Крамер поднялся наверх к амбразуре окна и сравнил размеры оконного проема с габаритами Сады. Быть атакованным ночью пролетевшей сквозь метель двухметровой снежной бабой было крайностью даже в понимании Крамера. Снизу раздался грохот. “Эй, котик, спускай корзину”, – кричала килотонная любовь Крамера.

Визит к архитектору

Теперь у Крамера было два выхода из цитадели – шпинатный, действующий после прихода рассвета до заката, и вересковый, освобождающий выход после завершения заката и вплоть до рассвета. Наступили холода и Сада испекла и заморозила кучу шпинатных пирогов, висевших в авоське за амбразурой. Эль в волшебной корчаге не успевал прокисать. Осталось только правильно скомбинировать и, наконец, получить доступ к Шестибашенному. И вот тогда наверняка раскроется одна из печатей на тайне его заточения.

Крамер набрал номер секретаря архитектора. Голос женщины-робота, будто призрак ответила эхом воплям зуммера. Его попросили проговорить цель визита. Этот вопрос всегда ставил Крамера в тупик. Про проклятие, колдовство было странно говорить роботу и Крамер, отчетливо выговаривая звуки, надиктовал название темы визита – ”Проблемы выхода из цитадели в Черепинске.” Наступила обычная тишин. “О, – проговорил оживший голос женщины, – вы знаете, как раз сегодня товарищ Шестибашенный, будет заниматься этой тематикой, я запишу вас ровно на двенадцать часов. Вам в кабинет номер триста двадцать четыре, второй этаж”. Она пикнула зуммером и отключилась. Крамер посмотрел на часы. Часы показывали десять утра. “Странно все это”, – подумал Крамер, впервые ему назначили время через два часа. Навряд ли они успеют перенести визит. Он быстро оделся, накинул зипун, недовольно осмотрел себя и сказал -”Чекмень”. “Что чекмень”, – спросил автор. “Чекмень, – повторил Крамер. – я накинул чекмень”. “И это действительно был его чекмень” – подтвердил Копелян.

“Нужно спешить, чтобы не перенесли визит”, – Крамер закинул в нишу пирог и, оскальзываясь, побежал к дому архитектора. Двухэтажное здание дома Шестибашенного находилось напротив мэрии. Впрочем весь Черепинск называл это строение мастерской. Наблюдая из окна мэрии за бегущим Крамером, директор прокомментировал наблюдаемое, обращаясь к Голему – “Есть вероятность, что сегодня он попадает к Волхву”. “Не думаю, что его отпустят”, – раскладывая по столешнице документы ответил мэр.

Здание было обычной белесой провинциальной конторой без вывески какого-нибудь местного жкх. “Не многовато кабинетов будет для такого здания”, – подумал Крамер вытягивая на себя серую деревянную дверь. Дверь скрипнула, он шагнул и оказался на площадке перед обычной подъездной лестницей обыкновенной пятиэтажной хрущевки. Других дверей на площадке не было и он стал подниматься переступая через две ступени. Коридор второго этажа был традиционным общежитским коридором провинциального машиностроительного института в каком-нибудь южнозауральском Кургане. “Южнозауральский, – пробуя слово на вкус оценил Крамер, – надо же, никогда не слышал о таком”. Копелян промолчал. Впрочем, отличие таки было. Под номерами комнат висели таблички с именами. И еще у коридора не было конца. Не, ну окончание наверняка было, но линии коридора, повинуясь закону перспективы, сходились в одну точку. “Так вот она какая сингулярность пространства”, – подытожил Крамер поворачиваясь в правой двери. Надпись на табличке двери под номером означала, что ней, за дверью, находится никто иные как “Луи Лево и Жюль Ардуэн-Мансар”. “Это прямо колумбарий какой”, – отклассифицировал ситуацию Крамер. Имена были незнакомы ему. “Два в одном, – банально сообщил он табличке, – однако нужно поторапливаться, время одиннадцать пятьдесят пять, а мой номер триста двадцать четыре”. Впрочем, проблема решилась тут же, не сходя с места. Номер кабинета слева оказался искомым триста двадцать четвертым. Табличка гласила, что тут покоится, то есть находится некто Имхотеп. “Шел к архитектору, а пришел к фараону, вот это папирус случился, – удивился Крамер, впрочем, – подфартило, далеко шагать не нужно”. “Не фарт, но трезвый расчет, – весомо отвесил фразу автор, – вот герой будет идти и читать таблички, а где я возьму как минимум триста двадцать четыре великих архитектора”. “И действительно, впоследствии нужный кабинет всегда оказывался первым слева”. – голосом Копеляна подумал Штирлиц.

