Потом Судзуки опять заговорил о возвращении.

— Как я могу убедить вас покинуть остров?

— Принесите приказ от майора Ёсими Моримура. Он мой непосредственный начальник. Я не могу прекратить выполнение предыдущего приказа, пока он не отдаст новый.

Майор Моримура на самом деле не был его непосредственным начальником, но Огава прочитал в газетах, что майор называет себя таковым.

Для Огава это означало, что Моримура просто поручено играть роль начальника Огава. Естественно, Огава не имел права назвать имя своего подлинного начальника — командира 8-й дивизии, генерал-лейтенанта Ёкояма.

— Хорошо, — согласился Судзуки. — Если я приведу сюда майора Моримура, вы встретитесь с ним?

— Да.

Огава неожиданно предложил:

— Я могу пойти с вами и переночевать у вас.

Это был способ проверить Судзуки.

Они вернулись под москитную сетку, которую раскинул Судзуки. Он вытащил новую пачку сигарет, консервную банку со сладкими бобами и бутылку джина. От выпивки Огава отказался.

— Жаль, — искренне огорчился Судзуки. — Думал, посидим тут вдвоем, выпьем.

Он вытащил ложку, и Огава с удовольствием принялся за бобы. Он почувствовал, что впервые за тридцать лет ест то, что должен есть человек.

Судзуки в изумлении качал головой:

— Я и думать не мог, что найду вас всего за четыре дня.

Огава беспрерывно курил и смотрел в небо. Луны не было. Он отвечал на вопросы Судзуки и сам рассказывал ему о службе в армии, о жизни в Китае. Он перескакивал с одной темы на другую. Но Судзуки не возражал. От джина он осоловел, глаза у него периодически закрывались.

Он тоже кое-что рассказал о себе. Он много путешествовал, объездил пятьдесят стран за четыре года, и наконец заявил, что отправляется на поиски Огава, панды и снежного человека. До панды и снежного человека у него руки не дошли, но лейтенанта он обнаружил.

Единственное, о чем Огава наотрез отказывался говорить, было связано с оружием. Он не сказал Судзуки, сколько патронов у него осталось.

Огава подозрительно следил за тем, как Судзуки готовил еду: это было совершенно не по-японски. Когда тот развел большой костер и дым поднялся в небо, Огава забеспокоился.

— Нам надо спрятаться в горы, — сказал он.

Они вскарабкались наверх как раз, когда рассвело.

Судзуки поставил фотоаппарат на автоматическое включение, — и они сфотографировались вдвоем.

— Я скоро вернусь за вами, скорее всего в октябре, — сказал Судзуки. — Пресса сделает из этого сенсацию номер один.

Он засмеялся и отдал лейтенанту честь. Огава пожал ему руку. Они попрощались. Огава двинулся дальше в горы. Он вспомнил слова Касима: «Подождем, пока люди не придут к нам сами, но не будем им слишком доверять».

На следующее утро Огава отправился проверить тайник с боеприпасами. Он боялся, что, если пройдет слишком много времени, он не сможет его найти.

Огава чувствовал себя совсем молодым, хотя ему уже исполнилось пятьдесят два года. Он был уверен, что спокойно продержится на острове еще двадцать лет. Но боеприпасов могло не хватить на долгую борьбу. Прежде они вдвоем с Касима расходовали примерно по шестьдесят патронов в год, потом сократили до двадцати. Огава полагал, что, оставшись один, сумеет обойтись пятьюдесятью патронами в год.

Пересчитав оставшиеся боеприпасы, он отложил треть на непредвиденные нужды и пришел к выводу, что должен ограничить свои потребности тридцатью патронами в год.

Иногда Огава думал о том, что на острове он в конце концов ведет неплохую жизнь. Ему не приходится ежедневно в поте лица зарабатывать себе на пропитание. И если ему суждено умереть здесь, то он уйдет из жизни прямо в синтоистское святилище Ясукуни, как положено воину, погибшему при исполнении воинского долга.

Судя по газетам, майор Моримура, выйдя в отставку, стал торговать книгами. Огава, впрочем, полагал, что это лишь маскировка, и на самом деле майор продолжает вести важную разведывательную работу. Если бы это было не так, майор уже давно прислал бы Огава приказ прекратить боевые действия на острове.

