– И ты думаешь, нас там не найдут?

– Нет, – опять произносит твёрдо. – Я позабочусь, чтобы о том месте никто не узнал. Это моя забота. Твоя квартира меня бесила. Она как на ладони. Уже подозрительно то, что у дома постоянно караулит охрана. Тем более, в доме появились камеры. Это могло привлечь слишком много внимания.

Что?.. Камеры?

– Я уже узнал, кто крутился с тобой рядом. Всех допрашивают и со всем разберутся. Тебе просто надо меня слушать, Милана.

– Я и так это делаю… – выдыхаю. И чтобы не ссориться, я ложусь обратно на кровать. – Позаботься, пожалуйста, о Камилле. Я немного посплю.

Отворачиваюсь набок.

– Камилла с новой няней. Ей будет этого достаточно.

Сказав эти слова, он уходит.

Я многого не понимаю. Почему его отношение ко мне так быстро поменялось? Почему, когда он говорит о Камилле, в его голосе слышится пренебрежение?

Радует только одно: доктор не соврал и помог мне. Хоть на этом спасибо…

А пока закрываю глаза и проваливаюсь в сон, чувствуя странную и внезапно накатившую усталость.

Самир

– Босс, – кричит за спиной пацан. – А что с ней делать?

Зло оборачиваюсь, прожигаю Филиппа злым взглядом. Неужели нельзя нести ребёнка молча? 

– Почему с ней ношусь я, а не няня? Я же водитель.

– Поздравляю, – цежу сквозь зубы. – Тебя повысили. Садись в машину, едем домой.

– А, так вот, для чего вы жену так в отпуск сбагрили быстро. Хотите поиграться с детишками дома?

– Филипп! – кричу. Энергичный пацан с неумолкающим ртом! – Тащи девчонку и молчи! Иначе я прострелю тебе голову!

– Да ладно вам, – хохочет. – Я ваша нянька. Пристрелите — кто же с ребёнком сидеть будет? Я же понимаю, вы, босс, мне доверяете. С самого начала ведь! Я за вашей девушкой туда-сюда, туда-сюда. Вы смотрели мультик про Добрыню Никитича? Я вон тот гонец. Как же его звали? Елисей?

Держись, Самир. Его нельзя убивать. Хотя у меня жуть как чешутся руки.

Настроение отвратительное.

Помимо отрицательного теста, Милана в больнице.

Я разрывался на части, когда узнал об этом. И думал только об одном: как же сильно я хочу её кокнуть! Успеет же вляпаться!

Перед тем, как мне сообщили об этом, позвонил Черногорскому. Обматерил его, сказал, что быть такого не может, что ребёнок не ой.  Может. Прислал все отчёты. Результат на отцовство всё тот же самый.

Тогда думал, я с ней разберусь. Единственное, что останавливало – дочь моего брата осталась бы сиротой. 

А потом я узнал это.

Милана в больнице.

Звонила Лариса, чуть не плача. Я сообщил ребятам, они сразу доставили её в первую попавшуюся больницу. Так изнервничался, что сам за руль сел и сюда примчал. Думал, умру.. Ещё как на эту, чёрт её подери, девчонку взгляну (а эти идиоты умудрились привезти её с собой!), мать её вспоминаю. Выворачивало меня так, словно я в мясорубке какой-то был.

Но нет. Это ещё цветочки.

Я выдохнул, когда Пантелеев сказал, что всё в норме.

До одного момента.

Выкидыш.

Как же я, чёрт возьми, ненавижу эту жизнь.

Просто раздражает!

Бью ногой о колесо и  кулаком по металлу, сдирая кожу с костяшек пальцев.

За спиной слышится детский плач, а я всё равно колочу  консервную банку в виде тачки.

Я же не железный. Человек тоже. Чувствовать умею, хоть и не всегда.

Двойной, мать его, удар.

Ребёнок не мой.

Второй умер, так ещё и не родившись.

И это настолько больно… Прямо как в первый раз.

Снова изнутри ломаюсь на куски. Касаюсь лбом холодного металла.

Надоело всё это.

Испытывать это снова не хочу.

Потери. Потери.

Аборты, выкидыши… Милана чуть не умерла.

Это ведь всё из-за меня, я понимаю. Не доглядел. Слишком сконцентрировался на себе. Искал крысу, что кидает мне прослушку. И пытался разобраться с проблемами в виде конкурентов. Совсем позабыв о главном.

Поставил работу на первое место, посчитав, что Милана защищена  вдали от меня.

