И вот я стал курсантом Саратовской Краснознаменной бронетанковой школы. Из института нас было направлено туда двое, но у моего товарища служба почему-то не пошла, он вскоре уволился из кадров, вроде бы по болезни.
Командные кадры для только еще создававшихся бронетанковых войск готовили две бронетанковые школы – Орловская и наша, Саратовская, реорганизованная из Краснознаменного пехотного училища[7]. Его славные боевые традиции пропагандировались в нашем коллективе, им придавалось большое значение в политико-воспитательной работе.
Однако на тот момент многое в училище строилось еще по-другому. Строго говоря, его даже трудно было назвать «училищем» или «школой». Скорее, это были просто курсы, потому как готовили нас очень оперативно, и заниматься предстояло лишь восемь месяцев. Войскам необходимы были профессионально подготовленные командиры-танкисты. Спецнабор ЦК ВКП(б) был проведен для укрепления коммунистами командных кадров бронетанковых войск с учетом экономии средств и времени на обучение. По той же причине подготовка курсантов была однобокой – исключительно специальные дисциплины. Когда я сейчас вспоминаю то время, становится ясно, что никто, даже, пожалуй, само руководство училища не понимало, какой должна быть такая школа в действительности. Создавался качественно новый, ни с чем не сравнимый род войск. Однако, несмотря на ускоренные методы обучения, эта подготовка, помноженная на энтузиазм и желание курсантов стать настоящими командирами, дала неплохой результат. Впоследствии наши выпускники не раз доказывали это на полях Великой Отечественной войны, а еще раньше – в период боев на Дальнем Востоке, в Испании, на Карельском перешейке.
Школа находилась в самом Саратове, на горе, рядом с гражданским аэродромом. Военный городок был застроен добротными казармами, сохранившимися с царских времен. Оборудование казарм устраивало пехотное училище, но для танковой школы необходимо было все перестроить коренным образом. Еще до нашего приезда в городке началось интенсивное строительство. Возводились гаражи для автомобилей, создавались танковые парки, оборудовались места для практических занятий, для вождения боевых машин. Одновременно строили новый штаб, благоустраивали казармы, территорию. Все это делали военно-строительные подразделения. Курсанты занимались только учебой.
Началась обычная военная служба. Впрочем, не совсем обычная. Я попал в батальон таких же, как и сам, молодых людей, имевших незаконченное высшее образование и прошедших лишь скромную вневойсковую подготовку, как это тогда называлось. На срочной службе никто из нас не был, и поначалу все сочли, что здесь, в школе, все будет как в институте. Определенное время отведено занятиям, а потом – как знаешь. Однако нам сразу дали понять, что пора отвыкать от студенческих привычек. Впрочем, мы были коммунистами, хорошо понимали смысл происходящего, свои задачи и быстро научились пресекать всякие размагничивающие настроения в своей теперь уже армейской среде.
Взвод наш состоял из двух отделений, и на третий день пребывания в училище я волей судеб и приказом начальства был назначен командиром первого из них. Кроме танковых эмблем, на моих черных петлицах появилось еще два треугольничка. Возможно, был учтен опыт моей комсомольской работы – более точно сказать не берусь.
Курсовым командиром был назначен очень тактичный, грамотный, умный, но вместе с тем очень требовательный и умелый воспитатель – товарищ С.Ф. Чичерин[8]. Кстати, впоследствии в том же училище продолжительное время служил его сын – полковник О.С. Чичерин.
В первый же день командир объявил перед строем:
– Предлагаю договориться раз и навсегда: никому не следует ожидать или просить у меня каких-либо поблажек. Устав – наш главный закон. Ничего большего, чем неукоснительное выполнение этого закона, я от вас требовать не буду.
Это не было красивыми словами. С.Ф. Чичерин был сам живым примером точности, аккуратности и требовательности. Его обязательность и верность слову вошли у нас в поговорку. К тому же, действительно, все без исключения подчиненные были для него равны. Заслужил – поощрит, провинился – накажет, независимо от былых заслуг. Иных критериев, кроме того, как выполняют курсанты воинский долг, он не признавал.
Наверное, из всех моих товарищей я, как никто другой, нуждался в хорошем руководителе. Так как я рано лишился отца и не было примера старшего мужчины в семье, теперь, уже в общем-то великовозрастный, я относился к командиру буквально как к отцу, стремился брать с него пример, и не ошибся. Считаю, что с командиром мне очень и очень повезло…
Нашим помощником командира был назначен Василий Шестаков, бывший донбасский шахтер, недавний студент индустриального института. С ним подружились мы с первых же дней. Пути наши впоследствии пересекались не единожды, мы навсегда остались друзьями.
Бронетанковые войска только создавались, остро требовались подготовленные кадры не только командиров, но и преподавателей. Поэтому нам, курсантам из студентов, пришлось и учиться самим, и учить своих же товарищей. Мне, к примеру, поручено было проводить занятия по ряду специальных технических дисциплин, в частности по электротехнике, полный курс которой я изучил на первом курсе института. Кое-кто из наших тоже успел познакомиться с этой наукой, а вот Никита Бабаев, например, бывший студент-гуманитарий, тогда еще не имел о ней ни малейшего представления.
Я вел занятия в своем взводе. Учитель я был не ахти какой, но все-таки разбирался в законах электротехники более квалифицированно, нежели недавний пехотный командир, номинально являвшийся преподавателем. Однако и он тоже готовился к каждому занятию, не просто сидел на моих лекциях и практических работах, а часто вмешивался, делал замечания, уточнения.
Это не был какой-то курьез, а горькая необходимость тех лет, нелегкое время становления и возмужания нашей армии, ее бронетанковых войск.
Немало трудностей было с изучением теоретических дисциплин, зато практике уделялось максимальное внимание. Основными предметами были огневая подготовка, вождение, изучение материальной части. Мы осваивали танк МС-1 – «малый советский танк – 1-я модель». Это был легкий, маленький, очень тихоходный однобашенный танк с так называемым «хвостом», которым он пользовался как опорой для преодоления окопов. Экипаж состоял из двух человек – командира и механика-водителя. Больше никого посадить в башню уже было нельзя, и это создавало трудности для политработников. Хорошо, если политрук танковой роты мог исполнять обязанности командира машины. А нет – тогда вынужден он был ездить на «хвосте» МС-1.
Но и этих несовершенных, маломощных машин тоже не хватало для боевых подразделений, а бронетанковые школы и подавно не могли получить их в необходимом количестве. Выход нашли: первоначально наше обучение проводилось на обычных тракторах «Фордзон»[9]. Вынужденная мера принесла немало пользы. На занятиях, где мы осваивали строи и боевые порядки подразделений, ездить на тракторах оказалось полезно. С их высоких сидений хорошо было видно все происходящее вокруг, соседние машины. Наглядность обучения повышалась значительно. Но тут же возникла другая трудность: в то время управление подразделениями осуществлялось исключительно флажками. Командир подавал сигналы, командиры танков их дублировали. Оказалось, что без командира и на тракторе не обойтись. Пришлось приваривать к «Фордзонам» дополнительные сиденья.
Самое большое внимание уделялось огневой подготовке. Почти ежедневно мы отрабатывали упражнения с личным оружием, танковым пулеметом, пушкой Гочкиса[10]. Результаты были высокие. Потому что и до этого, в системе вневойсковой подготовки молодежь всерьез готовили к службе в армии. Многие с гордостью носили значки оборонного общества ОСОАВИАХИМ[11] и «Ворошиловский стрелок»[12]. Пришли мы в училище, конечно, не суперстрелками, но и новичками нас назвать было нельзя.
