Взрыв у редакции «Палестайн Пост», несомненно, встревожил еврейское руководство. На заседании Верховного штаба было решено заменить Исраеля Амира и назначить на пост командующего зоной Большого Иерусалима Давида Шалтиеля. 6 февраля днем на центральном автовокзале Тель-Авива он уже садился в блиндированный автобус для следования к своей цели. Прощание с женой было недолгим, и вот уже автобус, натужно ревя мотором, в составе колонны таких же машин стал одолевать подъем в направлении Хулда Баб-эль-Уэд. Среднего роста и комплекции, в простом цивильном костюме, с очками на носу, Шалтиель ничем не отличался от других пассажиров этого ревущего бронеавтобуса.

Никто из окружавших, естественно, не знал, что за сутки до этого его принимал другой Давид, по фамилии Бен-Гурион. Вот те инструкции, которые ему дал лидер сионистов: ни кусочка еврейской земли не должно оставляться противнику — город оборонять квартал за квартал, каждую улицу, каждый дом; население должно оставаться в местах постоянного проживания; все оставляемые арабские дома должны заниматься поселенцами; должен быть создан непрерывный фронт еврейской обороны; там, где этому препятствуют зоны с арабским населением, последние должны быть ликвидированы — по максимуму; нужно установить прочную наземную связь с окрестностями горы Скопус, где находится Иерусалимский университет и центральный больничный комплекс «Хадасса» (при этом было необходимо так или иначе решить судьбу квартала Шейх Джерра, плотно заселенного арабами); и особое внимание уделить поддержанию сообщения с Еврейским кварталом в Старом городе и близлежащими киббуцами, которые защищали подходы к Иерусалиму.

Предшествующая судьба Давида была не менее бурной, чем у Фавзи Эль-Кутуба. Шалтиель родился в буржуазной еврейской семье в Гамбурге, и вообще-то родители прочили ему карьеру раввина, но вопросы религии совсем не интересовали молодого Давида. Неполных 20 лет он уже очутился на земле Палестины, где сначала работал на табачной плантации, затем в гостиничном бизнесе в Тель-Авиве. Но работа клерком и даже менеджером отеля его никак не устраивала. Шалтиель перебрался в Милан, где для начала устроился на работу в «Горэлектросеть». Скопив немного денег, он решил сразу умножить свой капитал, поиграв в рулетку в Монте-Карло. В результате без единого су в кармане он очутился у входа в бюро по вербовке во французский Иностранный легион. В Легионе он прослужил ровно пять лет, заработав нашивки старшего сержанта и Военный крест «За заслуги». Там, в ущельях марокканского плоскогорья Риф, он первый раз столкнулся с арабскими повстанцами, которыми тоже командовал Абдель, но по фамилии Керим.

Те жестокости, которые стали творить нацисты по отношению к еврейскому населению Германии, в конце концов привели его к сионизму, и он вновь очутился в Палестине, но на этот раз не на табачной плантации, а в рядах «Хаганы». Как опытного в военном отношении человека в 1936 году его направили в Европу для закупок оружия. Здесь ему не повезло: попав в лапы гестапо, он очутился в Дахау, который тогда еще только приобретал славу «эшафота для всех евреев». Чудом ему удалось вырваться оттуда и вернуться на «землю обетованную».

К моменту описываемых событий Давид Шалтиель занимал достойное место в подпольных структурах «Хаганы», но и задачи, поставленные Бен-Гурионом, были весьма ответственными.

(Кстати, о характере этого человека скажет такой факт: находясь в Дахау, когда каждый начавшийся день мог стать последним, он сам себя учил ивриту по случайно найденному учебнику и позднее овладел им в совершенстве. Родным своим языком он считал, естественно, немецкий.)

Первый бой, который ему пришлось выдержать по прибытии в Иерусалим, был совсем не против партизан Абделя Кадера, а против бюрократов Еврейского Агентства. Дело в том, что штаб «Хаганы» занимал в то время всего лишь две комнаты в подвале этого здания, и Исраель Амир искренне считал, что этого вполне достаточно. Шалтиель сразу потребовал десять комнат, но ему было отказано «вплоть до вынесения этого вопроса на специальную комиссию для решения». (Оказывается, бюрократия — еврейская? — существовала и тогда, еще в неродившемся государстве.) Тогда он просто распорядился занять все пустующие помещения.

