Знал Алп-Арслан время и место. Сокрушены в тот день были румийцы, а кайсар Роман Диоген приведен на аркане. Трижды кнутом ударил его султан и отпустил на волю. Вот так делалось им в подобных случаях. Откуда же неуверенность у его сына?..
Но надо было подойти к шагирду. Тот заканчивал укладывать привезенный дерн, и серость травы радовала глаз. Все становилось на свое место. Как нетронутая бумага чисты были глаза юноши...
IV. ОТКРОВЕНИЕ ШАГИРДА
Где-то затерялся бесчувственный сон, в котором к небу вздымаются ледяные горы и железо таится в рукаве. Добрый старик ежедневно подходит к нему, а он все больше привыкает к запаху хлеба. Лица людей начали отличаться одно от другого, и радостное предчувствие охватывает его.
К дому в султанском саду позвали его опять, и сразу легкими делаются руки и ноги. Он идет, не замечая дороги. Солнечные столбы теснятся в садах, выстраиваются вдоль улиц. И вдруг ударяется он о невидимую стену. Высоко в небе повис Большегубый...
Медленно проходит он через площадь, глядя лишь вниз на присохшие черные комья. Но потом убыстряет шаг. Караван преграждает ему путь, и солнечный звон разносится от мерно ступающих верблюдов. Снова с разбега скачет он через арык и забывает про все...
У клумбы с тюльпанами стоит тюркская жена султана. Все обыкновенное у нее: глаза, нос, губы. И царапина еще не прошла у локтя. Он срезает для нее сочные стебли, складывает в корзину, которую держит старый маленький человек с пухлыми щеками.
И голос такой же у нее, как и в прошлый раз. Она смеется и, выбирая тюльпаны, трогает его за руку. Потом говорит ему, чтобы завтра был здесь, в саду...
V. СУД ИМАМА ОМАРА
Гул бесчисленных нашествий назревает и прорывается вдруг совсем рядом. Туркан-хатун, младшая жена султана, идет из сада. Знак ее в мире подтверждается огромной корзиной с тюльпанами, что несет за ней мудрый Шахар-хадим. На ступенях розового дома она оглядывается, и победно оттопыривается у нее нижняя губа. Там, куда она смотрит, стоит красивый шагирд, и руки опущены у него...
Заметив потом и его, стоящего среди колоннады ай-вана, она доверительно улыбается. Некая тайна всегда была между звездным небом и этой женщиной. Не случайно выделяет она его из всех прочих надимов. И он запахивает свой синий халат, улыбается в ответ.
А шагирд продолжает стоять неподвижно среди поредевших тюльпанов, еще не понимая всей глубины счастья, отпущенного ему богом. Свет от великой женщины разлит в саду, и на шагирде отблеск его...
Снова видит он маленькую Туркан-хатун у площадки для наблюдения неба. Большой непослушный султан рядом с ней, а сбоку, будто на шелковой нитке, новый ва-зир Абу-л-Ганаим. Но появляется агай в утверждение порядка. Она фыркает и уходит, не спросившись султана...
Вселенский календарь собрались они обсудить по желанию великого вазира, и он дает объяснения всем троим о связи движения планет и светил с человеческим временем. Отныне по всей земле оно будет едино, а распорядок по поясам для царств и народов установят "Таблицы Малик-шаха". Сонно внимает султан его речи, ибо все предложенное агаем правильно. Только крупные зеленые глаза подлинного сельджука ищут что-то в закатном небе.
Но не для этого собрались султан и оба вазира. В созданной агаем системе ничто не делается прямо. Только повод -- звездные таблицы, а речь идет о другом.
Подобен сказке их разговор, и таковы правила. О некоем решении султана говорит великий вазир, которое должно быть исполнено. Не называет он ничего по имени, хоть все знают, что прямо с площади Йездан пойдет завтра войско в поход. И новый вазир Абу-л-Ганаим тоже ничего не говорит про это. Он касается бронзовой чернильницы, висящей через шею, и соглашается с агаем: "Да, это так... Ударим завтра камнем по кувшину, посмотрим, что произойдет!"
Неумолим стук калама о дерево. Султан сидит посредине, не поворачивая головы. Такова пирамида агая, что и ему некуда деться. Войско выступит, как намечалось, и будет война с дейлемскими исмаилитами. Великий вазир касается в подтверждение своей золотой чернильницы -- давата.
