– Ой, здравствуйте, Анна Яковлевна, – Мать неожиданно расплылась в улыбке. Ваня увидел классную руководительницу и обрадовался: при чужих людях Мать никогда не будет орать. От сердца отлегло, и он заулыбался.
– Как ваши дела?
– Да нормально, вот уже собралась уходить. Уроки-то все кончились. А вы, наверное, пришли за сменкой, да?
Ваня почувствовал, как бешено колотится сердце.
– Вообще да, – улыбнулась Мать. – А вы откуда знаете?
– Так она в классе. Пойдемте отдам. Мне мальчишки старшие занесли. Ваш, говорят? В спортзале оставил.
– Такой он рассеянный у меня стал, непутевый, – Мать развела руками. – Все забывает, теряет.
– Ну, вы не ругайте его, – примирительно сказала учительница. – Мальчик учится хорошо. С физкультурой вот были проблемы, но…
– Да, физкультура – это ж разве предмет? – улыбнулась Мать.
Учительница предложила чаю, и они долго беседовали о том, что происходит в школе, в городе, стране. Между Ваней и Матерью лежал мешок со сменкой, и мальчик периодически с ужасом поглядывал на него. Он уже знал, что ничего хорошего его не ждет, и чем милее Мать с учительницей, тем больший ужас ожидает его после их прощания. Оставалось только надеяться, что они проговорят как можно дольше. Когда учительница рассказала, что мальчик хорошо пишет сочинения, Мать даже пару раз погладила его по голове.
– А у вас в классе много ругаются? – вдруг спросила она учительницу.
– Ну бывает по-всякому. Дети из разных семей, понимаете. Есть хулиганы, есть которые без родителей.
Ваня поймал себя на мысли, что часто завидовал последним. Без родителей – как же это здорово! Можно жить и делать что хочешь, думать как хочешь, никого и ничего не боясь. Впрочем, отца он не боялся, да и вообще видел его редко. Сегодня отец должен был зайти, и мальчик молился, чтобы это случилось раньше, чем они с Матерью вернутся домой.
– А то он такой, услышал слово и ну его повторять! Сел с отцом в шашки играть, и как скажет ему: Я твою дамку сейчас… Ну, вы понимаете. Слово такое, оно не матерное…
– Да, понимаю, – смутилась учительница.
Мальчик отлично помнил тот вечер. Он никогда не ругался, хотя и знал некоторые слова. А Витька, главный заводила в классе, научил его слову «трахать». Он и сам часто употреблял его – подходил и к мальчикам, и к девочкам на переменах и говорил им: «Щас я тебя как трахну». Звучало угрожающе, но как-то безопасно, что ли. Не то, что другие слова, которые даже Витька употреблял крайне редко.
Играя с отцом в шашки, он уже почти проигрывал – как вдруг заметил отличный ход: отец проморгал его, видимо, спеша поставить дамку.
– Сейчас я твою дамку и трахну! – торжествующе произнес мальчик, но больше ничего сделать не успел. Мать подошла и, схватив шашечную доску, ударила Ваню по голове.
– За что? – опешил мальчик.
– Трахнул? Ты сказал трахнул? Ты хоть знаешь, что это значит?
Ваня задумался: а вправду – и что это за слово такое, трахнул? Ну, победил, выиграл. Так за что же на него теперь орут?
– Посмотри, посмотри, бестолочь, – обращалась она к отцу. – Посмотри, кого ты воспитал. Третий класс! Теперь он у нас трахает!
Остаток дня мальчик провел в углу, стоя на коленях на гречневой крупе. Было неудобно, больно, стыдно – но главное непонятно. «Наказание должно быть справедливым, – думал Ваня. – Наказание должно быть справедливым».
– Вот я сейчас задушу тебя, и это будет справедливо! Как же вы мне надоели – и ты, и отец твой. Недоумки! – Мать толкнула Ваню на диван. Ее лицо было красным, рассвирепевшим, и мальчик быстро понял, что совет учительницы сильно не ругать его так и не помог. Испуганная кошка подскочила, проснувшись, спрыгнула с дивана и убежала в дальнюю комнату.
– Тварь! – орала Мать. – Кошку еще поранишь! Осторожно, это же животное! Ты, олух царя небесного!
Она достала штаны из пакета, несколько раз ударила ими мальчика.
