— У вас сложилось ошибочное представление, — пояснял Бенджамин. — Вы путаете возмущенные возгласы прессы и реальную судебную практику. В политическом мире Соединенных Штатов взяточники процветают так же, как и здесь. Только в Японии проще относятся к «пожертвованиям».

— Ну, я бы этого не сказал, — возразил Мортон. — Посмотрите, какая поднялась буря. Пресса, радио, телевидение…

— Тут ущемлены национальные чувства японского народа. Ведь премьер-министр получил взятку не от отечественной компании, а от иностранной. К тому же американской.

— Разве к американцам относятся хуже, чем ко всем прочим?

— Не знаю, заметили вы это или нет, но американцы привыкли чувствовать себя в этой стране по-хозяйски. Обратите внимание на тон нашей прессы, высказывания конгрессменов. Они говорят с местным населением как с маленькими детьми — поучая. Кому это может понравиться? И если японцы улыбаются и кивают головой, приговаривая «Хай, хай», это вовсе не означает, что они соглашаются. Жаль, вы не знаете языка. При переводе всего не поймешь…

Бенджамин говорил с горечью. Очевидно, он много размышлял над этим, но поделиться было не с кем.

— Мы отвлеклись. Третий момент, который следует доказать обвинению, — это то, что премьер-министр вышел за пределы своей служебной компетенции. В семьдесят второй статье конституции говорится, что премьер-министр осуществляет контроль и надзор за различными административными учреждениями. Но никто не определил масштабы этого «контроля и надзора», понимаете? Всем ясно, что если премьер, облеченный правом назначать и смещать министров, дает указание о покупке определенного самолета, то кто же будет задумываться, в какой роли в данном случае выступает глава государства — официальной или частной. Но оказывается, что с юридической точки зрения не все так просто. Если юристы докажут, что предложение о покупке самолета Касаи сделал как частное лицо, а деньги, полученные им, были пожертвованием, комиссионными, чем угодно, только не взяткой, он выйдет из зала суда победителем.

— Казуистика какая-то, — с сомнением произнес Мортон. — Значит, вы думаете…

— …что на ближайших же парламентских выборах, безотносительно к тому, будет ли Касаи по-прежнему в тюрьме или под следствием, он вновь станет депутатом и возглавит свою могущественную фракцию.

Бенджамин говорил так уверенно, что Мортон не решился спросить о том, что больше всего его интересовало: почему все же именно Касаи оказался за решеткой? Ведь и прежде премьеров уличали в аналогичных преступлениях, но они выходили сухими из воды. Почему же Касаи заставили сначала уйти в отставку, а потом еще и арестовали? Кому это выгодно? Кто стоит за всем этим?

— Ничего вы от меня не узнаете. Не желаю иметь дел с полицейскими. Выискиваете, вынюхиваете, всюду нос суете. А достается честным людям. Настоящие преступники никогда не попадаются. Так что напрасно вы тут третесь…

«Ну что ты будешь делать, — размышлял Комура, выжидая, когда старик — сосед Хироко Сасаки — выговорится и раздражение уступит место естественному любопытству. — Конечно, поговорить ему не с кем, одичал совсем. Вот и набросился на первого попавшегося. Хорошо, хоть я не Таро послал, а сам поехал. Он бы наверняка вернулся ни с чем. Конечно, нет никакой гарантии, что этот старик что-либо знает. Но в нашей работе все важно, каждая мелочь».

Адрес Хироко Сасаки — старшей сестры убитой Митико — Комура выяснил в адресном бюро. Она жила под своей фамилией. Видимо, связи с террористическими группами остались в прошлом.

Но, обнаружив, что Сасаки нет дома и, судя по газетам в почтовом ящике, отсутствует она, как минимум, со вчерашнего дня, он насторожился. Конечно, мало ли какие дела могут быть у молодой женщины. Но с учетом убийства Митико и побега Юкио Кога — ведь он был когда-то любовником Сасаки — ее отсутствие могло оказаться не случайным.

— А зачем, собственно, она вам понадобилась? — спросил старик.

— Да ее родственники разыскивают.

— Родственники? — Старик подозрительно посмотрел на Комура. — Что-то не припомню, чтобы она упоминала о родственниках.

