– Вообще-то, да. Она знает, что у нас нет органического мяса или руколы. Тогда почему продолжает это заказывать?
Если он намеревался сказать мне, что покупатель всегда прав, то я бы непременно добавила его в свой постоянно растущий список людей, которых нужно убить. На самом деле он и так был там в первой десятке за каждый раз, когда сталкивался со мной на светских раутах и делал вид, что меня не существует.
– Почему бы тебе не ответить ей прямо? – язвительно парировал Круз. На мгновение – на маленькую, крошечную, ничтожную долю мгновения – я могла поклясться, что его маска старого доброго парня слегка треснула и сквозь нее просочилось раздражение.
– Почему бы тебе не заняться своими делами?
Я заметила, что его взгляд упал на мои губы, когда я это сказала.
Я знала, что на моем лице достаточно косметики, чтобы слепить еще одну фигуру в натуральную величину, и слишком много розовой помады, чтобы кому-то понравиться. Но Круз был Крузом, он никогда не говорил ничего плохого или унизительного ни о ком. Даже обо мне.
Я видела, как раздуваются ноздри его прямого римского носа, когда он сделал успокаивающий вдох и поднял подбородок вверх.
– Ладно, Теннесси. – Вот еще что: все называли меня Неряшка Несси. Он был единственным, кто обращался ко мне по имени, и это всегда казалось сущим наказанием. – Я займусь своими делами. Начнем прямо сейчас, не против? Ты уже забронировала билеты на круиз?
Ах да.
Поскольку мои родители оплачивали свадьбу Тринити и Уайатта, Костелло – родители Круза – решили пригласить обе семьи в предсвадебный круиз, чтобы мы могли получше узнать друг друга.
Поскольку Костелло часто отправлялись в круизы, они использовали очки лояльности, чтобы забронировать для Тринити и Уайатта каюту для молодоженов и двухместные каюты для себя и моих родителей.
Мой сын, Мишка, практически умолял меня разрешить ему поселиться с моими родителями, у которых в номере будут отдельные джакузи и мини-бар. Поскольку это был его первый в жизни отпуск, я согласилась.
Но это означало, что нам с Крузом все равно нужно было забронировать номера для себя, а поскольку у Круза была «настоящая работа», а у меня – много свободного времени (слова моей мамы, не мои), мне было поручено заняться этим вопросом.
– Все в процессе.
– Я не думал, что бронирование билетов требует таких усилий.
Я погладила себя по жестким, сильно залакированным белокурым волосам.
– Может быть, для тебя это просто. Но у нас, глупышек, на все уходит много времени. Где я могу заказать эти билеты? В этих… интернетах, да? – Я покачала головой. – Это такая штука на компьютере? С коротенькими словечками и видео с котиками?
Он щелкнул челюстью, острой, как лезвие.
Всего один раз.
Но одного раза было достаточно, чтобы вызвать у меня безудержную радость. Всем известно, что Круза Костелло ничто не выводило из равновесия.
– Закажи билеты, Теннесси.
– Да, сэр. Вам нужна двуспальная кровать или, может, королевских размеров?
– Уточняете, беру ли я с собой Габриэллу?
– Или любую другую почти несовершеннолетнюю девушку, соответствующую твоим вкусам.
Это было не совсем справедливо, потому что их разница в возрасте была не самой большой.
Габби была ровесницей двадцатипятилетней Тринити, а Тринити выходила замуж за Уайатта, старшего брата Круза.
Круз сунул руку в передний карман брюк цвета хаки.
Он всегда вел себя непринужденно, что очень раздражало.
– Постарайся не испортить все, когда будешь бронировать, ладно?
Вот тут-то моя маска безразличия соскользнула и разбилась о пол. Может, этот городок и наклеил на меня ярлык той, кто всегда все портит, но, по моему мнению, я его не заслужила.
– Я вполне способна забронировать два билета на круиз.
– Поверю в это, когда увижу своими глазами.
– Знаешь, – задумчиво сказала я, накручивая на палец прядь светлых волос, выбившуюся из моей немодной прически, – ты и вполовину не такой хороший, каким тебя считают люди.
