– Что? – крикнул он в трубку, – Я же сказал, что мне нужно сегодня, сегодня! Сколько можно откладывать?

Алиса не знала, что и подумать, и как подойти к этому священнику, который говорит о каких-то обыденных вещах в такой обычный телефон и вообще похож скорее на системного администратора, которому пришла в голову фантазия нарядиться в рясу, чем на батюшку. Но после того как умер на ее глазах незнакомец, что-то в ней изменилось. Она поняла, что не испугается подойти к этому мужчине, который выглядел довольно смешно в черном платье, совершенно не подходящем оправе его вполне дорогих очков.

– Извините, – сказала она, подойдя к нему поближе. – Можно у вас спросить?

– Что у вас? – деловито спросил священник. – Если крестить или отпевать, вы в лавке запишитесь, там и оплатите.

И снова поразилась Алиса, как непохож этот служитель церкви на того, который говорил с ней тихим голосом, и который казался самой добротой.

– А вы не знаете, раньше был такой священник, я, к сожалению, не помню, как его зовут, он еще в старой церкви служил, и сам он был старенький.

– А, это отец Афанасий, он умер еще два года назад, как раз когда старую церковь закрыли, а новую построили. Не дождался нашей радости, к сожалению. А вам зачем?

– Понимаете, он когда-то сказал, еще очень давно, что я могу прийти поговорить, если у меня будут вопросы. И вот у меня есть вопросы, а теперь я не знаю, кому их задать.

Молодой священник внимательно посмотрел на Алису, и она вдруг поняла, что она отвлекает его от важных дел, и на его лице явно читаются недовольство и нетерпение. Где же тот старенький батюшка, которого что-то в ней заставило поверить, что не просто так она пришла, и что, возможно, нужна ей помощь? Почему на смену ему пришел… обычный офисный работник?

– А вы у меня спросите, может, я вам что-то посоветую, – довольно безразлично сказал он. Наверное, у них есть протокол. Он не может просто так ее выгнать, иначе сделал бы это, у Алисы не было никаких сомнений.

– Это, может, странно немного, но мне надо знать, надо понять, хороший человек – это кто? Вот вы на исповеди как-то определяете, грешник человек или нет? Какие-то вопросы задаете? – говорила Алиса быстро, но вдруг поняла, что говорит какие-то глупости, что развернется сейчас ее собеседник, а ее оставит здесь, а то и вовсе прогонит.

Но священник не прогнал ее и не засмеялся, чего она очень боялась. Он старался делать свою работу, как исполнительный менеджер и был вполне искренним в своем желании.

– Когда приходит ко мне женщина на исповедь и не знает, с чего начать, я спрашиваю, делала ли она аборты, изменяла ли она мужу, часто ли она молится, соблюдает ли заповеди, приходит ли в церковь. Ну и спрашиваю, нет ли у нее какого-то постыдного секрета, из-за которого она пришла на исповедь. Но чаще всего ко мне приходят мои прихожанки, они и так все знают, на исповедь ходят перед причастием. А такие как вы… Этих вопросов обычно достаточно. А как понять, грешен ли человек… Все мы грешны, и все должны это понимать.

– Спасибо вам, – сказала Алиса. Она хотела добавить «батюшка» или «святой отец», но не была уверена, подходит ли такому молодому служителю эти обращения, и вообще, принято ли так говорить. И тогда она просто подтянула все время спадающий с головы шарф, развернулась и пошла к выходу. Только на улице она вспомнила, что принято, кажется, креститься, уходя, а потом осознала, что ей неловко. Поговорить-то она поговорила, а исповеди-то как таковой и не было.

Помог ли ей священник? Об этом она думала по дороге домой. На все его вопросы она могла ответить «нет». Значит, нечего ей стыдиться? Ведь не делала она никогда абортов, чем очень гордилась. Всего одна беременность была у нее, которая закончилась рождением ее сына. И измен не было в ее жизни, и уж конечно, ни воровства, ни убийства. А постыдный секрет? Вот разве эта самая карточка, что лежит за томиками Мопассана, которые никто никогда в ее семье не читал, да то, что видела она своими глазами смерть.

