Сны Ольги были темны, как смерть.

А потому она не любила спать…

Я читала.

Щелкнул отпираемый замок.

Муж пришел…

Я бросила быстрый взгляд на часы — половина первого ночи, где же он шлялся? — и снова уткнулась в книгу.

Он приоткрыл дверь моей комнаты, постоял, пыхтя и печально бурча животом.

Пусть не надеется… Пусть не надеется, что почти разведенная с ним женщина будет встречать его горячим ужином!

Хочет жрать — найдет себе в холодильнике и согреет чего-нибудь, я теперь готовлю много и разнообразно, девочку надо кормить как следует, у нее и так гастрит от неправильного питания — гастрит, увеличена печень и есть угроза сахарного диабета! Ей еще диабета в таком возрасте недоставало, ко всем ее бедам! Я в лепешку разобьюсь, а откормлю ее и вылечу… Так что и он найдет себе в холодильнике что-нибудь…

Что-нибудь диетическое!!!

— Насть! А, Насть? Ну-у-у… Не будь такой стервой!

Мерзкий, плаксивый голос! Ненавижу. Геральт из Ривии никогда не стал бы так ныть. Тем паче, что этот еще и фальшив при всей своей показной кротости. Как только насытится… Знаю я его!

— На-а-асть!

Я читаю. Я ничего не слышу… Читаю я!!! Он что, не видит?! И книжка, между прочим, очень интересная…

"На Геральта коллекция впечатления не произвела — он пол года жил у Йеннифэр в Венгеберге, а Йеннифэр располагала еще более интересным собранием, содержащим даже невероятных размеров фаллос, взятый, кажется, от горного тролля. Было у нее не совсем удачно выполненное чучело единорога, на спине которого она обожала заниматься любовью. Геральт считал, что если и существует место, еще менее пригодное для любовных игр, так это, пожалуй, только спина единорога живого. В отличие от него, считавшего кровать роскошью и ценившего все мыслимые возможности, предоставляемые этим чудесным предметом мебели, Йеннифэр была на удивление изобретательной. Геральт вспоминал приятные моменты, проведенные с чародейкой на крутой крыше, в забитом пылью дупле, на балконе, причем — чужом, на перилах моста, в раскачивающейся на бешеной реке лодке и во время левитации в тридцати саженях над землей.

Но хуже всего был единорог…"

…А у меня в жизни никогда, никогда не было и не будет ничего интересного и прекрасного!

Муж прошлепал на кухню. Теперь нарочито громко гремит посудой. Ой, не могу! Разведусь я с ним… Быть может, к тому времени Ольга достаточно придет в себя и решит уйти со мной, ко мне… Не могу же я ее оставить с ним! Через год, через два, через три… Сколько ей понадобится времени для того, чтобы стать нормальным ребенком?! Если я и не помру за это время, то наверняка свихнусь и поседею! И долгожданная свобода не даст мне желаемых радостей. Года через три мне будет уже тридцать лет… Тридцать лет! Подумать жутко.

Муж закончил трапезу и прошествовал в душ.

Я снова уткнулась в книгу… Провалилась в книгу! Пришла в себя, то есть вернулась обратно, только когда Андрей подкрался ко мне сзади и, обхватив руками, поцеловал в затылок. Знает ведь, что затылок — чувствительное место, что я — как кошка: люблю, когда меня за ушами гладят!

— Прекрати, — жестко сказала я.

— Да ни за что!

— Прекрати, я не хочу. И, мне казалось, мы с тобой все уже решили.

— С тех пор, как мы с тобой все решили, произошло много интересного и, как мне казалось, ты переменила решение и соизволила остаться! А раз мы не разводимся, так изволь исполнять супружеский долг!

— Да пошел ты… Я осталась ради Ольги! Ради ребенка!

Ради ТВОЕГО ребенка!

— А мне казалось, что Ольга — это просто удобный предлог для того, чтобы позабыть капризы и вернуться в мои объятия не теряя чувства собственного достоинства! — кокетливо улыбнулся Андрей. — И я, заметь, готов простить тебя и принять обратно!

— Но я не готова тебя простить. И, если ты ко мне еще хоть раз прикоснешься…

— То что ты сделаешь? Дашь мне пощечину? Так я тебе за это лапки поотрываю! Уйдешь? А как же несчастный заброшеный ребенок? Оленька? Неужели ты можешь так ее травмировать? Она только-только обрела семью… И потом, как же твое благородство? Тобою все так восхищаются…

— Ты — подонок.

