Джордж: Уильям клянётся, что я наверняка сам отписал ей о себе, потому что... тоскую... и вообще у меня правое полушарие мозга не знает, что происходит в левом, а спинной живёт совершенно автономно.
Я: Кажется, ты его ещё не читал.
Джордж: И не буду. Ты прочти. А ты, Перси, напиши ей за меня ответ.
Перси (хмуро): Мне без вас есть кому отвечать. Лучше вмени своему графоману обязанности секретаря.
Я: Чтоб всему миру стало известно, что наш друг поседел на полголовы, пристрастился к гашишу, погряз в свальном грехе, написал четыре нецензурных трагедии, перестал стричь ногти на ногах, утроил жалованием слугам и так далее?
Перси: Ну, а Клара?...
Джордж: Она напишет, что мы уже десять лет проживаем в счастливом браке.
Я: Может, сначала всё-таки прочесть?
Джордж: Без меня!
Перси: Сядь! Не малодушничай! Я получаю такие через день... Мэри, вскрывай и читай.
Я (читаю): Милорд, не имея в душе ни малейшего желания с Вами контактировать, но внемля голосу долга, я всё же пишу к Вам, ибо по-прежнему чувствую ответственность за Вас.
Не буду распространяться о нашем бедном ребёнке ввиду Вашего крайнего безразличия к оному. Спешу, однако, сознаться в глубоком сострадании к Вам. Понимаю, что из-за меня Вы были вынуждены покинуть нашу непримиримую к нравственной распущенности родину, вне которой Ваш образ жизни неизбежно приобретёт самый гротескный характер, о чём искренне скорблю.
Впрочем, и здесь Вас преимущественно окружали люди, пагубно влияющие на Вашу неустойчивую психику, а Ваш ближайший родственник - вообще ходячее недоразумение, способное сбить с толку даже твёрдый и завершённый ум, чего, увы, не скажешь о Вашем.
Я готова признать, что была не права относительно Ваших литературных занятий, которые без сомнения составляют лучшую из возможных альтернатив основной Вашей склонности - к разврату и дебоширству, но и Вы должны отдавать себе отчёт в том, что данные творения суть отбросы больной фантазии и не сообразного ни с чем мировоззрения. То, что Вы пишете, возможно, полезно для Вас, но остерегитесь публиковаться. Когда Вам понадобятся деньги, я вышлю Вам вдвое больше, чем любое издательство, при условии, что тексты, подготовленные Вами к печати, Вы переправите мне для заслуженного уничтожения.
Хорошо ли Вы знаете иностранные языки? Говорят, проще всех итальянский.
Не собираетесь ли посетить Россию. Это было бы интересно.
Снится ли Вам Англия? Я последнее время много сплю, и время от времени сознание переносит меня к Вам. Признаюсь, в ночных видениях Вы гораздо моложе и красивей, чем в дневных воспоминаниях
Вашей Клитемнестры.
Письмо подействовало на Джорджа, как холодная вода на расплавленный металл: он застыл, вытянулся в струнку, оскалился, сверкнул глазами, отчеканил:
- Если это всё, но что она способна, мне просто стыдно за неё. Простите, что отвлёк столь незначительным предметом.
И вылетел прочь, хромой ветер.
Я стремглав кинулась вдогонку. У меня уже был готов монолог: "Мне тоже стыдно! впервые стыдно, что я женщина! а эта чертовка наверняка крутится в кровати, как рыба на сковородке, а по утрам ревёт в три ручья, если ты ей снишься ещё красивее, чем есть!".
Но он исчез, его нельзя было найти в туманной ночи, остаток которой мы с Перси проколобродили в тревоге за жизнь друга.
<p>
***</p>
На рассвете Перси отключился, чтобы через сорок минут спустя быть разбуженным Кларой и сочинять с ней в соавторстве ответ колкой леди, а к обеду искусный доктор переписал нужным почерком следующее:
"Спасибо, милочка, что не забываете меня. Ваше письмо как нельзя более ободрило мой противоречивый дух. Я живу в красивейшем месте - в Швейцарии, на самом берегу волшебного озера. Погода изумительна. Днём такое ясное и глубокое небо, что кажется вот-вот разглядишь звёзды, а по ночам налетают милые моему сердцу грозы, превращающие древние дубы в факелы, вырывающие с корнем вековые ели. В свете молний тучи напоминают перевёрнутые горы. Отражаясь в озере, они превращаются в подобие гор, вздымающихся навстречу отражениям реальных гор, утыкающихся в них вершинами. Я бы никогда не обратил внимания на это явление, если бы на него не указал мой новый друг - человек, подобный мне в самых лучших чертах - истинный философ и служитель священной поэзии.
Я мог бы сказать, что он исцелил мою душу от всех заблуждений молодости, если бы это не сделала прекрасная и мудрая женщина, взявшая меня под своё руководство и покровительство, подарившая мне сокровище своей любви. Она укрепила меня в презрении к суеверию, именуемому религией. Конечно, я был смешон, предлагая ей венчаться хоть в ватиканском соборе Св. Павла. Мы можем быть счастливы и без этих дикарских обрядов. Наши дети никогда не узнают, что такое бог, и вырастут душевно здоровыми людьми, чего не скажешь о вашем сыне.
Вторая гордость моей жизни - моя поэма переведена на турецкий язык и снискала на востоке ещё больший успех, чем в Европе. Сам султан прислал мне в благодарность ожерелье из жемчуга и бирюзы, которое так к лицу моей возлюбленной!
Кроме нас здесь живёт ещё много людей, имевших несчастье родиться в Англии, жертв мракобесия и диктатуры конформизма, принимающих с неизменным почтением и радостью Вашего непокорного слугу - такого-то".
<p>
***</p>
"Всю ночь строчил, как угорелый, - доложили мне на вилле, - Полчаса назад ушёл".