«Ничего не стоят эти твои выводы», – вдруг зашептала внутри нее та Алиса, которая неприглядную правду говорила легко и прямо, – «Аборт ты не делала, но готова была сделать. Помнишь, как пару лет назад была у тебя задержка? Помнишь, как ходила ты к врачу и прямо сказала, что дети тебе пока не нужны? Помнишь? И пошла бы ты на аборт, если бы это действительно была беременность. Тебе просто повезло чуть больше, чем твоим подружкам, ты никогда не залетала, как они. И мужу ты не изменяла не потому, что ты такая белая и пушистая, а потому что не с кем было. А помнишь, как в прошлом году крышу тебе снесло и ты влюбилась в своего нового шефа? Ты даже делала ему намеки, наряжалась в короткие юбки, приглашала его танцевать, когда вы все ходили в ресторан на Новый год. Он просто тебя не захотел, вот ты и не изменила. А захотел бы, что бы ты сказала на исповеди священнику-сисадмину, который наверняка тебя бы осудил и наложил на тебя какую-нибудь епитимью, или что там у них накладывают в таком случае? А потом твоя глупая любовь прошла, и ты сама себе удивлялась. Ты такая же, как все, ты слабая, просто в твоей жизни было не так много искушений. Не притворяйся, что ты хочешь что-то узнать. Ты хочешь посмотреть, сколько там денег, а потом купить себе новое платье или даже путевку на море. Почему ты должна от этого отказываться? Зачем тебе все это? Не будь дурой, не упусти свой шанс!»

И Алиса приняла решение.

От Барселоны, где я живу, до Франции, – всего три часа пути на автобусе. Конечно, если ты хочешь доехать до Парижа, придется протрястись по дорогам еще часов двенадцать, но зачем обязательно Париж? Я частенько езжу во Францию на маленькие каникулы или даже на выходные, в самые разные города, маленькие и большие. Чаще всего это юг страны, добираться проще и времени в пути меньше.

Сегодня я вспомнила об одной из поездок и хочу вам рассказать. В то время у меня еще не было этого блога, а значит, у меня не было и возможности поделиться с людьми тем, что я увидела, рассказать о людях, которых встретила.

Тулузу называют розовым городом из-за цвета домов, хотя на мой взгляд, они скорее оранжевые, чем розовые. Этот город я люблю за оперу и за южную открытость, а еще за множество живописных церквей. Храмы я посещаю в любом городе в первую очередь. Во-первых, чаще всего это бесплатно, а во-вторых, красиво и интересно. Но иногда их так много, что они сливаются в какое-то общее пятно, все эти статуи, распятия, часовни, витражи перестают приносить эстетическую радость, а становятся рядовыми элементами декора. И тогда какая-то маленькая деталь разбивает этот бесконечный ряд, и ты останавливаешься, словно натыкаешься на стену.

Вот и в этот раз череда католических соборов, которые я обходила с фотоаппаратом, тщательно документируя каждую «красивость», перестала быть просто списком достопримечательностей, обязательных к посещению. В боковой часовне одной из церквей я заметила молодого парня, который сидел на лавке, смотрел на статую святого и плакал. Он не рыдал, слезы беззвучно катились по его щекам, а лицо его было каким-то светлым и добрым, на него хотелось смотреть и смотреть. А еще я почувствовала, что что-то в этой картинке меня смущает, что-то не складывалось. И вдруг я поняла: парень был арабом, а значит, скорее всего, мусульманином, и при этом сидел в католическом храме, и не просто так, чтобы передохнуть, например, во время прогулки, или чтобы осмотреть достопримечательности.

Он был наполнен тем, что я так безуспешно искала во всех этих церквях – благодатью. Только один раз мне удалось почувствовать это, и это было так давно, что уже и не верится, что это было со мной… В той, другой жизни, много лет назад… И вот он, чужеверец, нашел то, что я так долго искала. Я испытала острую зависть, и наверное, все это отразилось на моем лице. Я вдруг поняла, что он заметил меня, заметил, как я стою и разглядываю его. Он улыбнулся мне, вытер слезы, посмотрел на фотоаппарат в моих руках и спросил что-то по-французски. Я смущенно ответила по-английски, что не понимаю его, и он легко перешел на этот язык и повторил свой вопрос: