Ввиду огромной важности Вавилонии среди других провинций сначала кажется удивительным, что после кончины Александра она досталась не кому-то из великих вождей. Она была отдана некоему Архонту из Пеллы[25]. Объясняется это, безусловно, тем, что Вавилон должен был быть штаб-квартирой правительства регента, и Пердикка не хотел иметь непосредственно рядом с собой слишком могущественного правителя. Сатрап Вавилонии должен был быть всего лишь подчиненным даже в своей собственной столице. Архонт не радовался этим обстоятельствам, как мы можем судить из того факта, что через два года он оказался в оппозиции Пердикке (или же Пердикка, во всяком случае, считал его оппозиционером). Регент – находившийся тогда в Киликии по дороге из Малой Азии в Египет – послал одного из своих офицеров, которым он доверял, Докима, чтобы тот заменил Архонта; бывший сатрап должен был стать просто собирателем дани с провинции. Архонт попытался удержать свою сатрапию военной силой. Однако к эмиссару регента присоединилась часть населения провинции, и в последовавшей стычке Архонт пал, смертельно раненный. После этого Вавилон принял Докима с распростертыми объятиями; тот удерживал его для Пердикки, покуда несколько месяцев спустя ситуация внезапно не изменилась. Регент лежал, истекая кровью из множества ран, на берегу Нила, и оппозиция восторжествовала. Нельзя было ожидать, что Доким останется на своей должности. Вавилонию вожди в Трипарадисе передали Селевку[26].

Что после этого произошло между Докимом и Селевком, мы не знаем[27]. В следующем году Селевк владел Вавилоном, а Доким с другими сторонниками покойного регента скрылся в холмах Писидии[28]. Положение сатрапа Вавилонии приобрело дополнительную важность после новых назначений. Теперь его уже не затмевал имперский двор. Два вождя, унаследовавшие власть Пердикки, располагались один в Македонии, а другой – в Келенах (Фригия). Селевк теперь стал хозяином наследства Навуходоносора. На тех же террасах, где тремя столетиями раньше бродил Навуходоносор и говорил: «Это ли не величественный Вавилон, который построил я в дом царства силою моего могущества и в славу моего величия!» (Дан., 4: 27), теперь ходил, как господин, юный македонец и смотрел на тот же самый Вавилон, простиравшийся перед ним на юг, как на свои владения.

Вавилония, у которой было столько общего с Египтом, отличалась от него одним, как к своей выгоде, так и невыгоде – своим центральным положением. Через Евфрат и Северную Сирию она соприкасалась со Средиземноморьем и Западом, в то время как несколько дней пути через долину отделяли Тигр на востоке от горной гряды, за которой вздымалось Иранское плато – Иран, где облик мира и обычаи людей так отличались от тех, что господствовали при реках вавилонских. Если человек хотел править всей империей Александра, то Вавилон был лучшим местом для правительства, чем Египет; если же, с другой стороны, правитель Вавилонии был недостаточно силен, чтобы надеяться на большее, чем просто независимость, он, конечно, должен был бы больше ввязаться в дела своих соседей, чем правитель Египта. Селевк должен был с тревогой следить за ходом событий в землях вокруг Средиземноморья, где, как казалось, восходила звезда Антигона, и в Иране, где македонские вожди, македонские и греческие армии все еще были сомнительным элементом.

Среди восточных сатрапов были два вождя первой величины: Пифон и Певкест. Оба принадлежали к внутреннему кругу из восьми соматофилаков, которые находились ближе всего к покойному царю. Эти двое людей были ключевыми персонажами в тот момент в Иране.

