Тропинка, ведущая к дому, была усыпана прозрачным хрящём и пёстрой галькой, точно специально собранной на морских берегах. Бордюрами служили крупные камни, также округлённые прибоем. Из-за них высились белые, голубые и фиолетовые колосья цветущего дельфиниума, заслоняющие газон и стволы плодовых деревьев. В глубине сада благоухали липы, серебристо-зелёными волнами спускала свои ветки-пряди ива и шелестела осина. Сам дом - все четыре этажа - заткал ковром плющ, на тёмной зелени которого розовели и алели строго вытянутые гирлянды лианных роз и синели всюду рассыпанные цветы ипомеи.
- Мне как будто знакомо это место, - задумчиво вымолвила Альбин.
- А мне откуда-то знакомо его название. Какой прекрасный особняк! - воскликнул я.
- Это жилище великой печали, - ответила Полина. Я рассердился:
- Вы всюду ищете одну тоску и страхи! Здесь так безмятежно и уютно!
- Сад без капканов - что город без церкви и поэма без смерти, - изрекла Альбин.
- Да ну вас!
Я быстро пошагал к дому, взбежал на крыльцо. Вдруг витражная дверь раскрылась мне навстречу и из сумрака вышла высокая женщина в простом белом платье. Я невольно отшатнулся, поклонился со словами:
- Здравствуйте, мадам! Прошу покорно простить за вторжение...
- От кого вы ждёте покорности? От меня?
- Нет, это я вам покорен...
- Я от вас ничего не требую.
- Господи! - раздался за моей спиной голос подошедшей Альбин, - Как тесен мир! Привет, Дора! ......... Ты что, не узнаёшь сестры?
- Я вас впервые вижу, - неприветливо и резко отозвалась белая дама, - но если вам угодно знать моё имя, то оно Элиза.
- Ты ополоумела...
- Вы намерены оскорблять меня!? Ах, что ещё мне, несчастной, остаётся!...
Незнакомка возвела горе светлые очи, полные слёз, молитвенно сжала руки в замок, явив собой живую картину мученичества.
- Как ты сюда попала?
- Не так, как вы! Против своей воли я живу здесь взаперти! О, господа, кто бы вы ни были - помогите мне покинуть эту темницу!
- Но разве вам здесь плохо? - удивился я.
- Мне нигде не было хуже! Только не спрашивайте меня, что здесь происходит, какому чудовищу служит логовом этот оазис!
Мы переглянулись в замешательстве. Более всех недоумевала и гневалась Полина, вынужденная выслушивать эти обличения на пороге отчего дома. Она скрестила на груди руки, сдвинула брови и проговорила:
- Только один вопрос: что вам нужно, чтоб покинуть это место?
- Просто откройте ворота.
- Собирайте вещи.
- У меня их нет, и мне отсюда ничего не надо.
- Тогда пошли.
Неузнанная юная хозяйка повела странную жилицу к выходу. Альбин и я побежали за ними; только Стирфорт с сыном остался у дома.
- Полина, неужели вы выставите эту даму на улицу даже без шляпки?
- Такова её собственная воля.
- Дора, куда ты! Мы видимся раз в три года - и ты не хочешь мне пары слов сказать?
- Нам не о чем говорить. Я вас не знаю, а вы - меня.
Дрожащими руками Полина раскодировала внутренний запор, потянула за ручку, Элиза (или Дора) выскочила на улицу и задиристо крикнула нам:
- Передайте этому безумному Максу, что одна мысль о его любви мне тошнотворна!
Ворота с грохотом закрылись. Полина прислонилась к ним лицом. Она вся трепетала.
- Макс - это твой отец? - уточнила Альбин.
- Да! И предатель моей матери!
- Эй, да кого ты слушаешь!
- Да! - Кого же!? Кто это такая!? - прорыдала Полина, обернувшись.
- Медора, моя старшая сестра.
- Почему она тебя не признала?
- Чёрт её поймёт! Она всегда была чудной... Ну, стоит ли убиваться? Даже если она права... И что? Одинокий мужчина завёл подружку - дело обычное...
- Замолчи!
Полина бросилась к дому, мы - за ней.
Джеймс сидел на ступенях, прижимая к себе ребёнка и мрачно озираясь.
- Она ушла? - спросил он, когда мы подошли, - Это очень хорошо.
- Почему? Вы с ней знакомы? (- покачал головой -) Что же вас встревожило?
- Её имя - которым ты её назвала, - пробормотал он, глядя на Альбин, - Я его прежде слышал. Вряд ли это была именно она, но один человек из-за неё страдал, хотя сначала казался счастливым... Впрочем, с ним и самим было что-то не так... Хорошо, что она ушла. Чем меньше вокруг людей, тем...
Вдруг раздался детский голос: "Мама, смотри, какой жук!"; из-за жасминового куста выбежала девочка лет четырёх или пяти и замерла, как вкопанная, увидав нас, вытращила глаза; из её кулачка вырвалась и понеслась с басистым жужжанием бронзовка. Альбин, стоявшая всех ближе к новоявленной крошке, поймала обеими руками жука на лету, присела на корточки перед девочкой, раскрыла пригоршни.