Потоки они обсудили структуру новой японской армии, которая, конечно же, не может очень сильно отличаться от старой. Нет сомнения, что по-прежнему существует мощная разведка, которая ждет от них, Огава и Касима, активных действий.

Разница между старой и новой армиями, как они поняли из газет, состояла в том, что теперь никого в армию не призывают, вполне хватает добровольцев.

В школе Накано офицерам объяснили, что для создания сферы совместного процветания Великой Восточной Азии придется вести столетнюю войну. Но столетняя война любую страну поставит на грань истощения. Вот почему в Японии и приняли новую стратегию.

Добровольческая армия ведет войну. Остальное население создает процветающую экономику и платит большие налоги, на которые правительство содержит армию и производит оружие.

Огава и Касима очень гордились тем, что поняли новую стратегию, при которой война и экономика были абсолютно разделены. Таким образом, война продолжалась, но Япония не испытывала никаких трудностей.

Когда Огава и Касима встречали в газетах непонятные им места, то интерпретировали их в соответствии с собственными представлениями о мироздании. И все больше укреплялись в необходимости продолжать нести службу на острове. Это был их вклад в создание сферы совместного процветания.

В одной из газет в 1959 году Огава наткнулся на рекламное объявление о выходе книги «Генерал Томобуму Ямасита».

В краткой аннотации говорилось: «Почему Ямасита, который считался лучшим японским генералом, потерпел поражение в войне? История настоящего милитариста, которую можно было бы назвать "Трагедия генерала”».

Огава решил, что уж это-то объявление — американская пропаганда чистейшей воды. Здесь не могло быть и слова правды. Ямасита командовал его 14-й армией, расквартированной на Филиппинах.

Он сказал Касима:

— Американцы написали такую гадость о генерале Ямасита потому, что на самом деле они его просто боятся.

Другая статья, которую Огава прочитал с особым вниманием, была посвящена ему самому: «Секретная миссия на Дубанге: какое задание получил в школе Накано лейтенант Огава?»

Статью написал бывший выпускник школы Накано, который одновременно с Огава получил назначение на Филиппины и был отправлен на остров Миндоро. В основном в этой статье излагалась история разведывательной школы Накано.

Огава сразу понял, что статья опубликована только для того, чтобы его приободрить: японская разведка подавала ему знак — мы помним тебя.

Газеты и журналы Огава спрятал в тайнике. Он собирался приобщить их к официальному отчету о выполнении задания.

Жизнь в джунглях заставила Огава и Касима заняться пополнением гардероба. Форменные брюки и китель военнослужащих императорской армии не были предназначены для таких суровых условий. Первыми прохудились брюки, потом китель превратился в лохмотья.

Прежде всего им понадобилась игла. Огава раздобыл кусок колючей проволоки, они заточили один конец проволоки и сделали ушко на другом. Вместо ниток они использовали нитеобразные растения, которые разыскали в джунглях. На заплаты пошли полосы, оторванные от прохудившихся армейских палаток.

Потом Огава решил воспользоваться наполеоновским правилом ведения войны и реквизировать одежду и вообще все необходимое у жителей острова. Поскольку филиппинцы помогали американцам, то автоматически превращались во врагов, с которыми следовало обращаться соответственным образом.

У местных жителей, видимо, была дубленая кожа, и они круглый год обходились легкой рубашкой и хлопковыми штанами по колено. Но японцы нуждались в более серьезной одежде, чтобы продираться через джунгли.

Примерно в 1950-м или 1951 году на острове появилось множество амуниции американской армии. Жители острова сложили ее в тщательно охраняемом месте, но Огава и Касима несколько раз, отгоняя охрану выстрелами, прорывались на склад и уносили палатки, фляги, башмаки, простыни.

Армейские фуражки с японским флагом прослужили им около года. У Огава была офицерская фуражка, сделанная из смеси шелка и шерсти, но и она продержалась всего три года. Пришлось перейти на самодельные.

