<p>
***</p>
Чтение вслух - добротная респектабельная забава. Если, конечно, вам не попадётся под руку Колридж или Хоффманн. Некоторые таланты могут, однако, и на страницы Ричардсона напустить отборного хоррора:
- "... при ея свечении на зловещей поляне Стоунхенджа узрел я сэра Уоргейфа. Что ещё затевает сей богомерзкий джентльмен!? Не алчет ли он невинной крови мистера Грендиссона и позора его прелестной обожаемой сестрицы!? Нет, он пал ещё ниже. Он обратился к ворожбе. Он скликает языческих демонов и велит им устроить так, чтоб благонравная девица Дженни Байрон вместо счастия с этим ханжой вкусила горчайшего разочарования, узнала о своём благоверном триста чудовищных тайн, а также чтоб все ея потомки были столь глупыми и неудачливыми женихами, сколь жестокой невестой была она!"
- Что за удовольствие читать чужое, когда можно сочинить своё? - прервал импровизации Джорджа только вчера воскресший и ещё ничего не соображающий Перси.
- Что ж, давайте придумаем по новой страшилке и расскажем, - согласился милорд.
Мы разделили бумагу, чернила и разошлись по отдельным кабинетам.
Я уронил на свой лист слезу и больше ни на что не был способен. Вдруг ко мне постучался мой повелитель и прошептал:
- Ну, как получается?
- Нет, - скорбно сознался я.
- Аналогично. Как быть?
- Да никак! - воспрял я, - Бьюсь об заклад, что у тех троих тоже ничего путного не выйдет.
- Ау, Уилл! Мы кто? Римский сенат? или консилиум? Мы же писатели! Если у нас не получится, то у кого же?...
- Мне тут видится только один путь - вообразить какого-нибудь настоящего врага и измочалить его в пух и прах.
- Что вы! Грех на душу!
- Как хотите. А я уже кое-то придумал.
<p>
***</p>
"Чума на оба ваши дома!!!" - воскликнул бы добрый Боккаччо, выслушай он наши непутёвые взвинченные новеллы. Клара рассказал всем давно известную историю лорда О., застрелившегося от счастья. Перси вытянул за уши из Тартара гесиодовых уродцев и поместил их в зарю своей биографии - хороший приём для деморализации главного противника. Я рассказал анекдот о даме, чья голова превратилась в череп оттого, что она подсмотрела в замочную скважину какое-то таинство. К сожалению, мисс Годвин не поняла намёка. Ей самой хватило ума пересказать свой кошмарный сон.
Джордж сподобился на притчу из жизни древнего короля, которого льстивые подданные склоняли к абсолютизации власти. Монарх тот притворился охмелевшим от гордыни, велел вынести свой трон на берег моря и на глаза у всех приказал морю идти к нему, но волны по-прежнему плескались вдали. День прошёл впустую, потом другой, и король сказал своим людям: "Видите, власть человека никогда не может быть безграничной". Тут начался прилив и унёс с собой трон...
<p>
***</p>
Время раскрыло мне глаза на причину увлечения моего патрона девушками из народа: он с ними отдыхал от интеллигентных дам, преследовавших его, как либертины - куртизанку. После свидания с каждой из них он три ночи спал одетым и вооружённым, если спал. Если нашествие синих чулок выпадало на утро, обильное дармовое чаепитие оборачивалось распятием Байрона за его к ним неприязнь и эгоизм. Он, стоик, даже привык к этим мотивам, как будто намеренно держал собеседниц в обозначенной колее и эпатировал их, как циркач пугает детей для их же удовольствия.
- Вы действительно знались с пиратами? - спрашивала рыжебровая ирландка, задерживая томный взор на левом клыке отложенного воротника.
- Элис,...
- Матильда.
- Матильда, если бы я написал что-то от имени женщины, вы сочли бы меня трансвеститкой?
Гостья сладострастно потягивается в кресле:
- Вы никогда бы не написали ничего подобного.
- Почему?
- Потому что вы нас совершенно не понимаете.
- Вас в принципе невозможно понять.
- Потому что мы глупы?
- Я бы сказал, невменяемы...
- И вы, - гостья задыхается и почти сползает на пол, - нас всех без исключения ненавидите?
- Ну, что вы! Я верен леди Байрон...
<p>
***</p>
С женщинами мы воевали, как русские с Бонапартом.
Наглотавшись шпилек за ужином, дамы в большинстве своём отказывались от страстной ночи, а утром духу их не было на вилле. Те же, что оказывались покрепче, допускались в самую спальню, прокуренную, пролёжанную псами, до потолка забрызганную вином и чернилами. Мы всей командой, затаившись под лестницей, считали минуты. Не проходило и десяти, как претендентка выскакивала с бранью и слезами. Джордж выходил за ней сконфуженный и извинялся от всего своего раздраконенного сердца... Пожалуй, даже искренне. Феноменально бестолковый в людях, он влюбился бы в первую куклу, способную промолчать четверть часа, так что байронистки падали жертвами исключительно собственной болтливости.