По ночам Огава снилось, что он напоролся на вражеский патруль, хочет выстрелить, но не может передернуть затвор.

Через две с лишним недели Судзуки вернулся. Огава нашел в условленном месте пластиковый пакет с двумя фотографиями и копиями армейских приказов.

Огава с изумлением разглядывал собственные карточки. Он вдруг заметил, что стал похож на своего отца, которого раньше так ненавидел, и одновременно — на японских генералов Садао Араки и Сэндзюро Хаяси. Он с гордостью подумал, что, когда проводишь в армии столько лет, неминуемо приобретаешь какие-то общие для всех старых солдат черты.

Огава тщательно изучил привезенные ему копии приказов.

Один приказ был отдан по 14-й армии, второй — по специальному батальону, которым командовал майор Моримура.

Первый приказ — о капитуляции — был подписан генералом Ямасита и был похож на те приказы, которые всегда сбрасывали над островом в виде листовок. В другом говорилось, что «лейтенанту Огава будет отдан приказ в устной форме».

Это было то, чего столько лет тщетно ждал Огава. Офицерам-разведчикам приказы всегда отдавались в устной форме, расширяя смысл письменного приказа.

Значит, майор Моримура действительно будет послан для того, чтобы отдать устный приказ.

Огава предположил, что, скорее всего, его попросят продолжать борьбу на острове. А может быть, его перебросят куда-то еще? Война-то продолжается.

Тем не менее Огава должен был принять особые меры предосторожности. В конце концов все это могло быть ловушкой, а Огава не хотел, чтобы его подстрелили.

После бессонной ночи, проведенной в рассказах, Огава и Моримура пошли умываться.

Огава с удовольствием вдыхал запах лосьона для бритья — такого чудесного запаха он не помнил со времени своего беззаботного житья в Китае.

Потом они позавтракали, и тогда Судзуки спустился вниз — сообщить остальным членам экспедиции, что Огава нашелся.

Лейтенант и майор Моримура остались вдвоем.

Майор тоже рассказывал сказки о том, что война давно закончилась и наступил мир. Огава слушал его и соображал.

Майор Моримура не отдал ему особого приказа.

Объяснение могло быть только одно: прежний приказ остается в силе — лейтенант Огава должен вести свою войну до подхода императорской армии. Американцы разрешили майору приехать на Филиппины в надежде выманить Огава из укрытия и его уничтожить. Наверное, в палатке американцы установили подслушивающие устройства, поэтому майор Моримура ни словом не мог намекнуть ему о том, как обстоят дела на самом деле.

Огава немедленно вернется в джунгли, но что станется с майором Моримура, когда американцы поймут, что японские офицеры обвели их вокруг пальца?

Майор не должен попасть в руки врагов, которые будут издеваться над ним! Майор принес себя в жертву ради Огава, и лейтенант вернет ему долг чести. Свой офицерский меч Огава давно закопал в укромном месте. Он вытащил из рюкзака штык — он поможет майору Моримура уйти из жизни, как положено офицеру императорской армии, и избежать пыток в американской контрразведке…

Когда через полчаса все участники экспедиции поднялись наверх, лейтенанта Огава они не нашли. Он ушел, забрав рюкзак и винтовку.

Престарелый майор Моримура лежал в палатке со вспоротым животом и перерезанным горлом. Обряд ритуального самоубийства был совершен по всем канонам.

Видимо, лейтенант Огава помог майору уйти из жизни, как полагалось поступить офицеру императорской армии, желающему сохранить свою честь.

Дежурному коменданту советского посольства в Токио позвонил какой-то странный человек и попросил соединить его с помощником военного атташе. Но назвал фамилию, которую дежурный комендант никогда не слышал. Он на всякий случай сверился с общим списком и потом уже окончательно ответил, что позвонивший ошибся — таких сотрудников в составе советской миссии точно нет. Неизвестный секунду помедлил и повесил трубку. Дежурный комендант обратил внимание на то, что это был междугородный звонок, звонили не из Японии.