— Ну почему? Ведь у нее сестра есть.

Комура вытащил из кармана фото убитой.

— Хорошее фото, — отметил старик, рассматривая его через сползшие на кончик носа очки. — Откуда оно у вас?

— Это Митико? — не отвечая, спросил следователь.

— Разумеется. — Старик удивленно пожал плечами.

— Так вы ее узнаете? — уточнил Комура.

— Я же вам говорю: три года они тут живут. Обе такие вежливые. Всегда первыми поздороваются: «Доброе утро, Миядзава-сан. Как поживаете?» Заболел я, так за лекарствами бегали. Правда, в основном Хироко. Она и постарше, и похозяйственнее. Митико совсем еще девочка. Не будь мой сын женат, лучшей супруги ему не пожелал бы, — скромная, красивая. Только работа у нее тяжелая. Часто и ночью приходится работать. А встретишь ее, когда она с работы возвращается, лица на ней нет, бедняжке. Видно, устает сильно. И сестре она, помню, жаловалась, вся в слезах: «Не могу больше, не хочу». Да что делать? Родителей нет, помочь некому.

— Вчера вы их видели?

— Нет, я позавчера на могилу жены ездил, устал и, вернувшись, вчера весь день пролежал. Подняться сил не было. Это в ваши годы бегать легко, а в мои семьдесят три…

— Неужто столько? Никогда бы не поверил. — Комура решил польстить старику.

— Правда! Это вы из вежливости. — Пенсионер был доволен. — Хотя, с другой стороны… Я же в деревне вырос. А деревенские-то покрепче городских.

Знаете, я долго не мог к токийской жизни привыкнуть… Шум, суета, машины… Все жена — ее тянуло жить в большом городе.

Таро переходил от двери к двери в доме, где жила Митико. «Конечно, едва ли она там с кем-то общалась, — инструктировал его утром Комура, — но почти всегда можно отыскать человека, который поднимался с ней в лифте, почтальона, который видел ее утром, или полицейского, обратившего внимание на позднего прохожего». По пути к месту происшествия Таро представлял себе, как, расспросив множество людей, он уже к вечеру назовет инспектору фамилию преступника.

На деле все оказалось не так просто… Он поднимался с этажа на этаж, нажимал кнопки звонков, стучался, но разговор не ладился. Всех смущал несолидный вид Таро. Таро очень хотелось быть следователем. Будущее виделось ему в розовых красках. Практика только началась, и он прибегал в управление за полчаса до начала работы и жаждал деятельности. В полицию он пришел, окончив университет, после сложных экзаменов в главном полицейском управлении. Люди с высшим образованием здесь ценились, они сразу получали звание младшего инспектора (тем, кто окончил лишь школу, приходилось долго служить, чтобы добиться этого).

Он обошел все шестнадцать этажей, но так ничего и не узнал. Единственно, кто сказал несколько слов о Митико, это соседка, которая жила с ней дверь в дверь, но ее запротоколированные показания и так уже лежали в деле.

Таро присел на скамеечку перед домом.

— У тебя спичек нет?

Высокий длинноволосый парень выжидающе смотрел на Таро. Тот пошарил по карманам. Парень закурил, поблагодарил:

— Ждешь кого?

Таро согласно кивнул.

— А кого?

Скорее автоматически, чем сознательно, будущий следователь назвал Митико, описал ее.

— Видел я ее, ничего девочка. — Парень вдруг нахмурился: — Только зря ты это.

— Не понял…

— Чего же тут понимать? Неделю назад, точно помню, провожаю я свою… ну, подругу, — живет она в этом доме, на третьем этаже. Было часов двенадцать ночи. Нет, позже. В двенадцать от меня ушли. Значит, около часа… Как раз мы подходим, и они из подъезда выходят. Твоя и…

— Может, ошибся ты, а? — переспросил Таро. — У меня фотография есть, взгляни-ка.

— Конечно, она. — В голосе парня не было и тени сомнения. — Лицо у нее запоминающееся. Такие редко встречаются. Правда, не в моем вкусе…

— Значит, они вместе?

— Ну да. Она и здоровый такой мужчина.

— А он-то кто?