Спустя какие-то минуты стрельба с арабской стороны практически прекратилась. Подхватив кресло со своим предводителем, мусульмане исчезли. Сил у Элазара и его подчиненных уже не было. Пока они приходили в себя, на окончательную «зачистку» квартала был брошен со своим отрядом офицер Джозеф Нево. Организованного сопротивления они уже не встретили. Лишившись защиты, последние оставшиеся жители квартала бежали как мыши. Солдаты Нево, заходя в дома, обнаруживали накрытые столы, непогашенные плиты, гардеробы, наполненные изысканными вещами.

Глава гражданской администрации Дов Джозеф срочно направил своих интендантов, чтобы конфисковать все обнаруженные запасы муки, масла и других продуктов. Но они уже опоздали. Все самое ценное — драгоценности, ковры, одежда, кухонные принадлежности — уже было разграблено шпаной, которая опередила солдат Джозефа Нево. Разъяренный офицер отдал приказание задерживать всех лиц, уличенных в грабежах, если необходимо, стрелять в воздух, а затем по ногам. После этого еврейские (!) мародеры исчезли так же быстро, как и появились.

Квартал Катамон стал самым ценным приобретением «Хаганы» на тот период. Во исполнение приказов Бен-Гуриона его элегантные дома сразу стали заселяться еврейскими переселенцами. Когда пару дней спустя один из владельцев виллы решил позвонить на свой домашний номер телефона — а телефонная связь исправно работала, — то трубку кто-то взял, и затем он услышал незнакомый голос, произнесший одно слово — «Шалом». Несколько секунд араб — бывший хозяин виллы — находился в полной растерянности, не зная, что и сказать, затем безмолвно повесил трубку.

Вечером того же решающего дня Давид Элазар с несколькими подчиненными поднялся на крышу, чтобы эвакуировать вниз тела погибших пулеметчиков. Его внимание привлек необычный красный свет над недалеким киббуцем Рамат Рашель (запомните это название). Приглядевшись, он понял, что это связка красных флагов, поднятых на большой вертикальной мачте. «Боже, а ведь завтра уже 1 Мая», — вспомнил молодой офицер…

Наступила первая декада мая 1948 года. До начала первой арабо-израильской войны — раз уж стороны решили воевать — оставалось совсем немного времени.

Итак, с чем пришли противники к этому рубежу…

Общий численный состав египетской армии той поры составлял 40 000 человек. Из них 15 тысяч было выделено в своего рода экспедиционный корпус, который перебрасывался на Синай — Палестину. Правда, из этого корпуса боеготовыми было сочтено всего лишь 4 батальона и, таким образом, реальную угрозу для Израиля на ту минуту могли составить всего лишь 2–3 тысячи солдат. Таков был показатель самого населенного и мощного арабского государства.

Карты дорожной сети Палестины к этому времени выдали, стрелки на них нарисовали… Однако в последний момент выяснилось, что в армии нет ни одной самой обыкновенной полевой кухни! Но времени искать и закупать их за границей уже не оставалось. Решили обойтись без них, просто сухим пайком в виде закаменевших английских морских галет, и это будет одной из причин провала усилий египетской армии той поры.

Вторым по численности был Иорданский арабский легион. На войну отправлялись 4,5 тысячи бойцов, вот тут картина была другая, но об этом чуть ниже.

Сирийская армия той поры разочаровала и свой народ и весь арабский мир. Но она хоть что-то попыталась сделать.

Что касается армий Ливана и Ирака, то в решающий момент они фактически так и не появились на поле боя и вообще никак себя не проявили.

Остались еще «Воины джихада», Армия освобождения и другие добровольческие формирования. Таким образом, коалиция арабских государств выставила на передовую в середине мая всего где-то 20 тысяч человек. Такое же количество было и с израильской стороны, таким образом, реальное соотношение сил было 1:1 и никаких преимуществ ни у кого не было.

