На этом мы и расстались. Я медленным шагом поднялась по лестнице и возвратилась в опустевшую спальню. Я не могла уснуть ещё целый час, безутешно рыдая в подушку и желая оторвать свой глупый язык за то, что он неделю назад разрушил наше с Нестором счастье. «Он будет помнить все мои слова, все до единого! Даже если он когда-нибудь и простит меня. Даже спустя много лет! Какой кошмар!.. И поделом мне! Поделом! Виновный должен быть наказан, и я справедливо наказана. Муки совести и одиночество стали моим наказанием. Нет, не надо роптать. Полно жалеть себя! Надо достойно нести свой крест. В конце концов, есть тысячи людей, которым намного хуже, чем мне, но они держатся и продолжают бороться, не разуверяются в милосердии и справедливости божьей. Никто из моих родных хотя бы не умер. А вот Алёнка потеряла мать, брата и сестру. Она ещё малютка, но ведь уже всё понимает. Алёнке наверняка очень больно, но она живёт. Хорошо кушает, играет, а иногда даже смеётся. И Варфоломей живёт. Ради единственной дочки, ради брата, ради Анания и нас…. Каждое утро, даже в воскресный день он просыпается раньше всех в доме и идёт к любимому хозяину, чтобы выяснить, не угодно ли ему что-нибудь. В любое время дня и ночи он готов исполнить нашу просьбу. Удивительная преданность! И стальная, несгибаемая воля!»

Влекомая потоком подобных мыслей, за полночь я наконец-то провалилась в сон. Но и во сне я не могла перестать терзаться переживаниями, связанными с Нестором и с произошедшей в нём переменой. И одному Богу известно, чем мог бы закончиться этот разрыв, если бы не произошла одна чудесная встреча.

Я ещё не видела такой живописной и завораживающей весенней картины. Ласковое солнце сияло высоко в лазурных небесах, усыпанных лёгкими лебедиными перьями белоснежных облаков. Всё вокруг благоухало и радовало глаз самыми тёплыми и нежными красками, какие только могли бы найтись на палитре природы. Я неспешно гуляла меж раскидистых черёмух и ветвистых яблонь, слушая упоительный шум сочной листвы и сладкозвучное пение птиц и вдыхая полной грудью головокружительный цветочный аромат.

На усыпанной колокольчиками, медуницами и горицветами поляне стоял аккуратный серый домик, который очень напомнил мне уютный флигель Гавриловых. Однако что-то было не так с этим жилищем. Новая крыша его сияла на солнце. Светлые резные наличники и ставни на окнах приобрели безупречный, кристально-белый цвет. На стенах дома не было ни трещинки, ни пятнышка, а на оконных стёклах – ни единой пылинки. На подоконниках красовались такие же комнатные растения, только цвели они пышнее и ярче, чем прежде.

Я поднялась на крылечко и постучалась. В доме послышались шаги. Дверь отворилась, и я не поверила своим глазам. Передо мной в белоснежной вышитой рубашке и нарядном, тёплого молочного цвета сарафане стояла Варвара. Живая и невредимая.

– Здравствуй, милая. Ну что же ты? Не бойся, заходи, – гостеприимно улыбнувшись, сказала она. – Чайку попьём, как раз самовар вскипел.

– Варя? Но ты же умерла! Тебя же больше нет! – нерешительно переступая порог, пробормотала я.

– Ну что ты, Юленька! Как это нет, если я стою перед тобою? – тихо и мягко засмеялась она и приоткрыла дверь в соседнюю горницу. – Хорошо нам здесь с детьми, спокойно, радостно. Никто нас не тревожит. Благодать Господняя и только.

– Как? И вы тоже здесь? Акулина, Федя! – воскликнула я и, выпустив из объятий Варю, бросилась к детям, которых, к изумлению, также нашла живыми и здоровыми.

– Здравствуйте, барыня! Глядите, какое платье у меня! – кружась посреди комнаты в лазурно-голубом, словно кусочек неба, сияющем в солнечных лучах дворянском платье, похвасталась девочка.

– А у меня сабля как настоящая! – воскликнул мальчик, и мне стало радостно за детей, заветные мечты которых сбылись.

– Как вы остались в живых? Мы же с Нестором вас похоронили! – обернувшись к Варваре, в недоумении спросила я. – Это же невозможно!

Варя не ответила на мой вопрос:

– Ничего я, кроме этого, в жизни не желала. Вот и осталась при своём. Дети счастливы, а мне для счастья больше ничего и не надобно. Ты садись, угощайся.

