– Чтобы убить нечисть, нужно быть опасней и беспощадней нечисти, – говорит Александр Демидов напоследок. – Всем удачи и всё такое. Выживите, и это уже будет считаться вашей победой.

Уж не знаю, кто поручил капитану говорить главную речь перед кадетами, но наверняка этот человек уже пожалел об этом. Какого-либо воодушевления Александр точно не внушил, некоторые и вовсе ушли, передумав становиться стражем. Вряд ли такого ожидали служащие Ордена, потому как после речи капитана наступает неловкое молчание, в котором каждый переваривает услышанные слова. Тишина прерывается лишь спустя сорок секунд главнокомандующим Тузовым:

– Благодарю, Александр, за такую вдохновляющую речь! Присоединяюсь к словам своего друга: не геройствуете. Горы трупов нам действительно не нужны. А теперь: да начнутся отборочные!

Весёлая интонация Тузова после слов Александра выглядит крайне неуместно, и большинство кадетов она только сбивает с толку. Главнокомандующий хлопает в ладоши, объявив начало испытания. Наставник столичного корпуса поднимает руку и тут же опускает, дав своим воспитанникам добро входить в лес. Те идут всем взводом, но быстро расходятся. Насколько мне известно, до Чащи Гибели добраться легко: нужно лишь следовать расставленным ориентирам. Но и на пути к ней нечисть тоже может напасть.

Следующий корпус – северный – идёт спустя десять минут. За ним следует западный, примерно через пять минут. За это время кадетам раздают пояса с флягами, короткие кинжалы и три клубка нитей. Мне достаются зелёные, и вручает их сам Александр Демидов.

– Всё-таки вышла из конюшни? – с улыбкой спрашивает он, протягивая нити.

– Могли бы и представиться, капитан, – огрызаюсь я, забирая клубки. – Я достойна уже синих, просто мой наставник…

– Ты меня совсем не слушала? – обрывает меня капитан на полуслове. – Не геройствуй. И не переоценивай собственные силы. Если сказано, что зелёные, значит, пользуйся ими.

– Но с ними практически невозможно одолеть высшую нечисть!

– Раз невозможно, то беги.

– Я не привыкла бежать.

– Тебе однозначно стоит привыкнуть к этому.

Объяснить всю ситуацию с предвзятым отношением к себе я не успеваю: очередь настаёт быстрее. Сжимаю клубки и убираю их в карман кафтана, прямо к кресту. Александр неправ: я не переоцениваю себя. Это Зыбин меня недооценивает. И я докажу им обоим, что они ошибались.

Как только западный корпус входит в лес, юноши выходят вперёд, обособляясь от меня и выбирая центральную дорожку. Я же иду по правому пути, держа крест и намотанные на него нити наготове. Вокруг тихо, и лишь звук собственных шагов убеждает меня в том, что я всё ещё в мире живых. Ориентирами, которые указывают путь, оказываются красные ленты, повязанные на ветках деревьях.

Оборачиваюсь на тихий шорох, доносящийся из кустов. Вытаскиваю крест, обмотанный нитями, готовясь обратиться к святому. Шорох стихает, и любой бы на моём месте подумал бы, что ему показалось. Но я абсолютно уверена, что слышала что-то подозрительное. Озираюсь по сторонам. И в следующую секунду слышу, как хлопают чьи-то челюсти, пытаясь вгрызться в добычу, в роли которой выступаю я. Вовремя отпрыгиваю в сторону, и дрекавак⁹, атаковавший меня, падает на землю и тут же шипит, раскрыв мощные зубы.

Голова у твари большая, а тельце мелкое, поэтому передвигается нечисть с трудом. Но челюсти у дрекавака огромные, да и прыгает он высоко и далеко, поэтому следующий удар не заставляет себя ждать. Мысленно произношу: «Санкт-Владимир¹⁰, прошу, даруй мне свои силы», и с руки срывается сноп пламени, обжигающий тварь. Дрекавак визжит от боли, катаясь по земле, пытаясь сбить огонь. Его голова шипит и сгорает, образовывая нужный пепел. Вскоре он же остаётся и от тонкого тела.

Пепла немного, примерно на четверть фляги, а это и меньше. Собираю его, радуясь, что так быстро нашла первую тварь. Начало положено.