Пифон, сын Кратея из Алкомен в Эордее[29], получил сатрапию в Мидии при разделе в Вавилоне после кончины Александра. Ни у кого из тех, кто отправился в свои провинции, сердце не было настолько полно грандиозных прожектов; никто быстрее него не осознал перспектив для амбиций отдельной личности при новом положении вещей. Его провинция была самой важной в Иране. В Экбатанах располагалась столица первого иранского царства. При Ахеменидах они все еще продолжали быть одной из великих столиц империи, летней резиденцией персидских царей. Мидия считалась богатейшей из всех иранских провинций, как показывает цифра, в которую оценил ее Дарий[30]. Ее горные равнины были прекрасными пастбищами; они питали неисчислимые табуны коней – лучших в мире. На ее холмах поселились отважные племена, предки современных курдов, у которых правитель Мидии мог получить огромные ресурсы бойцов[31]. Для амбициозного человека владение Мидией открывало широкие возможности.

Правитель, восседавший в золотом дворце Экбатан, уже пользовался неким первенством среди сатрапов Ирана. Превратить это первенство в абсолютное господство над Ираном и отсюда ступить – куда? на трон Александра? – такие мысли, наверное, витали в уме Пифона. Первая возможность пришла к нему вскоре после смерти Александра во время восстания греков, размещенных на Дальнем Востоке. Регент Пердикка не только поручил Пифону подавить мятеж, но и послал большие подкрепления его войскам, и он получил полномочия обращаться к другим сатрапам Ирана за военной помощью. Именно тогда у Пифона появился план переманить взбунтовавшихся греков под свои знамена – этот план рухнул только благодаря хитрости регента, который передал мятежников македонцам как военную добычу[32].

С тех пор регент, судя по всему, счел разумным удерживать Пифона в своей собственной свите; такая перемена в положении Пифона объясняет то, что в 321 г. до н. э. он перебежал к Птолемею[33]. После убийства Пердикки Пифон становится сорегентом империи вместе с Арридеем. Затем, после раздела в Трипарадисе, когда Селевк отправился, дабы принять власть над Вавилонией, Пифон вернулся в Мидию, дополнительно повысив свой престиж.

Другим великим сатрапом Востока был Певкест из Мизы в Македонии. Пока он не стал восьмым из семи соматофилаков, Певкест нес перед Александром священный щит, взятый из храма Афины в Трое[34], и прикрывал собой Александра при штурме города маллов (современный Мултан). И свою сатрапию, Персиду, он получил от самого Александра: это была страна племени, правившего среди иранцев, с Пасаргадами, колыбелью дома Ахеменидов, и Персеполем, царским городом. Певкест от души принял участие в осуществлении столь дорогой сердцу Александра идеи – объединить македонскую и персидскую аристократию. Своей одеждой, языком, поведением он делал все, чтобы показать людям в провинции, что он один из них[35]. На момент кончины Александра его власть уже вполне укоренилась.

Амбиции Пифона были таковы, что он не мог ждать, когда плод созреет. Внезапно разлетелась весть, что он захватил прилегающую провинцию Парфия. Он устранил Филиппа, сатрапа, назначенного в Трипарадисе, и заменил его собственным братом Евдамом. Все прочие сатрапы почувствовали, что их владения находятся под угрозой, и быстро договорились об отражении агрессии Пифона. Движение против Пифона дало Певкесту возможность обеспечить себе лидерство, потому что среди них не было другой столь же значимой персоны. Так он и поступил, и его охотно признали вождем. Армии Ирана вторглись в Парфию под его командованием и выгнали Пифона из его провинции[36].

Пифон сначала ушел в Мидию, но и там он не мог чувствовать себя в безопасности. Теперь он появился с каким-то числом спутников в Вавилоне и обратился к Селевку, дабы объединиться с ним и разделить выгоду от этого. Положение было затруднительное. Интересы Селевка требовали, чтобы он держался подальше от этой смуты, пока не консолидирует свою власть. Однако в Вавилоне сделать это было нелегко. Он мог отказаться от предложения Пифона, однако на горизонте маячили новые затруднения. Проблемы на Западе должны были слиться с иранскими проблемами.