– Мы потерпим, мама, – пообещала пятилетняя Варя, так и не забывшая своё имя. – А можно и ты там будешь?

– Я постараюсь, – улыбнулась Летта.

– Мы будем тебя ждать! – пообещала малышка. – И искать будем, обязательно! Потому что, как же без мамы?

– Я приду, Варенька, – улыбнулась ей номер девять-ноль-четыре-пять.

Эти оставили её напоследок, заставив смотреть на то, как умирают дети, совсем недавно называвшие Летту мамой. Девочка смотрела и молча плакала, видя, как умирают совсем малыши, как гаснут их глазки, и как выносят наружу навсегда замершие тела. А затем эти приказали раздеться и ей.

Это значило – всё скоро закончится. И она была почти рада этому. Она больше не будет видеть умирающих детей. Больше не будет ни битья, ни криков, ни бешеных собак, ни этих… Номер девять-ноль-четыре-пять чувствовала, как по капле её покидает жизнь. Навалилась сонливость, что означало – скоро конец, но именно в этот момент что-то произошло – дверь будто сорвало с петель, в комнату, где их убивали, ворвался кто-то в зелёном, простучала автоматная очередь – и эти сдохли! А потом ворвавшийся кинулся к ней, и Летта увидела ту самую красную звезду – на смешной шапочке, похожей на пирожок, надвинутой на самый лоб спасителя. Всё вокруг вдруг вспыхнуло нестерпимым белым светом, но девочка уже увидела – «наши» пришли!

***

Очнувшись, Гриша в первую очередь проверил оружие и облегчённо вздохнул – верный ППС оказался рядом. Мальчик огляделся, приподнявшись – поодаль лежала бледная девочка, которую чуть не убили эти, а сам он находился, судя по всему, в лесу. Решив не подниматься на ноги, он подполз к девочке и принялся привычно оказывать первую помощь. Девочка была голой и очень худой – кожа и кости. Гриша знал, что такие истощённые люди очень мёрзнут – насмотрелся на таких, поэтому надо было прежде всего придумать одежду, но вещмешок, как ни странно, тоже никуда не делся, поэтому проблема решалась.

В бой, конечно, вещмешок никто не брал, но Гриша в бой и не собирался, всё как-то случайно получилось. Да и сам мешок мальчик не потерял только чудом, но теперь это было хорошей новостью, учитывая, что своего местонахождения Гриша не знал. Хотя лес вокруг абсолютно точно немецким не был. Оттащив девочку в кусты, мальчик подумал, что кроме одежды ей наверняка понадобится еда, сто процентов она голодная. Но сначала следовало перевязать.

Спина и ягодицы девчонки находились в ожидаемом состоянии, учитывая её возраст. Для Гриши это был не первый лагерь, не первые освобожденные, потому – что делать! – он знал, что узница, скорей всего, была «мамой» младшим, отчего её избивали нещадно.

Вот с этого мальчик и начал, благо санитарная сумка тоже уцелела. Достав индивидуальный пакет, он аккуратно его наложил, принявшись за перевязку. При этом Гришка внимательно прислушивался, не забывая о том, что рядом может быть враг.

Закончив, он задумался – девочку надо было одеть хоть во что-нибудь, поэтому мальчик зарылся в мешок. Запасные портянки сейчас были не нужны, хотя и из них можно было что-то соорудить, а вот сменные кальсоны – вполне. Да и запасная гимнастёрка тоже могла пригодиться. Штаны свои запасные он недавно порвал, потому они остались у тёти Нины – для починки.

Натянув на девочку кальсоны, Гришка понял, что они свалятся. Потому подпоясал их невесть откуда взявшейся верёвочкой. Девочка была худющей, как и все узницы, и очень лёгкой. Привыкший помогать взрослым тяжелым солдатам, Гриша без труда поворачивал её. Затем он надел на узницу сменную гимнастёрку, правда, девчонка в его одежде почти утонула, но это было всяко лучше, чем ничего. Осторожно приведя девочку в себя с помощью ваты, смоченной в нашатырном спирте, он вгляделся ей в лицо.