Следую за красными лентами, пока те не заканчиваются. А покосившаяся табличка, на которой видны следы когтей, говорит о том, что я достигла Чащи Гибели. Здесь уже холодней, несмотря на жаркий июль. И воздух в этой части леса другой: в нём витают смерть, смрад, страх, гниль, бессилие. Всё это крайне ощутимо. Хочется убежать, повернуть назад и больше никогда сюда не возвращаться. Но это говорит страх во мне. Желание достигнуть цели и стать стражницей Святовита велит войти в Чащу и встретиться со всеми ужасами, о которых и говорил Александр Демидов.

Кривые деревья выглядят стражниками покоя леса. Ни на одной ветке нет хотя бы засохшего листика: все деревья абсолютно голые. Земля сухая, под ногами слышится неприятный и подозрительный хруст. Опустив взгляд, вижу, что наступила на череп, покрытый грязью и разломившийся на несколько кусков, и отпрыгиваю от него подальше, схватившись за сердце, что бешено колотится, точно в любую секунду готово выпрыгнуть из груди.

Вероятней всего, это меньшее из всех ужасов, что предстоит мне увидеть за эту ночь.

В Чаще Гибели нет даже животных: ни волков, ни белок, ни сов, ни кого-либо ещё. В детстве я любила ходить в лес, несмотря на предостережения матери. Гуляла при свете дня, далеко не уходила. И мне всегда встречались лесные обитатели, которые к нечисти не имеют никакого отношения. Я даже брала из дома сухари, чтобы покормить белок. Здесь даже признаков какой-либо живности нет.

Только холод. Только страх. А ещё вой позади.

К вою присоединятся ещё один. А потом ещё и ещё. Воровато оглядываюсь, держа крест у груди. Вторая рука ложится на рукоять кинжала, чья сталь тоже может оказаться эффективной против нечисти. Судя по вою, это волколаки¹¹. И судя по вою, их несколько. Целая стая, против которой кадету с зелёными, будь они прокляты, нитями не совладать!

Сорвавшись с места, я бегу куда глаза глядят. Вой усиливается, погони не слышно, но темп не сбавляю. Изогнутые ветви деревьев царапают ладони, которыми я раздвигаю заросли, чтобы было проще пробежать. Пару раз за сучья зацепляется кафтан, и я чуть не падаю. Вой приближается, кажется, твари учуяли мой запах. Резко дёргаю рукой, и часть рукава кафтана так и остаётся висеть на кривой ветке.

Бегу до тех пор, пока не врезаюсь в широкое препятствие, которого, если здраво посудить, и быть здесь не должно.

– Так-так-так, – «препятствие», которым оказывается широкоплечий и высокий Ратибор, разворачивается ко мне лицом. Встаю с пыльной земли и отхожу от однокашника на несколько шагов назад, встав в боевую стойку и предупреждающе выставив крест перед собой. – Какой сюрприз! Тебе же известно, милая, что нам запрещено нападать друг на друга.

– Не называй меня так, – сквозь зубы цежу я, не опуская крест.

– Дай угадаю, только он может тебя так называть? – хмыкает Ратибор, угрожающе надвигаясь.

– Нам нельзя нападать друг на друга, – припоминаю я его же слова, но назад всё равно отхожу.

– Тогда и крест убери.

Спина упирается в ствол дерева, дальше идти некуда. Ратибор, который выше меня на целую голову, угрожающе возвышается надо мной, похотливо улыбаясь. Главнокомандующий наверняка дал кадетам своего корпуса некоторые указания насчёт меня.

Но Ратибор не посмеет. Он не должен…

– Стражей здесь нет, я проверил, – протягивает Ратибор, приближаясь. Воздух уходит из лёгких, внутри колотится знакомый и ненавистный страх.

И я устала его терпеть.

Стискиваю зубы, набираю носом побольше воздуха и хватаю Ратибора за руку, выкручивая её. Тот, не ожидая подобного, охает, согнувшись в три погибели, и я, воспользовавшись случаем, не только ударяю в его промежность, но и прижимаю Ратибора к земле лицом, вывернув ему руку до заветного хруста.

– Ещё раз меня тронешь, и я сломаю тебе кое-что более важное и то, что находится чуть ниже, чем рука, – шиплю я ему на ухо.

Отпустив его руку, уже собираюсь уходить, как останавливаюсь от неожиданного шороха. Доносится он то ли с правой стороны, то ли с левой, то ли вообще сзади. Вокруг витает запах гнили и разложения, а это означает лишь одно: твари поблизости.