Китель Огава смастерил из свитера, украденного у одного из крестьян, рукава — из остатков старых брюк.

Поскольку Огава и Касима приходилось часто переправляться через реки, они шили короткие брюки, едва прикрывавшие колени. Зато брюки были модные — на молнии. Правда, молнии они по большей части не застегивали — из-за жары.

Спали они не раздеваясь, поэтому нагрудные карманы пришили ниже, чем полагалось по армейским правилам, зато их содержимое во сне не давило на грудную клетку. Карманы тоже были на молнии, чтобы не расстегивались. Продираться в джунглях было непросто, и они делали двойные плечи на кителе.

Туфли были удивительным гибридом: верх — от старых армейских башмаков, низ — от реквизированных у крестьян сандалет. Примерно в середине 60-х годов на острове появились первые изделия из синтетики, которые очень понравились Огава и Касима. Синтетические ткани были хороши для того, чтобы укрываться от дождя и держать оружие сухим.

— Они изобрели эту штуку специально для нас, — смеялся Касима.

Меню японцев не отличалось разнообразием. Главным блюдом были еще не созревшие бананы. Они нарезали их вместе с кожурой ломтиками, тщательно промывали, чтобы избавиться от горечи и варили вместе с вяленым мясом в кокосовом молоке. Кушанье на вкус напоминало переваренный сладкий картофель.

— Не очень вкусно, — повторял Огава, — но выбирать не приходится.

Крысы, которых много расплодилось на острове, выедали в бананах только сладкую мякоть. Но Касима и Огава не могли позволить себе быть столь же разборчивыми и ели бананы вместе с кожурой.

В 1945 году на острове было примерно две тысячи коров. Но с каждым годом число их уменьшалось, пока Огава и Касима не обнаружили, что скоро им придется обходиться без говядины. Иногда они охотились на буйволов и лошадей. Мясо буйволов было не очень вкусным, а конина обладала каким-то странным запахом, который начисто отбивал аппетит даже у постоянно голодных японцев.

На коров лучше всего было охотиться в сезон дождей, когда стада выводили пастись к подножию гор. Стадо обычно состояло из пятнадцати голов.

Огава и Касима высматривали самую жирную корову и стреляли, стараясь попасть прямо в сердце. Охотились вечером, когда местные жители расходились по домам. Если к тому же шел дождь, то звук выстрела казался глухим, и никто не обращал на него внимание.

После выстрела остальные коровы разбегались. Огава и Касима добивали раненую корову камнем по голове или штыком, оттаскивали за ноги в безопасное место и там, вскрыв аорту, выпускали кровь. Затем принимались за разделку. Через несколько лет они достигли совершенства в мясницком деле. Отрезали ноги, вынимали внутренности — сердце, печень, складывали все в рюкзак и исчезали.

На разделку одной коровы им требовался примерно час. Затем они оттаскивали остатки туши как можно дальше, чтобы крестьяне ничего не нашли и не догадались, что корову убили японцы.

Все это происходило ночью, и это была тяжелая работа, потому что, запасшись мясом, они еще должны были с полными рюкзаками несколько часов добираться до места ночевки.

Первые три дня после удачной охоты на корову они утром и вечером ели свежее мясо, вареное или жареное. Поскольку мясо попадало им в котел редко, оно производило на организм японцев странное действие. У Огава поднималась температура, и он чувствовал жжение во всем теле. Он начинал задыхаться во время быстрой ходьбы и не мог залезть на дерево. Постепенно он подыскал противоядие: запивал мясо молоком незрелого кокоса.

На четвертый день они варили все оставшееся мясо и потом ежедневно его переваривали, чтобы оно не испортилось. Все, что не могли съесть, коптили на шомполах. Это приходилось делать по ночам, иначе на острове заметили бы дым. Первую ночь они должны были поддерживать огонь до самого утра. А потом в течение десяти дней коптили мясо еще по два часа.