Тезисы свои нужно было оформить по очень строгим правилам, напечатать на листе А4 и сдать специальному человеку. Предложения типа «давайте мы пришлём по электронной почте содержание, а потом один технический сотрудник за день всё отформатирует» отметались с негодованием. Чтобы всё было максимально серьёзно, этим специальным человеком, который принимал тезисы, был назначен доктор технических наук, профессор (!) Эмиль Иосифович Богуславский. Профессор сидел с линейкой и измерял поля и шрифты в распечатанных тезисах, решительно разворачивая бестолочей, допустивших отклонения от стандарта. Психика Эмиля Иосифовича мужественно сражалась с переживанием очевидной бессмысленности этого занятия и ощущением его несколько избыточной квалификации для подобного дела. Тем не менее, победив когнитивный диссонанс, он выполнял вышестоящее поручение с огоньком и по всей строгости военного времени.

В какой-то момент студентам и аспирантам стало казаться, что тезисы их, на самом деле, никого не интересуют. Качество их научных изысканий воспринималось исключительно через призму соответствия формату, соблюдение которого обрело религиозное значение. Образ результата титанических усилий юных пассионариев науки и образования почему-то вдруг съёжился до стройности строчек, единства стиля и тактильной приятности качественной бумаги. Полёт фантазии и пульсация мысли отошли в этом продукте на второй план.

И тогда творческое возмущение вскипело в рядах… Знаете, как это бывает: когда люди слишком долго находятся внутри какой-то системы, они постепенно начинают воспринимать заданные в ней правила игры как законы мироздания. И соблюдают их. И не ропщут. «Потому что жизнь такая». Так нередко себя ведут сотрудники градообразующих предприятий, государственные служащие и преподаватели, давно и надолго прикипевшие к своим кафедрам и начальникам. Но в учебных заведениях есть и проточная сила – студенты, которые никогда не успевают просолиться настолько, чтобы любые перегибы на местах воспринимать за чистую монету. Студенты этого ВУЗа не были исключением. Вопрос оставался лишь в том, каким именно будет ответ. Ответ не заставил себя ждать.

Моя хорошая подруга Света не являлась бунтарём в общепринятом смысле этого слова, но обладала удивительным даром ясно очерчивать свои этические и эстетические границы. У Светы было редкое безупречное чувство стиля и в одежде, и в жестах, и в мыслях. Она очень тонко воспринимала социальный контекст и мгновенно реагировала на любую фальшь иронической улыбкой, характерным наклоном головы, коротким комментарием, благодаря которому настоящее и притворное мгновенно распутывались и оказывались по разные стороны стола. И если король был голый, это сразу становилось понятно и ему, и окружающим. Окружающие веселились, а король покрывался мурашками. Но самое интересное, что эти комментарии никогда не были острыми или агрессивными – они были, как правило, совершенно безоценочными. Она называла факты, составлявшие самую суть явления, с которыми невозможно было спорить, а выводы уже сами складывались в голове у собеседника.

Послушав свой внутренний отклик на происходящее в институте, Света обложилась цитатами Козьмы Пруткова, Сартра, Камю и прочих уважаемых людей и создала невероятный винегрет из глубокомысленных фраз. В каждой фразе, в принципе, было и подлежащее, и сказуемое, и даже падежи стыковались, но смысла не было никакого вообще. Эта полная чушь была идеально оформлена в виде тезисов выступления в секции, кажется, «Философия и психология». Название было великолепно: «О сознательном и бессознательном, о формальном и содержательном». Более того, автором сего опуса значился И.К. Прутков (ну, типа сын Козьмы Пруткова), а научным руководителем Б.Г. Славский. Злые языки могли бы даже увидеть в этом аллюзию на профессора Богуславского…

Тезисы прошли строгую и тщательную проверку ширины полей и были направлены в печать.

Когда свежие, пахнущие типографской краской сборники разошлись по рукам, люди начали разглядывать, кто там ещё чего написал. И, натыкаясь на «О сознательном и бессознательном, о формальном и содержательном», просто рыдали в коридорах от смеха – настолько элегантным был этот демарш против системы. Мы шумно поздравляли Свету с писательским успехом.

Наконец новость докатилась до ректората. Ректор института был мужчина основательный, серьёзный, суровый. Эмиль Иосифович следующие несколько дней выглядел так, как будто его уличили в измене Родине и ссылают на Колыму.

Был объявлен тотальный розыск шутника, который походя опорочил всю систему качества научных работ уважаемого института. Студенты, понятно, своих не сдали. Тогда менеджмент института предпринял просто гениальную попытку выманить Трикстера из норы морковкой. На входе в главный корпус появилось объявление: «Автор тезисов «О сознательном и бессознательном, о формальном и содержательном» получил специальный приз жюри конференции. Просим подойти в ректорат для вручения».

Это было прекрасно. Если кто-то ещё не ознакомился с этим произведением, то лучше рекламу ему придумать было сложно.

…Света так и не зашла в ректорат за призом. У неё нынче трое прекрасных детей, у которых, я уверен, столь же блестящая способность различать формальное и содержательное и столь же тонкое чувство юмора, как у их мамы.

Выхожу как-то вечером гулять с собакой. Марс, он же Марсель, – нахальный корги тигрового окраса, парень очень самостоятельный. Поводок я даже не беру. Мы вроде и вместе, но, когда появляется какая-нибудь четвероногая дамочка или потенциальный партнёр по бегу либо вольной борьбе, он типа сам по себе. Я не разнимаю, иду себе дальше, пусть развлекается. Марс рассказывает всем встретившимся собакам, особенно тем, что на поводке, что главная ценность – это свобода, получает свою долю умиления и восхищения и догоняет. В тот вечер он тоже кого-то встретил и начал носиться кругами, демонстрируя свои невероятные гончие задатки, которые, впрочем, учитывая небольшую длину его ног, существуют только у него в голове.

Я бреду дальше и даже ненадолго теряю его из виду. Забыв про поздний час, я свищу характерным двойным свистом – и через несколько секунд слышу приближающийся топот. Свист – это наша с ним фишка. Способ коммуникации, сопоставимый по дальности с рацией. Очень удобно. Одновременно вижу боковым зрением, что мой свист сбил с шага крупного плечистого мужчину с большой чёрной бородой. Он развернулся и решительно направился в мою сторону.

У меня в голове пронеслись несколько сценариев предстоящего разговора – все не очень.

К свисту все ж относятся по-разному. Одних он раздражает, особенно после 23.00, для других даже насвистывание в принципе является дурной приметой в любое время суток. Жить со мной и тем и другим категорически противопоказано. Интересно, думаю я, к какой категории относится этот джентльмен?

***

Помню, как-то в техникуме ко мне также вразвалочку шёл один из местных заводил. В тот раз дальше следовало конструктивное предложение «пошли драться!». Он был несколько расстроен моей непримиримой позицией по одному этическому вопросу, которая исключала реализацию им и его командой ковбоев некоего почти гениального плана. Его душа требовала возмездия. Я понимал, что за потерю им лица перед ковбоями мне придётся как-то заплатить. И мы пошли драться. Но почему-то не дошли. Помню, как по дороге «драться» мой мозг зачем-то пытался разгадать, во-первых, как всё-таки по-японски правильно называется боковой удар ногой – маваши-гири или маваси-гири, а во-вторых, зачем в принципе для такого нехитрого дела нужно куда-то идти. Но мой спонтанный спарринг-партнёр вдруг плюнул, развернулся и пошёл назад. Так мы и не подрались. До сих пор гадаю, отчего он передумал.