– Ты до каких пор будешь над матерью издеваться! А, до каких пор, до каких пор! Кровопийца, всю кровь у меня выпил.
Внезапно Ваня ощутил, как что-то стягивается вокруг его шеи, ему становится больно и тяжело дышать. Он слышал слово смерть раньше, но не понимал, что оно означает. Не думал о ней и сейчас, но ему стало очень страшно. Он уже не слышал, что орет Мать над ним, да и вообще все звуки словно исчезли. В какой-то момент он просто начал хрипеть.
– Что ты делаешь? Ты же убьешь его!
Ваня упал на пол и сквозь слезы увидел, как отец, обхватив Мать, оттаскивает ее.
– И поделом! И поделом ему, сволочи! Слышишь ты, сволочь!!!
1/32
Когда Ваня думал впоследствии, что же произошло, он так и не смог найти объяснения. Как будто помутился разум. Но когда он ходил в туалет, всегда было скучно – занятия отвратительнее он и придумать не мог, а брать с собой книжку или газету было категорически нельзя – Мать запрещала: «В нашем доме так не принято». Обычно он рассматривал трещины на потолке паутину в углу, но в доме недавно убрались, и паутины не было. Зато появилась банка с коричневой краской прямо возле унитаза – банка была открыта, и из нее торчала кисточка. Ваня присмотрелся: плинтус был ярче обычного, а значит, вот она зачем, банка: отец подкрашивал плинтус. Над свеженьким плинтусом начинался скучный кафель с серыми прослойками между прямоугольными кусками.
Мать говорила с подругой по телефону, до Вани доносились обрывки фраз.
– Ты слышала, что дочь Хуана Карлоса все-таки вышла замуж за этого спортсмена?
Пока обсуждали Хуана Карлоса, можно было расслабиться – обычно это длилось долго. Вначале мальчик думал, что это герой какого-то латиноамериканского сериала, которые он и сам иногда посматривал вместе с Матерью, но потом узнал, что это король Испании. Мать переживала за Хуана Карлоса и его королевскую семью и регулярно следила за новостями.
Ваня впился взглядом в промежутки между кафелем и вдруг, повинуясь непонятному инстинкту, достал кисточку и несколько раз провел по линии. Та окрасилась в светло-коричневый цвет. Испугавшись, мальчик отбросил кисточку в банку. Казалось, что прошла какая-то секунда, но голос матери в комнате изменился, стал грубее, жестче.
– Еще он стихотворение написал, я нашла недавно, – Ваня понял, что речь уже не о Хуане Карлосе. – Он там пишет, что мы отщепенцы, отбросы общества, да, представляешь? Кто? Мы с отцом, кто еще, мы, которые для него все делаем.
Ваня ощутил знакомый холодок – впрочем, не слишком сильный, потому что Мать говорила по телефону. Свернутую в несколько раз бумажку со стихотворением он хранил на самой верхней полке, в книжке Гектора Мало «Без семьи». Вдохновившись этой книжкой, он и написал тот стих, представив, будто он мальчик, вынужденный скитаться и замерзающий на жутком морозе – совсем как персонаж той книжки. Зачем он написал тот стих? Да просто захотелось, было настроение. Ему отчего-то нравилось это занятие – писать стихи.
«Но это же не про вас, это фантазия, – подумал мальчик и едва ли не впервые понял, что ощущает злость – на стих, на себя и главное – на Мать, – Ведь можно ж было догадаться».
Он и не заметил, как Мать появилась в туалете. Ваня уже встал и теперь долго мыл руки, умывался. Он стал срочно думать, чем бы отвлечь Мать, какой завести разговор, и вспомнил, что недавно родители ставили мышеловку под ванной.
– Так вы мышь поймали? – невпопад выпалил Ваня.
И тотчас понял, что поздно.
– А это что? – Мать нагнулась над кафелем, разглядывая коричневую полоску. – Что это такое, я тебя спрашиваю? Это ты сделал?
Мальчик почувствовал, как внутри у него все рухнуло – кажется, про такое говорят «душа уходит в пятки». «Господи, какой же я дурак. Зачем я это сделал? Чем я думал?» – мысленно спрашивал он себя и не понимал. Сам навлек на себя гнев, сам создал катастрофу – из ничего, на пустом месте. Разве же так было можно? И как объяснить – не Матери, а самому себе: зачем он действительно это сделал? А ведь предстояло еще и Матери.
