Полная обречённость, покинутость этих миров – вот, что давило на голову свинцовой хваткой, наваливалось душным захватом на плечи, заставляя вжиматься в сиденье и прибавлять газа.

И не важно, что было за окном – бескрайная зимняя равнина, мёртвый, засохший лес или, как однажды, опустевший город, ухмыляющийся пустыми оконными рамами проезжающему мимо автомобилю. Первому за год? Декаду? Столетие?

Разговоры в машине утихли сами с собой. Леонид, сжимая крепко руль, напряжённо глядел по сторонам, опасаясь, что в любой момент на автомобиль кинется что-то. Эсте, с мечом на коленях, смотрела вперёд также нервно. Порой по её лицу пробегала дрожь.

– Мой талант действует в других мирах, – сказала девушка, в очередной долгий «проезд» по Хальму. – Даже глядя из окна машины, я могу «зацепить» какой-нибудь предмет и попробовать осознать его.

– И что, – Леонид непонимающе нахмурил брови, – тебе удалось что-то выяснить?

Эсте нервно дёрнула плечами:

– Только то, что мой мир ещё можно спасти. Здесь всё мертво и забыто. Даже то, что считает себя живым, на деле – уже давно смирилось со своей смертью… – девушка покачала головой.

Леонид нахмурился:

– А ты уверена, что тебе стоит… заниматься этим? Не опасно ли,..

– Не опасно. Иногда неприятно, но… знаешь, я люблю это делать – слушать то, что помнят вещи, чувства и голоса давным-давно умерших людей. Помнишь, несколько миров назад, мы ехали мимо фонарного столба, на котором висел какой-то ящик?

Леонид кивнул. Это был очередной кратковременный фрагмент чуждого мира, собственно, весь и состоявший из километрового куска заброшенной дороги, проложенной через болотистую низину. И да, там действительно стоял один единственный столб архаичной вычурной формой, с разбитым фонарём на вершине и непонятным металлическим ящиком, чуть ниже.

– Это был репродуктор, – продолжила Эсте. – Странной формы, но – однозначно, репродуктор. Раньше эта дорога шла между двух озёр – они стали болотами. Когда-то через каждые несколько метров на ней стояли такие фонари. Местные жители проводили там какие-то свои праздники. Они танцевали парами на скорость между двух озёр, с каждым тактом чуть продвигаясь вперёд по дороге. Победившая пара получала… – Эсте нахмурилась, потёрла виски, – …. Я так и не поняла, честно признаюсь, что было главным призом, но, судя по величине оставшихся эмоций, это было нечто… очень значимое.

Леонид глубокомысленно хмыкнул.

– Я даже успела увидеть немного местных жителей, – продолжила девушка. – У них была синяя кожа. Честно, выглядело это не слишком приятно, как будто какой-то злой маг заставил силой танцевать несколько сотен мертвецов. Правда, – Эсте не мгновение помрачнела, – фактически, они давным-давно мертвы. Из ящика-репродуктора в те времена звучала музыка. Он, так же как и этот столб, на многие годы пережил и танцоров, и дорогу между двух озёр. В конце своей «жизни» он транслировал военные сводки или же это были просто хаотичные наборы слов – я не смогла разобрать.

– Давно он замолчал?

– Около столетия назад. И не спрашивай меня, почему он до сих пор там висит – без ржавчины, как новенький – не знаю. Эту тайну репродуктор мне не открыл.

Леониду было немного не по себе от рассказов Эсте, хотя, с какой-то точки зрения он понимал ей. Они ехали через другие миры и у неё, в отличие от него, имелось хоть какая-то возможность увидеть жизнь этих мест – пусть давно прошедшую, пусть фрагментарную, но всё же жизнь – странную, загадочную и чужую.

Его же лично уже начинало тошнить от этого.

2. Несколько раз их выбрасывало в такие фрагменты миров, где ещё теплилась жизнь – однако, ничего приятного в этом не было.

Один раз они почти километр ехали по дороге, справа от которой, в бесконечном поле шло сражение. Причём, шло оно не первый год, а может быть даже не первое столетие.

Среди ржавеющей горелой техники, в силуэтах которой с трудом можно было опознать что-то отдалённо похожее на земные танки и БТР, дралась конница. Крики людей и лошадей дрожали над полем. В воздухе стоял неприятный, кислый запах.

