– Да, – киваю. Так он здесь? Приехал сюда, когда узнал о том, что случилось? Даже бросил свои дела, жену, сына? Ради меня?
– Хорошо, – встаёт со стула. – Тогда я пойду. Вам, видимо, есть о чём поговорить. Он жутко злой. Боюсь, разломает всю больницу.
И улыбается. Но я быстро стираю его улыбку, когда хватаю того за руку.
– Постойте, – обеспокоенно выпаливаю, сжимая его ладонь. – Я… У меня есть к вам странная просьба. Вы уже показывали какие-нибудь отчёты о моём здоровье губернатору? Или кому-либо?
– Нет, – явно не понимает меня. – А что?
Это хорошо…
– Я хочу, чтобы вы умолчали о моей беременности, – выпаливаю. – Пожалуйста. Я заплачу, если нужно.
В его глазах – профессиональный скепсис. Смотрит холодно, пронзительно. Надежда от одного его взгляда потухает.
– Не понимаю, – звучит сухо.
Да, это странно — скрывать беременность от Самира. Но дело не в нём, а в его окружении.
То, что я здесь – кто-то подстроил. Я уверена. Вот только кто?..
Может…
Беспокойство всё нутро обволакивает.
Няня?
Нет-нет, этого не могло произойти. Мне же в клинике её контакт давали. Не могла это она быть. Да и с Камиллой у них хорошие отношения. Нет, невозможно.
Но кто бы это ни был, лучше ему об этом не знать. А если его жена будет в курсе? Одним попаданием в больницу тут не отделаешься. И нет, я доверяю Самиру, но… Не тем, кто рядом.
Порой и он бессилен.
Хотя и Павел Матвеевич ведь чужой человек. Может меня сдать с потрохами. Но он – независимое лицо. Тот, кто мне нужен. Не связан ни с кем. По крайней мере, я на это надеюсь.
Но судя по тому, как он говорит о Хаджиеве, они не близко знакомы. Он даже удивлён.
– У нас с губернатором слишком тесные отношения, – говорю аккуратно, избегая слово «любовница». Не статусная должность… – И если кто-то узнает, что я беременна от него, это может повториться. Простите, но я не горю желанием видеться с вами во второй раз при таком же случае. Если вдруг не при другом…
Он хмыкает.
– Логично.
– Так вы поможете мне? – спрашиваю с придыханием.
Павел не торопится отвечать. Прожигает меня зелёными глазами, видимо, взвешивая в голове своё решение.
У меня внутри всё обрывается.
Я до жути хочу, чтобы хоть сейчас мне повезло. Хоть кто-то оказался на моей стороне.
– Я уже написал отчёт, – вдруг произносит. Это значит «нет»?.. – Если ваш мужчина начнёт его проверять, он узнает правду. И тогда мне снесут голову. А ещё хуже – отстранят от работы.
– Не отстранят, – мотаю головой. Заверяю его. – Обещаю. И позабочусь об этом. Но только вот…
Закусываю губу и сминаю пальцами ткань.
– Отчёты ваши, карты… С этим можно что-то сделать?
– Выкидыш, – пожимает плечами.
Метаю в него испуганный взгляд.
– На бумаге, конечно же, – успокаивает.
– А так можно?
– Вполне.
– То есть, вы согласны мне помочь?.. – не верю в то, что говорю. Не знаю, зачем он это делает. Узнаю потом, если вдруг он согласится.
Снова секундная тишина и заминка.
– Да, но не просто так, – выдёргивает свою руку из моих пальцев. – Для меня это большой риск. Я пойду. Сообщу вашему мужчине прискорбную новость.
– А как же условия? – останавливаю его.
– Потом, – отмахивается. – Не сейчас. Вам нужен покой. Я зайду позже, у меня обход по пациентам. Если понадоблюсь раньше, нажмите на кнопку.
Показывает мне на неё. Убедившись, что она на месте, я тихо отвечаю:
– Да, хорошо.
Он уходит, оставляя меня одну.
И снова я на перепутье.
Он поверил мне? Согласился помочь?
Или сделал вид? Чтобы я отстала от него.
А сейчас говорит Хаджиеву, что я потеряла голову. И мне бы в психушку потом.
Но он ведь поможет, да?...
Эта мысль не даёт мне покоя.
Волнение пробирает до костей.
Я пытаюсь прийти в себя перед встречей с Самиром. Чтобы слова не путались, мысли были чисты. И я не думала о том, что теперь обманываю его.