– Я приберег весь яд специально для тебя, – он наклонил свою бейсболку, как ковбой. – Какие-нибудь напутственные слова, Теннесси? Моя спутница ждет меня в машине.
Точно, точно, точно.
Его блестящая Audi Q8, на которой он поедет с его блистательной девушкой в свою блистательную жизнь.
На этот вопрос я ответила средним пальцем, воспользовавшись тем, что все вокруг нас говорили о случившемся с парнем, который подавился соломинкой, а значит, ничего бы не заметили.
Ответ был не самым элегантным, но принес мне невероятное удовлетворение.
* * *
В тот вечер я готова была разрыдаться.
Я старалась не зацикливаться на жалости к себе, но некоторые дни выдаются тяжелее других.
Мой сын очень хотел новую игру «Ассассин Крид», но я не могла нам этого позволить. Хуже всего было то, что он даже не попросил ее у меня.
Я узнала об этом от матери, когда разговаривала с ней по телефону, возвращаясь домой с работы, рывками передвигаясь на своей Honda Odyssey, словно эта машина была пьяной девушкой из женского общества, только что ушедшей с шумной вечеринки.
Очевидно, Мишка предложил подстричь маме газон за наличные, чтобы купить себе игру.
«Я бы купила ее не задумываясь, милая, но эти игры очень жестокие, и я не уверена, что ему стоит в них играть».
Бесполезно было объяснять ей, что это сизифов труд – заставить Мишку не играть в видеоигры. Он и его друзья постоянно проводят так время. Это норма.
В то же время я чувствовала себя удручающе плохой матерью. Настоящей неудачницей. Я даже не могла купить сыну видеоигру.
Может быть, Габриэлла была права.
Может, мне нужно было заткнуться, сказать, что ее бургер органический, и терпеть иногда оскорбления за хорошие, весомые чаевые.
Я толкнула дверь в обветшалый одноэтажный дом. Внешняя отделка была бледно-голубой. Мы с Мишкой сами все покрасили, чтобы сбить часть арендной платы, которую запросил хозяин. Внутреннее убранство в основном состояло из мебели, доставшейся от друзей и родственников.
Но все было нашим, и мы гордились этим.
Я скинула каблуки у двери и бросила куртку и сумочку на комод, чувствуя себя измотанной и замученной.
Замученной тем, что не могу позволить себе вещи, которые хочет мой сын.
Прыщавыми, грубыми подростками, которые щипали меня за задницу на работе.
Габриэллой, с ее стройными ногами и легкой жизнью с дорогими контрактами.
И доктором Крузом Костелло, который, казалось, был одержим ненавистью ко мне.
Мне действительно нужно было уехать из этого города, и я собиралась сделать это, как только Мишка закончит школу.
– Мишка? Ты здесь? – позвала его я.
На кухне раздался звон кастрюль и посуды, который становился все громче по мере того, как я пробиралась через темную маленькую гостиную.
– Мам? Я приготовил пасту. Извини, меня завалили домашкой, и я забыл достать курицу из морозильника.
Я вошла на кухню и крепко обняла сына. Отступив на шаг, я оглядела его лицо, прежде чем погладить бархатистые мочки ушей и поцеловать в лоб, чего он не любил, но, тем не менее, позволял мне делать.
В свои тринадцать лет Мишка уже был на голову выше меня. Неудивительно, ведь он пошел в своего отца, который в школе был тайт-эндом[10], ростом шесть фунтов три дюйма[11].
Наверное, это должно было меня расстраивать.
Мишка, можно сказать, взял мою матку напрокат, а в итоге вырос вылитым Робертом Гассманом. Те же растрепанные каштановые волосы, лукавые изумрудные глаза с золотыми прожилками, глубокие ямочки, которые проступали даже при разговоре, и слегка крючковатый нос.
Да, должно было расстраивать, но это не так.
Мишка рос настолько самодостаточным человеком, что Роб казался лишь бледной копией, словно старое письмо, написанное карандашом, слова в котором выцвели от времени и стали почти неразличимы.