Третья неделя стала для меня пыткой. Ведь еще немного и я приеду туда, где выросла, где все мои воспоминания начались, туда, куда я не вернулась бы, не будь необходимости. Не хотелось, но пришлось. Последний день стал для меня истинным испытанием. Было желание бросить все, плюнуть и уехать. Но рука Ваэля и поддержка Исидира дарили надежду. Они обещали быть рядом.

   Не смотря на поддержку Ваэля и Исидира, приехав в город, у меня началась паника. На главных воротах встречали стражи. Исидир и Ваэль были рядом. Я шла как на казнь. Каждый шаг давался с трудом. Меня не тянуло сюда, наоборот, отторгало это место, кричало: "Прочь!", "Вон отсюда!" и все это голосами тех, кто жил со мной в приюте. Перед глазами именно эти лица, а не те, что встречаются мне на пути.

   Нас расположили в трактире, отряд занял все номера. Ждали вечера. Я же не стала откладывать визит в приют на позднее время. Собралась и вышла из трактира. Куда идти знала, но хотелось забыть дорогу, потерять память и уехать как можно дальше. Видя мое состояние, со мной пошел Ваэль. Я просила его не делать этого, но эльф шел для моральной поддержки.

   От трактира в котором расположился отряд пара кварталов пути. Вся дорога займет десять минут. Но для меня словно несколько часов, долго и муторно. Ненавистный приют, все такой же. Не большой дом из двух этажей, деревянный, окруженный разваленным забором, старые лавки, накрененные, полуразвалившиеся, по двору бегают дети, кидаются снежками, кричат и веселятся. Но перед моими глазами прошлое, крики, насмешки, и даже удары и камни казалось, они снова летят в меня. Но это всего лишь снежок. Ребенок попросил прощения и побежал играть дальше. Перед входом я встала, ноги меня не слушались, чтобы убедиться, сделала шаг назад, убедилась, идти мне и правда не хотелось, не могла пересилить себя, стояла как вкопанная. Но над ухом раздалось:

   - Ифа, что такое? - мои руки дрожали, сердце замерло. Ноги не слушались. Тело не двигалось. Ваэль это видел.

   - Не могу, - шепот и дрожь.

   - Ифа, - берет мою руку эльф, второй за талию и слова: - я рядом, - касание теплых ладоней, объятия, мой нос у его груди, - веришь? - я кивнула, - пошли? - протянул мне руку эльф, я положила свою руку поверх его, сделала шаг, потом еще один и еще один, - вот видишь, не так страшно, как тебе кажется, - улыбка и развивающиеся золотые волосы, в них видны сверкающие снежинки, а от слов вырывается облачка пара. Вид эльфа меня успокаивал.

   Ваэль держал мою руку, был рядом. Мы подошли к двери, открыли и зашли. Снующие дети, кричащие на них воспитатели, и все такой же длинный коридор. Директриса там же, как и прежде. На втором этаже, в самом дальнем кабинете. Ноги вели меня туда, а сердце рвалось обратно.

   Прошли коридор, поднялись на второй этаж по старой лестнице, и встали перед ее дверью. Я замерла напротив двери, не могла постучать. За меня это сделал эльф. Голос резанул по ушам. Нас пригласили войти. Мы прошли в кабинет, я встала в дверях, эльф прошел дальше. А перед глазами снова воспоминания, страх и словно по живому удары кнута и хворостины, в ушах ее слова и упреки, голос полон ненависти. Она знала эльфа, его отряд частый гость в городе. Через него проходят дороги в королевства, да и прорывы у них случаются. Но Ваэль пришел не по поводу прорывов, в данный момент точно. Он смотрел на горгулью, взгляд хмур и холоден. Она смотрела на него с недоумением, не зная, что его привело, спросила:

   - Что вам, господин Айсен?

   - Не мне, - все еще держа мою руку, я в оцепенении за его спиной, прижимаюсь головой и дрожу душей перед этой строй горгульей, - а ей, - показал на меня, выпуская меня, продолжая держать за руку, - вы хоть и стары, но должны помнить ту, кто была частым гостем в вашем кабинете, ту, на которой вы срывали всю свою ненависть к представителям ее вида, - горгулья менялась в лице, - ту, чья жизнь в этом доме была адом, - горгулья подошла ближе, а я не могла и взгляда поднять.

   - Я думала она померла в подворотне, - очки с круглыми линзами, потрепанное платье, волосы заделаны в ракушку, - не знала, что девчонка выжила, - эти слова поднимали во мне что-то темное, вроде и страх, но в тоже время желание засунуть ее слова глубоко внутрь, смотреть на страх в глазах, ведь ее голос дрогнул. Не знаю, откуда, но нашла в себе силы и сказала, громко, отчетливо, не пища как в детстве:

   - Выжила, - не узнала собственный голос, сняла капюшон, откинула на стул плащ, перчатки, предстала перед глазами директрисы, - не благодаря вам. Благодаря своей природной живучести!

   - Ифьяника! - старая горгулья испугалась, смотря на меня она видела аристократку, как мой брат, а не полукровку девочку, которую били, унижали и не во что не ставили. От одного моего вида она побелела и позеленела, приготовилась проститься с жизнью.

   - Именно! - она стала делать назад шаг за шагом. Дошла до кресла, упала в него, заикаясь, она спросила, что мне надо. Странно, но после реакции на мой внешний вид, страх в ее глазах, мой страх перед ней постепенно сходил на нет. Распрямилась спина, появилась уверенность, я бы сказал окрыленность. Она всего лишь вредная старуха, любящая унижать слабых детей, получать от этого удовольствие, перед тем, кто выше ее и сильнее, она никто.

   - Ты пришла отомстить?

   - Думала над этим, - она вздрогнула, - но до вас мадам, я не опущусь. Со старыми и немощными не связываюсь, не издеваюсь, я, не вы! - казалось, она выдохнула с облегчением, - от вас я хочу лишь услышать ответы на вопросы.

   - Какие?

   - Где моя корзинка и кто меня принес? Ответите и я не появлюсь в вашей жизни, уеду из города и никогда не вернусь, - она поправила спавшие очки, и заикаясь, дрожа, не смотря мне в глаза, написала записку. Скрип пера по бумаге, все тот же. Но я больше не боюсь, мне плевать. Чувствовала за спиной Ваэля, слышала его улыбку, как и смех, когда мадам вздрагивала от моего движения в ее сторону. Когда написала бумагу, дрожащей рукой протянула ее мне:

   - Это передать матери Агнесс, - имя старушки заставило на мгновение сменить гнев на милость. Она тайком кормила меня печеньем, мазала разбитые коленки и прятала от гнева директрисы.

   - Не знала, что тетушка Агнесс жива, - забрала бумагу, - кто меня принес, и когда это было? Точно по дате и времени!

   - Принесла девушка, скрывала лицо капюшоном, дала крупную сумму золотом, сказала сделать все, что бы ты не выжила в этом приюте, принесла тебя поздно ночью, двести четыре года назад. Год был жутким, город вымирал. Мы едва сводили концы с концами. А тут еще ты.