Но это не получается. Руки немного потряхивает, а сердце всё чаще бьётся в груди.
Снова врать. Но это ведь для блага?..
Вздрагиваю, когда дверь палаты открывается. А за ней появляется фигура мужчины, которого отчего-то теперь боюсь. И хоть он не знает о нашей с доктором тайне… Я ведь осознаю, что буду обманывать его.
Снова.
Ладно, мне не привыкать.
Поднимаю взгляд на Хаджиева. И застываю, стоит взглянуть в карие, бушующие злостью глаза…
Опускаю взгляд на свои пальцы. Самир своей большой фигурой появляется в палате. Не торопится приближаться ко мне. Отходит к стене, опираясь о неё спиной.
Меня колотит и кидает из стороны в сторону как маятник.
А он молчит.
– Как самочувствие? – произносит сквозь стиснутые зубы.
– Могло быть и лучше, – натягиваю улыбку. Пытаюсь разбавить атмосферу, но Хаджиев, видимо, не оценивает мой порыв.
– Почему ты мне не сказала? – вдруг выпаливает сердито. Да так холодно, морозно, что мне становится не по себе.
– О чём? – строю из себя дурочку. Порой, это помогает.
– О том, что беременна, Милана! – рявкает так, что я чуть в своём состоянии не подпрыгиваю на койке.
Еле шевелю губами:
– Я сама узнала недавно… – говорю с трудом. – Буквально с утра после твоего отъезда. Для меня это было неожиданностью.
– Нужно было позвонить, – цедит сквозь зубы.
– Знаешь, что, – играю мать, только потерявшую ребёнка. – Давай не сейчас? Я только очнулась после того, как я была присмерти! И я уверена всё это не просто так. Тут кто-то замешан.
Вижу по его глазам.
Он сам всё понимает.
– Я потеряла ребёнка, Самир. Мне не до твоих обвинений!
Я понимаю, почему он так зол. Считает, что только что он потерял ребёнка. Желанного ли? Не думаю. Он ведь даже не любит меня. И не будет горевать из-за каких-то клеток в моём животе.
– Ладно, – цедит сквозь зубы. – Ты права. Как самочувствие?
– Нормально, – отмахиваюсь. Хотя слабость неописуемая. – Где Камилла? Она с Ларисой?
За малышку сердце разрывается.
А неведенье душит.
– Нет, – чеканит. – Камилла с надёжным человеком.
Надёжным ли?
– А Лариса? – спрашиваю про няню. У меня всё ещё закрадывается мысль, что она могла подстроить всё это. Хотя я пытаюсь отмести это.
– С ней сейчас беседуют.
– Ты хотел сказать «допрашивают»?
– Именно так.
И почему я не удивлена?...
– Ты знаешь, кто это сделал? – спрашиваю аккуратно.
– Догадываюсь.
– И кто это? – спрашиваю. Надо же знать, кто это сделал, так?
– Расскажу, как только всё станет известно.
Почему он разговаривает со мной, сцепив зубы? Нехотя так, агрессивно настроено. Будто это не я только что потеряла ребёнка, а он! Нет, хорошо, что мой малыш жив, но…
– Ладно, – просто закрываю этот разговор. Не знаю, что ещё говорить. Пытаться выбить правду? Не вижу смысла. А пока только лежу, смотрю в потолок. Тишина затягивается. А Хаджиев не торопится уходить. Всё стоит у стены, прожигает глазами. Смотрит на меня так, словно я только что сделала непоправимое.
Может, он так нервничает?
Если подумать, я никогда не видела его таким. Обеспокоенным или нервным. И не могу понять его в такие моменты.
– Что теперь будет? – спокойно говорю, считая плиты на потолке. – Что, если это повторится?
– Не повторится, – отзывается грубо и уверенно. – Как только тебя выпишут, ты переезжаешь.
Привстаю, хоть пока это проблематично. Тело всё ещё не слушается. Больно, к тому же.
– Куда?
– Ко мне.
– Что?
– У меня в доме безопасно.
А вот я почему-то в это не верю.
– Прости, Самир, – впервые говорю эти слова. – Но я не поеду в дом к твоей жене и сыну.
– Поедешь, – в его голосе слышится сталь, которую тут же хочется убрать. – Это всего лишь на два дня. Сделаем видимость, что я придурок, который притащил свою любовницу в дом жены. Потом тебя с дочерью отвезут в загородный дом.