Снова бью кулаком по крылу тачки.

Бесит!

Мне плевать, кто был бы у меня. Сын или дочь. Всё равно абсолютно. Смирился.

Но теперь никого не будет.

Третья попытка?

Я уже не выдержу. Банально не выдержу. Если с ребёнком снова что-то случится.

Жизнь уже второй раз говорит мне остановиться. Нельзя мне детей. Особенно в том мире, в котором я живу сейчас.

От неё нужно отказаться, но она преследует меня как тень.

Страдаю не только я. Но и те, кто мне дорог.

И я найду того, кто лишил меня ребёнка. В очередной раз.

Первый день в больнице проходит незаметно. Я постоянно сплю. На второй день, когда ко мне заходит Павел Матвеевич, я спрашиваю, может ли он предоставить мне телефон. Или, возможно, в коридоре есть тот, кто может это сделать?

Он даёт мне свой кнопочный телефон.

Я по памяти набираю номер Самира.

Подношу телефон к уху, чувствуя странное волнение.

– Хаджиев, – резко слышится на том конце провода.

– Самир, это я, Милана, – проговариваю аккуратно. – Ты не занят?

Жду ответа с нетерпением. Не скинет же?

– Говори.

Сглатываю, уже боясь и лишнего слова сказать.

– Я очень хочу увидеть Камиллу. Если ты сегодня приедешь, не мог бы ты взять её с собой?..

С замиранием сердца слушаю его ответ.

– Приедем через два часа.

Фух.

– Я буду ждать, – выпаливаю.

Отключаюсь, отдаю доктору телефон. Он опускает его в карман халата и идёт на выход.

– Постойте, – окликаю его. Пантелеев останавливается, разворачивается и вопросительно смотрит на меня. – Спасибо вам.

– Пока не за что, – отвечает сухо.

– Нет, вы мне помогли, – не унимаюсь. Я у него в долгу. – Сильно. И так и не сказали, что я должна буду делать взамен.

– Потом, – отмахивается. Снова. Молча уходит, оставляя меня одну.

Сцепляю пальцы в замок и жду.

Апельсинов хочется жутко. И лобстера, хотя я его никогда не ела. Интересно, а если я попрошу Самира привезти мне лобстера, как он отреагирует?

Скажет, что я зажралась.

Поэтому тихонько сижу и соплю себе под нос.

Буквально отмеряю два часа. Постоянно смотрю на время.

И каждый раз, когда дверь дёргается, с нетерпением жду мою малышку.

И вот опять я чуть не вскакиваю. Дверь в палату открывается, и я вижу Хаджиева, грозно заходящего в палату. Малышка, ничего не понимая, осматривается по сторонам, а потом видит меня. Начинает активно прыгать у него на руках. Так сильно, что пакет из рук Хаджиева падает на пол.

– Твою мать.

Я слышу звук разбитого стекла.

– Держи своё чудовище, – вдруг произносит, передавая мне мою дочку. Я немного обижаюсь, но всё это отходит на задний план, когда моя малышка обнимает меня. Я зацеловываю её, притягиваю осторожно к себе. Хоть уже и всё зажило, я всё равно боюсь за неё.

– Сам ты чудовище, – защищаю малышку, поглаживая её по голове.

– Это не я обделался в машине, – обозлённо шипит.

Ой…

Поднимаю взгляд на Самира и чуть не смеюсь.

– А вы ей подгузник поменяли? – сдерживаю смех.

– Поменяли, – цедит сквозь зубы. Чёрт, как же я хочу это увидеть!

Всматриваюсь в лицо Самира и замечаю на его щеке маленькое пятнышко. Взгляд сам скользит на шею, белую рубашку, обтягивающую тело.

– А что у тебя такое коричневое на лице и одежде? – с испугом спрашиваю. Только не говорите мне, что это…

О, боже.

Хаджиев напрягается так сильно, что, кажется, перестаёт дышать. Стремительно подходит к зеркалу. Смотрит на лицо. А потом поворачивается ко мне.

– Это шоколад, – поясняет так, будто я могу подумать о чем-то другом. Прямо заверяет! – Эта мелочь обмазала меня растаявшим шоколадом.

Глаза на лоб лезут. Но не от того, что малышка решила порисовать на людях едой.

– Вы кормили ребёнка шоколадом? – еле говорю.

Вижу неодобрительный огонёк в его глазах.

– Нет! За идиота меня уж не держи, – обозлённо хватает салфетки со столика. Вытирает себе лицо. – Схватила его, пока Филипп ел. И меня испачкала.