– Я вас понимаю и сделаю все возможное. Главное, что он не отказался от нашей защиты. Кстати, он кое-что просил вам передать.

– Что передать?

– Одну секунду. Хорошо, что вспомнил.

Неожиданно замечаю, как моя нижняя губа дрожит, не поддаваясь контролю. Чтобы как-то прекратить это, я начинаю покусывать ее.

Девушка возвращается с двумя экземплярами договора и кладет их передо мной, Сергей Владимирович роется в черном деловом портфеле.

Шариковой ручкой Лариса указывает мне места, на которые нужно поставить подпись, но я могу только наблюдать за Сергеем Владимировичем, который вот-вот передаст мне что-то от него.

Все-таки я ошиблась. Я так сильно ошиблась. Мою любовь не сломали – обида сидит где-то в окопах, не пытаясь выбраться наружу и пойти в атаку. Если бы не эта любовь, меня бы вовсе здесь не было.

Минуты длятся долго.

Лариса выходит из кабинета. Я подписываю бумаги, пока мужчина листает широкий блокнот.

– Вот, держите.

В моей руке оказывается сложенный лист бумаги, исписанный с двух сторон. Оно словно обжигает ладони – как его кончики пальцев оставляли ожоги почти на каждом моем участке кожи.

– Это он передал мне?

– Да, я ждал, пока он напишет.

Вместе с документами кладу письмо себе в сумку. Я не могу читать это здесь. Наверное, не смогу даже дома. Боюсь, что расплачусь, и папа увидит.

– Сергей Владимирович, можете не говорить никому, что я с вами заключила договор? Я не хочу, чтобы папа знал об этом, все-таки он и…

– Не переживайте. Все конфиденциально. О нас знает только обвиняемый.

Больше ни о чем разговаривать не могу.

С дрожащими коленями и гулким стуком в ушах я иду по тротуару, рассматривая массивные здания, которые вот-вот достигнут своими вершинами плотной небесной крышки. Город особенно красив, когда им наслаждаешься. В спешке нет ничего красивого. В спешке город теряет свою суть. Я иду самой длинной дорогой и через Французский бульвар выхожу на Итальянский.

В какой-то из проезжающих машин слышу: «Если солнце уйдет, я сожгу для тебя свое тело». Какие красивые слова.

Снова оказываюсь на конечной станции. На этих трамваях мы могли бы прокатиться тысячу раз, но не прокатились ни одного. Мы столько всего не сделали с ним – не посмотрели три части «Шрека» подряд, не купили блинов на ярмарке, не выпекли рождественские печенья на Новый Год.

Как же сильно мне хочется отпраздновать Новый Год рядом с ним – это мой любимый праздник. Андрей похож на осколок, который не вытащишь, не задев сердца.

Взгляд падает на живот.

Погибать за человека не так больно и страшно, когда знаешь, что все не зря – а это разве не главное доказательство?

Застегивая пальто на все пуговицы, сажусь на парапет возле трамвайных рельс. Пальцы левой руки расстегивают молнию сумки и я достаю листок.

Раскрываю и впервые вижу его корявый почерк…

«Здравствуй, моя принцесса.

Прости за уродливый почерк. Давно не писал ничего от руки. От этого отвыкаешь. Непривычно писать тебе что-то не в цифровом формате. Надеюсь, ты все разберешь.

С другой стороны закона побывать даже интересно.

Не знаю, с чего начать, чтобы ты не скомкала и не выбросила это письмо. Просто прочитай, очень тебя прошу.

Я люблю тебя с самого начала, с момента, когда ты знала о моем существовании не больше, чем о парне интернет-подруги.

Фотографии, где у тебя заспанное лицо или растрепанные волосы – я представлял, что ты делаешь их специально для меня.

По утрам я просыпался с мыслями о грустной девочке Лизе.

А потом увидел тебя – такую милую кнопку мне по плечо, – и дальше ты уже знаешь.

Мне ужасно стыдно перед тобой. Стыдно, потому что я все испортил в очередной раз. Клянусь, я не хотел всего этого. Хуже всего для меня осознавать, что именно я стал источником всех твоих мучений, с этим не сравнится никакой срок – ни пять лет, ни десять, ни даже пожизненный.