А в нескольких сотнях метров от конной мясорубки, в рукопашную бились люди в шкурах, вооружённые непонятным холодным оружием. Издалека было плохо видно, но Леонид чётко увидел двухметрового гиганта, крутящего над головой нечто, больше всего похожее на пулемётную цепь – ржавую, старую, пролежавшую здесь, на поле, не одно десятилетие. Сражались при этом дикари стоя на остове огромного человекоподобного робота, которой не сочетался с окружающим так же, как не сочетались шкуры с обугленными танками, а конные всадники в своих тяжёлых блестящих под шестью солнцами этого мира латах с валяющейся вблизи дороги перевёрнутой телегой, из которой бессмысленно глядел в небо пулемёт.

Никто из сражающихся не обратил внимание на промелькнувшую мимо них машину.

В другом мире они долго и очень медленно ехали по пустой шестиполосной дороги, проложенной над горным хребтом. Именно – над. В дырах в дорожном покрытии можно было увидеть вершины гор – далеко-далеко внизу.

Леонид искренне завидовал Эсте – в отличие от него, девушка могла себе позволить проехать весь путь с закрытыми глазами, пока он, затаив дыхание, выискивал кажущимися безопасными участки в ветхом полотне огромной эстакады.

Разумеется, Леонид совершенно не хотел ехать ни здесь, по дороге-над-горой, ни в том мире, где шло сражение. Но, во-первых, Хальм не предоставлял ему возможности выбора и это была единственная дорога в Эобару. А во-вторых, какое-то чувство внутри говорило ему, что всё пройдёт благополучно – эстакада не провалится вниз, отряд конников не решит атаковать неизвестный объект.

Эсте, молчавшая уже больше часа, заговорила, когда они в очередной раз вернулись в Междумирье.

–Ты настолько спокойно относишься ко всему этому. – сказала девушка, не глядя на Леонида. – Ко всему тому, что произошло с тобой. К тому, что ждёт тебя впереди. Вся твоя история… не знаю, я не уверена, что смогла бы пережить всё это, справиться, не сойти с ума… – её плечи вздрогнули. – Я не понимаю, ты что, вообще не боишься, того что будет впереди?

Леонид пожал плечами и спустя, наверное, минуту, ответил:

– Честно, я сам не знаю. Разумеется, я боюсь, мне страшно. Но… знаешь, у меня просто не было времени посидеть, подумать надо всем что произошло, осознать всё это и испугаться по-настоящему. Постоянно что-то происходило, надо было куда-то бежать, ехать, сражаться… – вспомнив две встречи с Человеком-Бабочкой, он поморщился. – Не знаю… может это рабочая выучка. Мне раздали карты, я играю ими. Мне нужно добраться до Эобары, иначе либо меня поймают хориты, либо поглотит Бездна. Никаких других вариантов мне никто не предложил, а значит – чего переживать лишний раз. Надо работать с тем, что есть.

Он посмотрел на девушку. Та покачала головой – испуганно, но при этом с какой-то еле заметной завистью.

– А мне вот постоянно страшно. Страшно, что мы не доберёмся до Эобары. Страшно, что я получу отказ от твоих мудрых и великих Ткачей. Страшно, что… – её лицо дёрнулось, словно кто-то залепил пощёчину. – Не важно. Прости меня.

Девушка ухватилась за меч, лежащий у неё на коленях, как за спасательный круг, и замолчала. А Леонид ещё долго смотрел вперёд – на бесконечную пустыню Хальма и думал.

Себе он мог позволить признаться в том, что так и не сказал Эсте.

Да, ему было страшно, но тот ужас первых дней куда-то отошёл. Из хаоса и безумия начал проступать силуэт нового мира и, чёрт подери, этот мир в чём-то был ему по нраву. Мир, где существовала магия. Мир, где он сам был, возможно, могущественным магом. Мир, где некие ткачи пытались спасти Вселенную (Леонид не сразу понял, насколько он был рад, когда рассказ Эсте косвенно подтвердил слова Рохбена). Мир, где он должен был стать одним из этих ткачей.

Перед глазами промелькнуло лицо Нади – то, которое он так часто видел в последние месяцы их совместной жизни – щёки раскраснелись, глаза смотрят сердито, раздражённо и даже капельку презрительно.