Вскоре все выяснилось.

Примерно через час с белым флагом к нам переправился парламентер в лице аж дивизионного генерала – Турчанинова Павла Петровича, сейчас представлявшего интересы 5-го корпуса, накануне пребывавшего в резерве и сумевшего вовремя ретироваться на правый берег. Командование этого корпуса, после долгой и бессонной ночи, приняло решение капитулировать. Рядовой состав всецело поддержал своих командиров.

Как оказалось, император со своими свитскими, вчера вечером, оставив остатки своей армии, в спешке прихватив с собой кое-какие верные трону кавалерийские части, ускакал в южном направлении, вероятно двинувшись на Москву. Но этот его демарш уже не имел никакого практического смысла, так как армии у гражданина Константина Павловича Романова теперь не было, по крайней мере, в России …

В этот же день кавалерия была направлена за Волгу на рекогносцировку. В присутствии высшего командования был отслужен благодарственный молебен, а затем совершено торжественное погребение убитых.

Вечером на военном совете кроме составления планов похода на Москву, офицеры и генералы по моему настоянию хотя бы в первом приближении попытались осмыслить уроки только что закончившегося сражения. Оно всем наглядно продемонстрировало, какую грозную силу представляет нарезное стрелковое оружие, и какое громадное преимущество оно дает обороняющейся стороне. Это сражение, образно говоря, добило последних приверженцев штыковых атак. Старая, проверенная еще в наполеоновских кампаниях тактика, казавшаяся им простой, логичной и понятной, с появлением нового оружия навсегда уходила в прошлое.

Ещё пару дней войска приходили в себя. В военные лагеря по обоим берегам Волги подвозились обозы с пропитанием и боеприпасами. Раненым оказывалась медицинская помощь. Фильтровались военнопленные – всех готовых послужить Новой России отделяли от непримиримых фанатиков-монархистов, которых только могила исправит.

Прямо кожей чувствовалось разлитое в воздухе всеобщее нетерпение. Никто не хотел задерживаться под Тверью хоть на один лишний день, тратя время на написание победных реляций в Петербург или на празднование заслуженного успеха. Всеобщее внимание, думы, чаяния и мысли всей армии – от звёздных генералов до простых солдат были обращены на Москву, ведь путь к древней столице был открыт! Военный совет всецело оправдал царящие в войсках ожидания, единогласно постановив без промедления, немедленно, начать выдвигаться на Москву … Да и наша армия без всяких понуждений со стороны командования, рвалась на юг, прекрасно осознавая всю важность занятия первопрестольной.

***

Победоносная петербургская армия 20 июля 1826 года вступила Москву. В древнюю столицу мы вместе со штабом 1-й армии, охраной и моими сопровождающими въезжали через Троицкую заставу, двигаясь в сторону Кремля по Первой Мещанской и Сретенской улицам. Улицы были загромождены брошенными в спешке обозами и экипажами. В эти же самые минуты, когда части нашей армии входили с севера в Москву, по Смоленской, Рязанской и Тульской дорогам спешно уезжали, тесня друг друга, многочисленные кареты, коляски, брички и телеги с последними убегающими роялистами. Правда, чего они тут до последнего сидели, чего ожидали, куда сейчас бегут и на что, собственно говоря, они надеются - лично мне было непонятно, военный потенциал царского правительства был полностью разгромлен. Ну, да, и Бог с ними ...

По Первой Мещанской улице метались радостные толпы простых москвичей, дружно кричащих "Ура!!! Республиканская армия идет!" А из соседних подворотен слышались звон разбитого стекла и пьяная ругань - городская чернь, пользуясь кратким периодом безвластия, обворовывала брошенные хозяевами дома, вскрывала лавки с товарами и громила кабаки, куда уж без этого!