До тебя я был уверен, что слишком жесток, чтобы любить иначе, но каждый раз, когда ты находилась рядом, я обретал спокойствие, которого у меня никогда не было. Ты вызывала непреодолимое желание заботиться. Даже что-то пошлое в отношении тебя все равно было нежно. Твоя ласка приручала моих демонов. И постоянно во мне просыпалось такое чувство, что мне тебя мало, как бы сильно ты ко мне ни прижималась, как бы долго ни смотрела мне в глаза.

Я просто не мог без тебя. У меня была нехватка тебя. Даже в моменты, когда ты сидела рядом.

Больше всего я боялся, что так может быть – что ты бросишь меня. Это и случилось, по моей вине. Да, я себя не оправдываю, но я не мог поверить и не верил. Просто не верил, что так противен тебе, так не нужен тебе, что ты с легкостью можешь уехать, выбросить сим-карту, удалить все связанное со мной – фотографии, переписки, аккаунты. Удалить меня из своей жизни. Наверное, это окончательно снесло мне крышу. Меня так сильно ломало. День без тебя был равносилен дню войны. Целый месяц без тебя – целый месяц войны.

Самой огромной ошибкой было пренебрегать твоей любовью. Сколько бы дерьма в своей жизни ни совершил, я знаю, что виноват только перед тобой, потому что ты единственная, кто мне нужен. Мне правда лучше быть за решеткой, подальше от тебя и твоих близких, ведь если ты не со мной, я не дам тебе житья. Именно поэтому я сам себя сдал. Позвонил и сдал, просто чтобы ты знала, насколько сильно нужна мне. Знаю, это безумие. Возможно, ты даже не поверишь мне, но это правда. Я готов ответить по закону за то, что принес столько нервов и страданий тебе и твоей семье.

Оставь эти идеи с адвокатом. Даже самого большого наказания мне будет мало.

Надеюсь, никакие Владики и другие парни к тебе не лезут там? Потому что я сбегу и повешу каждого на их же кишках, если кто-то хотя бы подумает о чем-то лишнем в отношении тебя.

Не пойму, как я мог быть таким выродком после всей доброты, которую ты мне подарила, после жизни, которую ты вкладывала в мои ладони. За все двадцать четыре года у меня не было ничего важнее твоей любви. Я не знаю, как мне объяснить это чувство. Только с тобой надо мной никто не властен, помнишь? Совсем никто.

Все, что мне нужно было, это чтобы ты вернулась, ну а я, конечно же, был тебе нужен. Сейчас я просто хочу увидеть тебя. Я готов вырвать душу из ребер за это.

Я хотел всех переиграть, но мое поражение оказалось неизбежно. Насрать, если я здесь сгнию, главный мой страх исполнился – я потерял тебя. Самую прекрасную и искреннюю девочку на этой земле.

Теперь мне просто надо знать, смогу ли хоть когда-то вымолить шанс на твое прощение?»

Глава 29

Сталкер

Сегодняшний день не давал мне покоя ни в одном сне. Каждое утро я осознаю, насколько больно во сне держать человека за руку и ощущать его дыхание на своих волосах и ключицах, но просыпаться и вспоминать, что ты лишен этой нежности в реальности. Тебе снится, что он пишет без конца, но сообщений нет – они не отправлялись и не писались вовсе.

Дрожащими пальцами дотрагиваюсь до своих губ – искусаны. Нет, разодраны в мясо – их едва ли можно отличить от куска сырого фарша.

Восторженный ши-тцу начинает бегать по всей квартире, когда я выхожу из своей комнаты.

– Привет, мой хорошенький.

Щенок ложится на спинку и ждет, пока я начну чесать ему пузо – папа приучил к таким недолгим массажам. Теперь он только этого и требует.

По традиции, папа читает за столом газету и пьет кофе.

– Папочка, я немножко не успеваю, ты не мог бы его сам вывести?

– Я так и думал, – отрезает папа, с укором глядя на меня.

– Вот что ты думал?

– Что в итоге буду сам и выгуливать его, и кормить.