Часовая и минутная стрелки, усугубленные подоспевшей секундной, слились в пароксизме единства на цифре двенадцать. “Пора”, – решился Крамер и постучал. “Да-да”, – непонятным голосом отозвались за дверью. Крамер потянул за ручку в виде головы льва и прищурился, пряча глаза от яркого света в открывшемся помещении. Посреди абсолютно пустой белой комнаты стоял несколько полноватый рохля в одной набедренной повязке. На его безволосой груди размещалась свисающая с шеи табличка с надписью “Мазок”.

– Кхм…, – откашлялся, отступая в коридор Крамер.

– Постойте, господин Г, – запереживал рохля, – мы ждали Вас.

– Я Генрих Крамер и я к товарищу Шестибашенному, – сообщил Крамер пятясь и пытаясь прикрыть из коридора дверь.

– Ну конечно, – Коровьевым засуетился рохля, – вы Генрих, значит господин Г, а я его секретарь, моя фамилия Мазок.

– Захер-Мазок, – зачем-то сказал вслух Крамер.

– Просто Мазок – заулыбался секретарь, поправляя сползающую повязку, – а друзья зовут меня, просто Эм”.

– Впрочем, перейдем к нашему, точнее вашему визиту, – Эм изъял из глубин повязки сложенный вчетверо папирус. Почему-то Крамер сразу понял, что это папирус.

– Итак, – продолжил секретарь вчитываясь в документ, – тема вашей встречи с товарищем Шестибашенным, – Проблемы выхода из пирамиды в Черепинске”. Крамер хотел возразить, но не успел.

– Товарищ Шестибашенный – распаляясь, продолжал Мазок, – весьма и весьма заинтересовался наличием гробницы в родном Черепинске и…

– Цитадели, а не гробницы, – напрягаясь от неприятного предчувствия оборвал его Крамер. Мазок осекся. Он внимательно вчитался в папирус, бормоча, – вот этот иероглиф означает пирамиду, а этот… он замолчал бормоча – “проклятый новояз”.

– Простите, господин Г, – я вынужден покинуть Вас на некоторое время. Он толкнул незаметную дверь в белой стене за его спиной и поспешно проскользнул в нее, прикрыв ее за собой.

Находиться в пустой комнате было на редкость скучно. Крамер маетно побродил от стены к стене, потом подошел к тайной двери и толкнул ее. Жаркий ветер охватил его, а крики тысяч людей наполнили комнату. Крамер ошеломленно молчал перед величием грандиозной картину внизу. Он стоял в дверном проеме на вершине лестницы. ведущей вниз, в заполненную людьми долину. Слышались грозные оклики, шелканье бичей. Маленькие фигурки людей. будто муравьи тащили, огромный каменный блок. Несколько фигур ходил вокруг них размахивая руками. “Надсмотрщики и рабы”, – догадался Крамер, а где же секретарь. А секретарь был, там внизу, у основания лестницы, разговаривая со здоровенным седым стариком, закутанным в белую хламиду. Увидев движение секретаря, готового подниматься наверх, Крамер прикрыл дверь и отскочил к противоположной стене. Вернувшийся Мазок был смущен, но разговаривал сухо и официально.

– Извинете, господин Г, в связи с ошибкой нового сотрудника был неправильно переведен ваш запрос на встречу, и к сожалению, товарищ Шестибашенный, находясь в сегодняшней ипостаси, не сможет помочь в решении Вашей проблемы.

Раздался щелчок и Крамер оказался в собственной трапезной. Холодное солнце молча зависло над плато Наска.

Сколько граней у стакана Мухиной

– Клайв недоделанный, – нервно измеряя шагами каменный пол трапезной, обиженно пенял автору Крамер, – напридумывал двери в иные миры, а меня просто пнули оттуда и вот, с сердцем, пронзенным тоской, с помутившимся разумом, я больше не вижу свою дхарму

– Я не буду сражаться, о Хришикеша, – неожиданно провозгласил он и ошеломленный умолк.

– Послушай, Хуан, здесь ты не воин и не Стрелок, потому как твоя случайность, как и неопределенность твоя, увы, обозначены сюжетом, – продолжая придерживаться основной фабулы, аргументировал автор, весьма удивленный, впрочем, неожиданным, но перспективным ответвлением сюжета. Но Крамер не слушал его.