Помню, малышом томясь в кроватке, в занавешенном простынкой уголке, видел – тени странные украдкой приближались и ползли на потолке. Выскользнув из папиной шинели, что на вешалке дремала до утра, тени наклонялись и смотрели на меня и мой неясный страх… Лишь машинка швейная бубнила у родителей без устали в углу… Тень очередная подходила… Неужели я когда-нибудь умру?!

Пусть заплачет безутешно мама, папа горько зарыдает обо мне! Все поймут – я был хороший самый! Завтра буду есть назло холодный снег, разгрызать хрустящие сосульки! Потеряю снова варежки и шарф! И не стану пить ваши пилюльки! Пусть заплачет мой резиновый жираф…

Жаль, игрушки отдадут кому-то… Как же детский садик, мамина еда? Пусть умру, но не совсем как будто… Нет! Так страшно… Не умру я никогда!

Обыденно гудел аэродром – ночные гарнизонные полеты… Блуждали мрачно тени над ковром и сотрясали стекла самолеты… Над кроваткой – мрачный мир сердитый… Душат слезы в хороводе злых тене́й… Я несчастный, плачущий, забытый… Губки сжаты. Все страшнее и больней…

Жизнь проходит словно в странном сне… Словно тени – смутные года… Затаилась боль той тьмы во мне… Все по сути нынче как тогда…

Пришла нежданно постаревшая мелодия. И мозг послушно открывает памяти архив моих годов, когда был лучше и моложе я – седой души болезненно-фантомный лейтмотив… Слова простые увлажняющей глаза печали. Как из былых магнитофонных лент воскрес мотив. Какие планы дерзкие в стране, во мне звучали! Я жил, себя служенью идеалов посвятив!

Всеобщность светлых целей в мире дружбы и труда, под стягом правильных, все побеждающих идей. Душа страдала и болела, но была горда, и отвергалась легкость незатейливых путей. Пылал задорно бодрый, молодой максимализм в марксистско-ленинской незыблемой оправе. А я плевал на дефицит и на капитализм и изменять советской вере был не в праве…

Круженье давних звуков, немудреность старых слов. Сжимает душу пустота утрат и вздорных дум. Но нет возврата в юное вчера своих основ, в доперестроечный и простодушный Кара-Кум! И не пустыня у меня перед глазами – цветущей молодости упоенный счастьем сад! Я снова слышу, как зовут знакомыми до боли голосами, мои друзья-товарищи. Но нет пути назад…

Вот вереница добрых лиц, потерянных когда-то… Где нынче те, кого любил, с кем сердцем близок был? Плывет мелодия, плывут события и даты… Пускай умчались годы, не все я позабыл…

К дверям реанимации таких родных идей смиренно возложу цветы тоски и вечной боли. Смотрю с грустью в глаза демократических вождей, твердящих о российской возрожденной веской роли. Они уверенно с экранов говорят и говорят, как новая труба пройдет, инфляция завянет, что терроризм, коррупцию и бедность победят, патриотизм и вера все решат, Держава встанет…

И где-то парень радостный, красивый, молодой, любя страну, девчонок, доверяя правде власти, за новорусской яркой путеводною звездой под песни новые пойдет к добру и счастью…

Заблудшая судьба нелепой клячей тянется в стыдливой смене убеждений, покаянных дум… Покину зыбкий мир – мелодия останется: советский Кара-Кара-Кара-Кара-Кара-Кум…

Уйди, пенсионерская хандра! Печаль, остынь! Мне песня нравится, хоть не люблю пустынь! Живет мелодия, забытые вчерашние слова… История изношенной судьбы безжалостно права… Жизнь – не слащавая халва и не рахат-лукум. Горчит слеза и снова воскресает «Кара-Кум». Утраченная молодость, за все, за все прости! Я не сумел к себе найти счастливого пути…

Что я имел, ценил, хотел? Сюда судьба пригнала… За мной пустыня старых, изможденных идеалов… Лишь счастья призрачное, испарившееся русло… Жизнь продолжается, но так порою грустно…

