Закружились-завертелись вихрем оставшиеся деньки уходящего лета: Нина впервые в жизни влюбилась по-настоящему. Ей и раньше нравился Валерка Старостин, но был он до той поры совершенно недосягаем для школьницы с длинными косами, потому что зимой парень учился в Энергетическом институте, а летом работал в стройотряде. Если же оставалась от студенческих каникул неделя-другая, чтобы провести ее дома, в Энске, то днем Валерий старался помочь матери по хозяйству (отца к тому времени уже не было в живых), а вечером отправлялся на танцы. По рассказам его мамы, Клавдии Петровны, изредка заходившей по-соседски к Рукавишниковым, не было отбоя ее сыну от местных девиц, конкурировать с которыми Нине раньше было трудновато.
Однажды после очередного визита Старостиной бабушка, заметив расстроенное лицо Нины, сказала: «Да не слушай ты Клавдию! Все хочет доказать, что ее сын не хуже моего Николая! Ведь она с Колей, с папой твоим, гуляла в молодости, хоть и немного постарше его, ну да после войны, сама понимаешь, девушкам особенно выбирать не приходилось. И вроде поначалу все у них с Колей серьезно было, а потом что-то разладилось. Поссорились – Клавдия, она всегда была с характером! А тут как раз Андрей Старостин демобилизовался – он после войны-то еще в Германии служил. Приехал – фронтовик, герой, красавец: Валерка-то копия отца! Ну, влюбилась Клавдия, поженились они. Папа-то твой поначалу сильно переживал, а потом маму твою встретил, и все у них с Наташей сладилось. А у Клавдии не очень-то счастливо жизнь сложилась: здоровье Андрей на фронте подорвал – два ранения у него было, так что умер он рано, хотя Клавдия ухаживала за ним (медсестра она хорошая, тут уж ничего не скажешь!), до последнего надеялась… Однако, осталась с маленьким сыном на руках. Может, иногда в тяжелую минуту и жалела о своем выборе – отец-то твой выучился, в Москве стал работать, потом за границу его послали. Вот и хочет теперь Клавдия доказать себе и всему миру, что все у нее отлично, не хуже, чем у папы твоего! А чего уж там хорошего…» Продолжать Агриппина Алексеевна не стала, решив, что с внучки достаточно – и так девчонка с соседского парня глаз не сводит.
Но тем летом все изменилось: Нина тоже стала студенткой, и не просто студенткой, а студенткой университета – возможно, именно это обстоятельство заставила соседского парня взглянуть на нее другими глазами. А, может быть, сыграли свою роль темные блестящие Нинины волосы, освобожденные, наконец, из пут девичьих кос и струившиеся по ее узкой спине почти до того самого места, откуда ноги растут… Ноги, кстати, тоже были ничего себе.
Застрекотала старая бабушкина машинка «Зингер» – Нина подрубала одну юбку короче другой. Из старых джинсов вышли отличные шорты, а папину клетчатую рубашку она переделала в блузку, завязав полы узлом над голым плоским животом – лет на тридцать опередив нынешнее модное безумство. И понеслось: пляж, волейбольная площадка, кино и танцы – Нина с головой окунулась в «social life» молодежи города Энска. Две недели пролетели – лето закончилось катанием на лодке по озеру, букетом кувшинок и неумелым поцелуем на крыльце.
С начала учебного года Нина не переставала думать о следующих каникулах – зимних, потому что продолжения завязавшихся отношений с Валеркой практически не было. К бабушке Нина наведывалась нечасто: все-таки учеба на мехмате отнимала много времени и сил, к тому же первокурсников постоянно пугали возможным отчислением в зимнюю сессию. А если и удавалось вырваться в Энск на выходные, то, как назло, именно в эти выходные не бывало дома Старостина.
В результате упорных занятий первую сессию Нина сдала не только на «отлично», но и досрочно, так что вскоре после Нового года у нее начались долгожданные каникулы. Дома еще стояла елка – Рукавишниковы по-прежнему наряжали живую красавицу, хотя Нина давно уже вышла из детского возраста. И все еще гостила бабушка – у нее повысилось давление, и Николай Васильевич боялся отпускать мать в Энск, несмотря на то, что Нина клятвенно обещала во всем помогать Агриппине Алексеевне. В другое время Нина сидела бы под елкой, да распивала чай с бабушкиными плюшками и рассказами о том, «как раньше жили», но в ту зиму ей все это было не в радость.