— Когда ты выходила за меня замуж, ты была иного мнения.

— Ты ловко прикидывался порядочным человеком. За год жизни с тобой я разобралась, что ты из себя представляешь. И с меня хватит. Уйди из моей комнаты.

— А что подумает Ольга? Папа с мамой должны спать в одной кровати…

— Ольга не знает, как должны спать папа с мамой. Не помнит. И прекрати спекулировать…

— Я хочу тебя. Я женился-то на тебе только потому, что все время хотел тебя… И я думал, что ты будешь меня развлекать. С тобой поговорить интересно было… А ты говоришь не со мной. С подругами. По телефону. Ты все время читаешь книги. Ты тратишь кучу денег. А теперь еще и спать со мной отказываешься. Так зачем мне, спрашивается, терпеть твое присутствие в моем доме? Какая мне от тебя радость? А для Ольги я няньку найму. Профессионального психолога. Она мне и то дешевле обойдется! И, может, по-ласковее будет… Если бы я знал, что ты фригидна и молчалива, я бы на тебе не женился! Мне нужна женщина, которая будет окупать все мои расходы на нее, до последней копейки. Заниматься благотворительностью я не собираюсь. А в случае с тобой это именно благотворительность!

Я повернулась и посмотрела прямо в глаза ему.

Большие, красивой формы, удивительно яркие… Пустые.

…Господи, да как я вообще могла выйти замуж за этого жлоба? Зачем мне это понадобилось? Я ведь никогда не любила его. Он нравился маме… Она говорила, что Андрей — хорошая партия для меня. И я вышла за него — чтобы исполнить самое заветное мамочкино желание: видеть меня замужем! Чтобы доказать что-то окружающим. Чтобы избавиться от клейма «старой девы»… Господи, как же это мерзко!

Исполнила желание мамочки.

Доказала окружающим, что я не верблюд и могу «захомутать» богатого и красивого мужика!

И старой девой я уже не буду. Буду одинокой, разведенной — почему-то это считается менее постыдным.

Но зато сколько гадости!

И розовые очки разбиты вдребезги…

И я ведь знала все с самого начала!

Я предчувствовала…

Но я жалела его. Трагедия, которой закончился его первый брак, предавала Андрею некий романтический ореол в глазах окружающих женщин. Красивый вдовец…

Я встала и начала собираться. Это было легко — чемоданы стояли нераспакованные. Я собиралась не демонстративно, не театрально, как это делают женщины в надежде, что мужчина начнет их уговаривать и останавливать. Нет, я действительно собиралась уйти! Теперь уже — безвозвратно, потому что все сказанное — последняя капля, которая переполнила чашу…

…а сколько было их, «последних капель»?!

Андрей, наверное, понял, что я не шучу и не играю.

Во взгляде его мелькнула растерянность…

А интересно, чего он ожидал?

— Я оставлю все золотые украшения, которые ты купил, и шубу, как мы и договорились…

— И вечерние платья, — злорадно подхватил Андрей, они тебе уже не понадобятся в той убогой жизни, которую тебе придется вести отныне!

— Да, и вечерние платья… Деловые костюмы, свитера и джинсы я забираю. И все книги, которые я купила: тебе они не нужны. И все мои духи и средства для ванны — думаю, я заработала их за год жизни с тобой!

Андрей рванул меня за руку, повернул к себе…

— Только попробуй меня ударить! Я убью тебя! Убью! прошептала я, чувствуя, как к горлу подкатывают слезы.

В тот момент мне действительно казалось, что я могу убить этого человека… Ткнуть его кухонным ножом! Ведь даже самое кроткое и беззащитное существо можно довести, если очень постараться!

Наверное, мой муж понимал это, потому что отпустил мою руку…

Я прошла в ванную и принялась упаковывать пузырьки.

Андрей пришел в ванную чуть позже, неся на руках сонную Ольгу.

— Вот, Оленька, мама обиделась на меня и хочет от нас уйти! Попроси ее простить меня и остаться. Скажи ей, что папа — глупый. А когда он хочет кое-чего — мама знает, чего папа хочет! — он становится совсем сумасшедший и не соображает, что говорит. Но это оттого, что папа очень любит маму… Оленька, попроси маму остаться! Скажи ей, что она очень нужна нам с тобой обоим…