С пеленок папу с мамой волновало, чтобы в жизни я достиг немало… Зомбированным счастьем октябренком, я рос ответственным и вежливым ребенком. Меня учили быть достойным пионером, в учебе и вообще служить примером. Активно жить и быть неравнодушным, и вырастать идейным винтиком послушным…

Я комсомольцем прослыл принципиальным, изо всех сил старался быть моральным. Великой партии активный честный член, так свято верил в неизбежность перемен… Под славным Красным знаменем советским служил стране в порыве молодецком – по совести и по заветам Ильича… Кипела, пела кровь, от страсти горяча… Потоки льющихся с трибун словес глотал, боролся, жертвовал, надеялся, искал…

Я гордо якал (как и якаю теперь) под тяжким бременем ошибок и потерь… И рифмой к этим «якал» и «искал» похабно просится итогом слово «кал»… А финиш близок – две трети жизни позади… Обрюзгший, лысый, нудный – погляди… Что радостное светит впереди? Мне ухмыляется юнец – нахальный век… Отчаянье сочится из-под век… Сменился базис, рухнула надстройка… Так naebала наша перестройка…

А на обломках ценностей социализма росла, жирела жлобская харизма. И новорусские основы изначально закладывали словно бы анально… Рванули массы в порыве потребленья доить судьбу до самоисступленья. Пессимистический раскинулся пейзаж, и криминальный круто кайфовал кураж. Культура курвилась, и вместе с тем развилась резво сеть порочных подсистем.

Молились люди божеству успеха. Расширилась духовная прореха. Под звоны возрождающихся храмов цвела свобода подлецов, хапуг и хамов… Насилья мерзкий кровожадный спрут обвил Россию щупальцами пут… В потоках депрессивных новостей, поверив бодрым обещаниям властей, все отдавались бурному теченью, как садомазохисты наслажденью…

Я жил, пленен величием светлых Идей… Теперь – священных материальных Благ. И стаи страждущих отчаянных людей легко порвут за этот наркотичный смак… Иные ценности в мозгах витают… Одни – в дерьме, другие – процветают… Пирует потребительское племя, смакуя развлекательное время…

Американский дьявол ненавидит нас, но сильно выручают водка, нефть и газ; и армия крепчает год от года; и что-то делается вроде для народа… Несусь в чужой неведомой игре… Виски́ и пах в печальном серебре… Стремлюсь успешнее продать себя, порядочность не окончательно губя, чтоб в рамках допустимого обмана успешней наполнять баблом карманы…

Увы, к безденежью прививки нет. Брюзжу, бреду и оставляю бледный след. Не за горами дряхлость. Вот беда – уже не быть ударником умелым каптруда… Как шустрый лузер в кризисах обвык. А вместо счастья – толстый ноль, обманка, пшик… Опять понос реформ, запор успехов… И скуден крошек корм в стране огрехов…

Тяжел истории безжалостный рычаг… Но есть еще поесть и теплится очаг… Резвлюсь во всю, как молодой пенсионер, на свой простой оптимистический манер… А повсеместно в трудовом напряге здоровье лихо отдают бедняги… И греет их в прохладе позитива демократической России перспектива…

Надеюсь и верю – но плохо верится… Лимит доброй веры давно исчерпал. Меркой иною эпоха отмерится. Наверно, истлел у задора запал… Я – не боец теперь в общем строю… Не все равно, но в шуструю струю не влился трендов и успеха ради… На маскараде смысла нет в награде… Какого хрена надрываться ради? Отвоевался, ослабел и охамел, плачу за все, влачу возок обычных дел… Ползу печально на роковой предел… Усталая судьба «не на параде», совсем не «к коммунизму на пути», а просто, чтоб в конец пути дойти… Плыву туда, куда несет судьбы поток, порабощающий порок… Обидно – мало сделал для себя… Не смог… Лишь в прошлом радостность дорог…

Пускай не все меня поддержат и поймут в эпоху липких либеральных смут… Быть может, и при жизни проклянут… Марксистский старый твердолобый баламут, но все же не метафизичный шут… Не жажду новых одиозных пут! Пусть многих мертвые вожди гнетут… Логичен современной власти блуд… Но времени бесстрастный справедливый суд приговорит на истинную меру продавших души Демолюциферу…