Номер девять-ноль-четыре-пять очнулась от ощущения какого-то запредельного тепла. Открыв глаза, она увидела мальчишку, но он был… на лбу его горела красная звезда, значит, это был «наш». Он пришёл, чтобы спасти их всех, а спас только её. Но он пришёл – и это было чудом. Внезапно девочка поняла, что одета. Одежда была не по размеру, но разве дело в этом? Одежда грела – на спине, на руках, даже на ногах что-то ощущалось, вот только слабость почти не давала шевелиться.

– Я – сержант Лисицын, – представился спасший её «наш». – Где мы находимся, пока не знаю, но разберёмся.

– Я – номер девять-ноль-четыре-пять… – ответила ему Виолетта, своего имени почти уже не вспоминавшая. – Я…

– Ты – не номер! – строго произнёс Гришка. – Ты – человек, девочка, понимаешь? Не номер!

– Всё равно убьют, какая разница? – устало сказала девочка. – Отсюда не сбежишь.

– Ну, это мы ещё посмотрим! – хмыкнул сержант. – Сейчас я займусь едой для тебя, а потом посмотрим, что мы имеем. Хорошо?

– Хорошо, – осторожно кивнула Виолетта, расслабившись. Она точно знала, что пока с ней рядом «наш», бить не будут.

В первую очередь Гриша сменил магазин автомата, заменив его полным, а почти пустой сунул в вещмешок. Положив оружие рядом с собой, сержант немного подумал и достал паёк. С помощью перочинного ножа, отнятого у какого-то фрица и подаренного ему дядей Сашей, мальчик отрезал маленький кубик хлеба и поднёс его к губам девочки, называвшей себя номером.

Летта, обнаружив у своих губ хлеб, немедленно схватила его, отправляя за щеку. Хлеб был мягким, а не почти каменным, к какому она привыкла в лагере, у него был привкус дыма и, кажется, ещё чего-то, названия чего она не знала. Она с благодарностью посмотрела на мальчика, чувствуя, что почти не может шевелиться.

– Полежи пока, – попросил её Гришка, доставая миску и ложку из вещмешка. Спички у него тоже были, поэтому можно было озаботиться бездымным костерком, разведённым, как разведчики показывали, чтобы накормить девочку тёплым, что ей было, конечно же, нужно.

Виолетта оглядывалась по сторонам. Что-то было ей знакомо в окружающем лесу, но с мыслей сбивал запах. Представившийся Гришей спаситель сейчас готовил для неё бульон из тушёнки, добавив в жестяную банку почти чистую воду из ручья, который он нашёл поблизости. Девочка очень боялась оставаться одной, но терпела, понимая, что сама двигаться почти не может, а им много чего надо.

А Гриша думал о том, что поблизости никаких следов не обнаружил – ни наших, ни этих. При этом не было слышно никакой канонады, что означало – фронт далеко. Из всего этого следовал только один вывод – они в тылу врага. Учитывая состояние бывшей узницы, новость была так себе, а боезапаса оставалось не так чтобы много. То есть всё было более-менее понятно.

– Нужно брать языка, – заключил Гришка. – Другого варианта нет, но вот что делать сей… – он замер, услышав хруст ветки неподалёку. – Лежи тихо, – шепнул Летте юный сержант, а сам ужом скользнул в траву.

Сил бояться у девочки просто не было, поэтому она замерла, стараясь не выдать себя неосторожным движением. Гришка же, прихватив свой ППС и держа его наизготовку, быстро, но тихо полз туда, откуда донёсся звук. Через некоторое время мальчик увидел присевшего в кустах кого-то в чёрном. «Погадить присел, фашистская морда», – понял мальчик, аккуратно обползая этого, чтобы оказаться у него за спиной. Приблизившись, Гришка вскочил и с силой ударил этого по голове гранатой без запала, обнаруженной в вещмешке. Видимо, приложился он хорошо, потому что фриц молча завалился в траву. «На ловца и зверь бежит», – усмехнулся мальчик, оттаскивая этого дальше в кусты.

Связав того его же одеждой, Гришка привел его в сознание сильно хлопая по лицу. Этот, увидев советского сержанта замер, хотя говорить пока не мог – рот его был заткнут, науку дяди Саши Гришка помнил хорошо. Теперь надо было допросить. Раскрыв перочинный нож, мальчик воткнул его туда, куда показывали разведчики, объясняя, почему это очень больно. Этот застонал и задёргался, полными ужаса глазами глядя на сержанта.