– Варя, как я рада, что у вас всё хорошо! – призналась я, усевшись за стол, на котором по соседству с баранками, ватрушками и пирогами золотился большой самовар.

– А у вас-то, я вижу, не всё хорошо, – наполняя мою чашку кипятком, покачала головою Варвара. – Не ладите с барином совсем. А ведь были не разлей вода!

– Да, ты права, – с сожалением вздохнула я. – Неделю назад мне казалось, что мы с Нестором так любим друг друга, что ничто на свете не сможет нас поссорить. Так же думал и он. Но теперь мы стали почти чужими людьми, и всё из-за того, что….

– Знаю, знаю, не трудись, не рассказывай, – мягко остановила меня Варвара. – Лучше выпей чайку и скажи: за что ты так с ним, милая? Вот тебе крест: он ни в чём не виноват! Не знал наперёд ничего, посему и помочь нам не смог. Ведьмины это проделки всё. Ведьма рыжеволосая колдовством его ослепила!

– Я и сама поняла, что напрасно накричала на него, – опустив глаза, призналась я.– Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Я хотела написать маме обо всём, попросить совета, но мне стыдно перед нею! Я так мечтала выйти за Нестора, так добивалась её благословения! Вышло по-моему, мы обвенчались, но я снова несчастна. Нестор закрывается от меня дверями, замками, работой. Он как будто и вовсе не нуждается во мне! А я не могу без него. Что мне делать?

Хозяйка флигеля слушала меня спокойно и внимательно, прихлёбывая чай и понимающе качая головой.

– Прости его за те слова, что он тебе сгоряча наговорил. И сама повинись, – ответила Варвара. – Пусть он тебя тоже простит. Боишься, что он тебя слушать не станет. Запуталась, бедная, совсем. А тут просто всё. Достаточно глазами его посмотреть. Какому мужу понравится, что жена ходит хмурая, плачет, да ещё и в платье траурном?! То-то. Многое переменилось бы, коли бы ты улыбчивее, мягче, ласковее стала, оделась как молодой княгине подобает. Знаю, о чём ты помыслила сейчас: «Он даже не верит в то, что я люблю его, а я должна с какой-то стати услаждать его взор! Он всеми силами изображает равнодушие, а я обязана бороться за его внимание! Нет уж, коли он без меня может, так и я как-нибудь смогу!» Ты от себя такие мысли, барыня, метлою поганой гони. Гордыня нынче вас обеих истязает. Трудно с нею бороться, да только брак на этом и держится…. Семья у вас счастливая и крепкая будет, дети родятся и вырастут славные. Но прощать его тебе придётся, милая. Не раз и не два, а десятки раз ещё прощать. Да и самой не меньше прощения просить. Никуда без этого в семье. Мы ведь все люди, не ангелы. Непросто это будет поначалу, но ты справишься. Ты же любишь его! Мне хорошо отсюда видно, как ты по нему тоскуешь!

– Да, ты права. Я попытаюсь поговорить с ним. Хотя уже пыталась, а он выставил меня за дверь. Он вечно занят, работа для него намного важнее, чем я…. Погоди-ка, Варя. Ты сказала «отсюда»? Что это значит? Пожалуйста, не молчи! Что ты имела в виду? Господи, да ведь это рай! – вдруг осенило меня, и я осознала всю иллюзорность происходящего вокруг. – Ты снишься мне, Варя?!

– Пора тебе, милая, – спокойно и мягко сказала она, а после проводила меня до двери. – Нельзя живым сюда надолго приходить. Ступай к нему. Ступай себе с Богом! И слёзы оботри. Довольно уже выплакала. Поди, море целое! Всё исправить можно, пока оба живы. Вот мы с Варфоломеем годочков через сорок только свидимся. Но что поделать, такова воля Господня. Женщину бы встретить ему хорошую, чтобы об Алёнушке позаботиться смогла. Мать живая девочке нужна, а не могилка сырая. Да и он погубит себя один. Ох, погубит….

Я хотела поблагодарить её перед уходом за мудрые советы, но не успела, потому что проснулась. Холодное предзимнее утро уже смотрело в зашторенное окно. Потрогав противоположную половину постели, я почувствовала прохладу гладкой простыни и непримятой подушки. «Мой муж опять не приходил», – сделала вывод я, окинув взглядом комнату, в которой со вчерашнего дня ничего не изменилось.