближающимся аутоканонам. В поле своей видимости он насчитал их семнадцать. «Сколько у нас снарядов?» — спросил он у подчиненного, русского еврея Рабиновича. «Семь», — ответил последний. Мишка был самым ценным бойцом в его отряде. Отслужив в свое время в британской армии, он наверное был единственным, кто знал и умел пользоваться противотанковым гранатометом, который американцы называли «базука». Этот гранатомет также был единственным у них. Однако в тот день Мишка явно был «не в форме», потому что накануне у него взрывом оторвало несколько пальцев на правой руке. Поэтому он быстро проинструктировал своего напарника, молодого поляка, о порядке стрельбы из этого оружия. Он приказал поляку нацелить его на дорожный указатель с большой отчетливой надписью «Jerusalem, 1 km», положить палец на спуск и ждать его команды.

А дальше произошло следующее. Чуть выше указателя, в начале улицы Сент-Джордж была развилка, причем одна дорога уходила резко влево, прямо к воротам Дамаска Старой крепости. Другая же дорога вела прямо к «Дому Мандельбаума». Вообще согласно приказу того дня, предполагалось только соединение с теми подразделениями Легиона, которые уже находились внутри Старого города, но до сидевшего в передней бронемашине лейтенанта Мухаммеда Негиба такой приказ скорее всего не был доведен, а его водитель вообще не знал правильной дороги.