После Нового года ударили морозы, и бабушка все волновалась, как там ее квартира, не замерзнет ли фикус, да что скажет соседка Клавдия Петровна – мол, топить за двоих приходится, дров не напасешься… От таких волнений давление только повышалось, и на семейном совете было решено отправить Нину в Энск одну – раз уж так все сложилось, чтобы она протопила квартиру, да и отдохнула на свежем воздухе: все-таки Энск – не Москва, где дом в двух шагах от Садового. Нина, не помня себя от радости, собрала сумку, получила из бабушкиных рук ключи от квартиры, выслушала все наставления и с утра пораньше, почти затемно, отправилась в путь.
В Энске морозило еще сильнее, чем в Москве – во всяком случае, так показалось Нине. Быстро сменив свою шубку на бабушкин рабочий тулупчик, она метнулась в сарай, набрала охапку поленьев, прихватила кусок бересты, припасенный заботливой Агриппиной Алексеевной на растопку, и попыталась затопить печь. Но то, что у бабушки получалось легко и просто, как бы само собой, у Нины никак не выходило: береста загоралась, начинали схватываться поленья, и … с легким дымком все гасло. Провозившись около часа, она уже была близка к отчаянию, как вдруг раздался легкий стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения, через порог шагнул … Валерка Старостин!
И вот минут через пятнадцать уже уютно гудела растопленная умелыми руками Старостина печка, чайник закипал, и сиявшая от радости Нина накрывала на стол, чтобы угостить соседа московскими гостинцами. Но Валерий сказал, что у него совершенно нет времени – завтра экзамен, и рано утром надо будет ехать в Москву, а вот когда он вернется, непременно заглянет к Нине на огонек. «Но возьми хоть конфет!» – расстроенная Нина протянула парню большой пакет с «мишками», за которыми специально ездила перед Новым годом в Елисеевский гастроном, где отстояла длиннющую очередь. Валерка ухмыльнулся, покрутил головой, как мальчишка, и, забрав горсть конфет, со словами: «Спасибо! Устоять невозможно!» скрылся за дверью.
Старостин не обманул – через день, ближе к вечеру, когда уже совсем стемнело, он снова возник в дверях квартиры Рукавишниковых: «Привет, соседка! У меня «отлично», а ты как здесь справляешься? Не замерзла, Снегурочка?» Истомленная двухдневным ожиданием счастья Нина улыбнулась и сказала, что, в общем, справляется, но от его, Валеркиной, помощи не отказывается. Потом набралась мужества и добавила: «Сегодня Старый Новый год, давай встретим его вместе!» Валерию такое предложение понравилось, и он пригласил девушку подняться к ним в квартиру, потому что там теплее, а его мать, которая работала медсестрой в городской больнице, ушла на дежурство. Но Нина отказалась: не зря же она полдня потратила на салат «оливье», не говоря уже о курице, которую впервые запекала в духовке, а печка – это не газовая плита в московской кухне!
«А если прохладно, то можно еще раз печку протопить…», – не успела Нина закончить фразу, как Валерка рванул к себе наверх и через минуту вернулся, довольный, с бутылкой шампанского в руке. «Вот, осталась одна! – он вопросительно посмотрел на Нину. – Ты, вообще-то, шампанское пьешь? Полусладкое…» Нина в ответ засмеялась, сказала, что, конечно же, пьет, и очень любит. И что, «вообще-то», она уже взрослая!
Напрасно Нина волновалась за свои кулинарные способности: салат у нее вышел не хуже маминого, да и курица получилась вполне съедобной, только вот соли Нина немного переборщила, но Валерий уверял, что именно так он и любит. Шампанское было выпито, разговор потихоньку замер, они сидели у вновь затопленной печки и смотрели на огонь в топке. Ну, чистое «Чистое небо»! Незаметно рука Старостина оказалась на плече у Нины, и она тихонько шепнула Валерке прямо в ухо: «Я так скучала по тебе…»
Было еще темно, когда тихий, но какой-то нервный стук в дверь разбудил Нину. Она осторожно выбралась из-под Валеркиной руки, надела валенки, закуталась в огромную клетчатую бабушкину шаль и пошла открывать. В коридоре стояла разгневанная Клавдия Петровна: «Валерий у тебя?!» Нина не успела ничего ответить, как за спиной у нее появился почти одетый Валерка. «Быстро домой! Да тише иди по лестнице! А то весь дом будет в курсе ваших подвигов!» – соседка уже сбавила тон, только толкнула сына ладонью в спину. «А ты оденься, бесстыдница!» – в сердцах бросила растерянной Нине Старостина и, поджав губы, покачала головой. Потом развернулась и вслед за сыном стала тяжело подниматься по лестнице.