Ближе к центру городские улицы оказались до отказа запружены ликующими народными толпами. Простые люди приехавшие сюда с московских окраин восторженно ревели «Да здравствует Головин!», «Свобода, равенство и братство!», «УРА!!!», а редкие кучки изысканно одетых горожан – бывших представителей дворянской России с кислыми и даже испуганными минами на лицах настороженно молчали, с грустью провожали в канувший в небытие веками освященный порядок.

Мимо церкви Василия Блаженного, через Спасские ворота въехали в древний Кремль, разместившись в царском дворце. Далее пошло все, как и было запланировано – в городе оперативно восстанавливался порядок, центральные газеты опубликовали манифест Временного правительства о распространении законов Петербургской республики на все вновь присоединенные территории, в которой уже раз говорилось о созыве Учредительного собрания. В Чудовом монастыре, митрополит Филарет в присутствии особо религиозных офицеров служил благодарственный молебен по случаю победы над богопротивном рабовладельческим монархизмом. К небу возносились голоса сотен певчих. Мы вместе с командованием 1-й армией с кремлевского холма смотрели и слушали как торжественно салютовали пушки. Я ни о чем не думал, в моей голове радостно стучала только одна мысль – ПОБЕДА!!! Теперь, добить незамиренные очаги монархистов, было лишь делом времени, очень скорого времени!

***

Через две недели после восшествия в Москву удалось встретиться с Пестелем и целым рядом других видных заговорщиков из Южного общества.

Беседовал я с ними чаще всего тет-а-тет во дворце, в одном из уютных кабинетов Московского Кремля. Камин, мягкая мебель, резной чайный столик с приборами, а также крендельки, пирожки и вазочки с вареньем - вся эта непринуждённая обстановка, как мне казалось, располагала моих гостей не только к хозяину данных апартаментов, но и к ведению за чашкой чая довольно-таки доверительных, откровенных разговоров на весьма серьёзные и я бы даже сказал чувствительные темы.

С Пестелем, независимо от результатов выборов, мы договорились сформировать коалиционное правительство, возглавить которое должен будет лидер победившей партии, распределение министерских постов тоже напрямую зависело от результатов выборов. Пестель со своими идеями был мне во многом симпатичен, потому как они опережали время, ну и мои идеалы и ценности Пестелем точно также во многом разделялись, что создавало хорошую основу для нашего дальнейшего плодотворного сотрудничества.

Временным московским генерал-губернатором назначил члена моей формирующейся партии – Колошина Павла Ивановича – бывшего титулярного советника, советника Московского губернского правления, в прошлом члена преддекабристской организации «Священная артель», Союза спасения (1817), Союза благоденствия (член Коренного совета) и Московской управы Северного общества (1825).

***

Напряжённая международная обстановка 1825 года и восстание декабристов были восприняты в Персии как наиболее благоприятный момент для выступления против России. Наследник престола и правитель иранского Азербайджана Аббас-Мирза, создавший с помощью европейских инструкторов новую армию и считавший себя способным вернуть утраченные в 1813 году земли, решил воспользоваться столь удобным, как ему казалось, случаем.

31 июля 1826 года персидская армия без объявления войны перешла границы в районе Мирака и вторглась в пределы Закавказья на территорию Карабахского и Талышского ханств. Основная масса пограничных «земских караулов», состоявших из вооружённых конных и пеших крестьян-азербайджанцев, за редкими исключениями, сдала позиции вторгшимся персидским войскам без особого сопротивления или даже присоединилась к ним.

Основной задачей иранское командование ставило захватить Закавказье, овладеть Тифлисом и отбросить русские войска за Терек. Поэтому главные силы были направлены из Тавриза в район Куры, а вспомогательные – в Муганскую степь, чтобы блокировать выходы из Дагестана. Иранцы также рассчитывали на удар кавказских горцев с тыла по русским войскам, которые были растянуты узкой полоской вдоль границы и не располагали резервами. Помощь иранской армии обещали карабахские беки и многие влиятельные лица соседних провинций, которые поддерживали постоянные контакты с персидским правительством и даже предлагали вырезать русских в Шуше и удерживать её до подхода иранских войск.