Всем членам штаба было приказано носить на службе униформу и приветствовать друг друга отданием чести. Приказы отныне должны были отдаваться в письменном виде, а все члены штаба регулярно отчитываться о своих действиях. Как заявил один из молодых офицеров: «Наконец-то у нас появилась ясность, куда мы идем».

Его первое сообщение в Тель-Авив было весьма симптоматичным: он попросил срочно прислать 3000 курток, т. к. прохладная погода и простуда пока наносили больший урон, чем пули ополченцев Абделя Кадера. Не хватало всего: оружия, боеприпасов, людей, питания, только врагов было в избытке и число их продолжало возрастать. Однажды, в минуту откровения, он доверился другу, заявив: «Иерусалим должен стать нашим Сталинградом».

Для некоторой части города осадное положение уже стало свершившимся фактом. С момента прекращения движения автобусов маршрута № 2 Еврейский квартал превратился в осажденное гетто за стенами Старого города. Чтобы «гальванизировать» их сопротивление, в квартал был направлен опытный офицер родом из России Абрам Гальперин. Первое, что он увидел «на той стороне», как группа его будущих солдат дубинками и прикладами пыталась оттеснить и рассеять толпу своих единоверцев, решивших покинуть квартал. А всего за два месяца выехала уже четверть всех жителей.

Эту тенденцию следовало переломить, иначе в конечном итоге боевикам «Хаганы» пришлось бы защищать только камни обезлюдевших синагог. Гальперин рассудил так: если для жителей создать приемлемые условия для существования, то исчезнут и причины для их отъезда. Он сумел договориться с англичанами об увеличении еженедельных конвоев с одного до двух, стало больше доставляться питания и воды. Более того, всем жителям стали платить такое же жалование, как и рядовым боевикам «Хаганы».

Правда, здесь он сразу вступил в конфликт с Верховным раввином квартала Мордехаем Вайнгартеном. Эта семья жила здесь безвыездно свыше 200 лет, уже пять поколений мужчин Вайнгартенов служили гражданам, как правило, в качестве раввинов. Часть его власти основывалась на ежемесячной сумме в 5000 фунтов, которую ему переводило Еврейское Агентство для оплаты расходов, включая коммунальные. Через неделю после прибытия Гальперина он уже не получил этой суммы, так как она ушла на выплату жалованья и другие, более неотложные нужды. Последовало резкое объяснение между молодым командиром и престарелым «рабби». Каждый остался при своем мнении. Взаимная неприязнь продолжала обостряться, пока этот конфликт не был разрешен три месяца спустя.

Очередной террористический акт в самом центре города на улице Бен Ехуда был совершен утром в воскресенье 22 февраля. На этот раз взрывчатка была доставлена сразу на трех английских военных грузовиках, в каждом из которых было загружено по тонне тротила. Руководил всей операцией, естественно, Фавзи Эль-Кутуб. Вспомнив все, чему его учили в школе СС, он приказал, чтобы каждый кузов был дополнен 50 килограммами калия и 50 килограммами алюминиевой пудры, что делало эту смесь особенно смертоносной. Опыт показывал, что в результате сгорания этих элементов температура взрыва будет значительно увеличена, а образовавшиеся миниатюрные зажигательные бомбочки разлетятся на сотни метров вокруг. Два первых грузовика вели два настоящих английских солдата — Эдди Браун и Питер Марсден; правда, к этому времени они уже были дезертирами и за их участие им пообещали хорошую плату. За рулем третьего сидел араб с обесцвеченными волосами и загримированный под англичанина.

Грузовики были удачно припаркованы прямо в центре города: один у отеля «Амдурски», второй — у здания «Виленчик», а третий — просто у большого жилого дома. Приведя запалы в действие, все трое диверсантов благополучно скрылись.