Что касается еврейской армии, то она насчитывала в целом 20 000 человек и состояла из шести бригад «Хаганы» и двух бригад «Палмах». Две из них находились на севере, защищая Галилею и прибрежную полосу на север от Хайфы, две прикрывали Тель-Авив, две находились на юге в пустыне Негев, одна защищала Иерусалим и последняя сражалась в Баб-эль-Уэде. Эти силы были разбросаны на слишком обширной территории. Ряд участков на местности представляли собой большую опасность для будущего государства. Так, арабские города Лидда и Рамле стояли прямо у ворот Тель-Авива. В пустыне Негев значительные пространства не защищал никто, а Иерусалим вообще находился в осаде.

Считалось, что всего на тот момент в будущем Израиле насчитывалось 60 тысяч человек, прошедших ту или иную военную подготовку. Но «под ружьем» находилось 20 тысяч по той простой причине, что ружей просто больше не было, а тяжелого вооружения — пушек, танков, боевых самолетов — у евреев в то время не имелось вовсе.

Однако израильское руководство еще надеялось, что войны тем или иным способом можно избежать. С этой целью 10 мая Голда Меир была отправлена для тайной встречи с самим иорданским монархом. Она была загримирована и переодета в платье арабской женщины. Голда знала, что грозит ей и двум сопровождающим: если бы их опознали, то просто растерзали бы на месте. Тем не менее автомобиль успешно преодолел все кордоны и в темноте наступившей ночи доставил ее прямо к неприметной двери служебного входа в королевские покои.

Беседа была достаточно продолжительной. Вот ее суть: на вопрос, что нужно сделать, чтобы избежать войны, король ответил, «…что он не испытывает никакой враждебности к своим соседям-евреям, но он связан обязательствами со своими арабскими братьями и не вправе действовать самостоятельно. Откажитесь от своей независимости, и я заявляю вам: войны не будет. Палестина должна остаться единой и неделимой, а в ответ я обещаю вам ровно половину мест в составе будущего парламента, где на равных арабы и евреи будут решать все возникающие вопросы и им будет гарантирована самая широкая автономия…»

Голда Меир ответила, что решение уже принято и они не могут отказаться от независимости. «Почему вы так торопитесь? — спросил король. — Отложите свое решение на год, и я уверен, многое переменится». — «Мы и так ждали достаточно долго — без малого две тысячи лет», — сказала Меир. В таком ключе беседа продолжалась и дальше и закончилась ничем. В ту же ночь Голда благополучно вернулась в Иерусалим, но на прощание она высказала пожелание вновь встретиться с королем уже «после войны».

Начиналась вторая, решающая декада мая 1948 года. За несколько дней до истечения британского мандата уже стало ясно: «Воины джихада» не только не смогли сбросить евреев в море, они с трудом защищали ту территорию, которую еще держали в своих руках. Рухнули надежды Муфтия провозгласить в момент ухода англичан Арабское государство Палестина под контролем Высшего арабского комитета (который был полностью в его распоряжении).

Было решено, что все грядущее государственное устройство будущей Палестины будет поручено Лиге арабских государств, то есть — понимай королю Абдалле, так как он единственный обладал реальной военной силой для решения всех вытекающих из этого проблем.

Но Хадж Амин еще не считал себя побежденным. Из Дамаска он направил два секретных послания в Каир. В первом он поздравлял короля Фарука с его решением вступить в войну «во имя спасения Палестины, единой и неделимой, и чтобы спасти ее от поругания неверными». Во втором он давал рекомендации египетскому генеральному штабу сосредоточить основные усилия не на марше на Тель-Авив, а в походе на Иерусалим.

Хадж Амин понимал, что единственной надеждой для него перенести свою резиденцию из Дамаска в пределы стен Старой крепости оставалась армия короля Фарука. И если бы она провалилась, то его шансы вернуться в Иерусалим в случае победы иорданского монарха были бы столь же ничтожными, как и в случае захвата города сионистами.

Та военная сила, которая могла бы решить и развязать все узлы на ближневосточной шахматной доске весны 1948 года, называлась Арабский легион.