Но в прочем вынужден уступить агай, чтобы сохранилось равновесие. Каждый должен получить свое согласно правилам, и новый вазир говорит об иудеях, которые взбудоражены чьим-то требованием к их субботней здравице. Уже проникли они к новому вазиру...
Султан кивает головой с явно довольным видом. Хоть в этом принудил он своего учителя. Агаю нечего делать, и он молчит. А султан быстро прибавляет, что и завтра садовник-шагирд, в чьем ведении тюльпаны, обязан прийти в этот сад...
Величайший султан и его вазиры, как приличествует, говорят еще о вечности, о таинствах души, о быстролет-ности земной славы, которую перерастает простое дерево в саду. Соблюдая свое место, не участвует он в разговорах великих мира сего. Лишь некий маленький звездочет здесь он, чье гябрское прозвище -- Хайям.
* ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ *
I. ВАЗИР
Об эмирах тюрьмы, людях расправы и орудиях наказания...
О том, чтобы не приказывать двух должностей одному человеку, о представлении их людям с чистой верой, достойным, а маловерам и плоховерам должностей не давать, от себя удалять...
Относительно женщин... И в прошлые времена, когда жена государя верховодила над ним, ничего не бывало, кроме мятежей, смут, восстаний и зла. Мы вспоминаем относительно этого лишь немногое, чтобы взгляд упал на многое. Первым мужем, подпавшим под власть женщины, отчего и впал в невзгоды и трудности, был Адам -- мир ему! Подчиняясь приказу Евы, поел он пшеницы, за что изгнали его из рая. Двести лет он плакал, пока Всевышний не сжалился над ним и не принял его раскаяния...\
Он зовет к себе шагирда, так как в ночь выезжают оба они за войском. Всегда при нем будет находиться тот отныне. Руку опять кладет он на голову шагирду и говорит, чтобы шел еще сегодня в султанский сад, к тюльпанам. Бледнеет по-обычному юноша и припадает к руке.
----
' Сиасет-намэ, стр. 143, 161, 179.
Ему же предстоит написать до полудня три главы, потому что не будет в дороге времени на это. Останется тогда на дорогу лишь поучение в отношении батинитов и прочих нынешних врагов веры. Из Эраншахра -- от древних маздакитов выведет он их корни. И будет показано в книге, как век за веком прорастало тут и там это отравленное растение. Ибо хоть закопал их в землю ногами вверх Хосрой Ануширван, но дал разлететься семени по свету. И когда потом злокозненный Муканна восставал на государство в Мерве, и вернувшийся к поклонению огню Бабек 1 неистовствовал в Дейлеме, и карматы в своей пустыне делали все наоборот божьему порядку, то прямо от маздакитов было это. Теперь же одним ударом уничтожено будет гнездо порока, и нельзя дать выбраться оттуда ни одному вероотступнику. Там, когда войско придет на место, и закончит писать он свою книгу...
Особое значение необходимо уделить в ней сейчас людям тюрьмы и расправы. В великом Эраншахре, у праведных халифов, при знаменосце веры Махмуде эмиры расправы и палачи-исполнители считались первыми людьми в государстве. Свое знамя, барабан и караул у дверей были у таких эмиров, а боялись их больше, чем самого государя. На чем же еще, как не на человеческом страхе, покоится государственный порядок...
В нынешние же времена эта должность понизилась, и отменили блеск этой службы. Упадок чувствуется во всем. Нужно, чтобы восстановлено было уважение к ним. Пусть постоянно находятся при эмире расправы не менее пятидесяти исполнителей, которых бы отличала голубая чалма на голове: двадцать из них с золотыми палицами, двадцать -- с серебряными, а десять -- с большими железными палицами для дела. И все для проживания пусть имеют они из еды, питья и одежды.
Способы же наказания должны быть перечислены в особых книгах: отсечение головы, отсечение рук и ног, повешение, ослепление, ломание костей, заточение в темницу, опускание под землю для рытья водоводных кари-зов и другие. Для врагов веры наказания особые: надевание на столб, варка в котле, сдирание кожи, завязывание в мешок с пчелами, топтание слонами. Болтающим и умствующим следует урезывать языки, вливать кипяток, лишать кормящего их калама, изгонять. Точно всегда известно в государстве -- за что какое наказание.
