Финниган бросил на Ладетто беглый взгляд поверх очков и продолжал читать телеграммы, видимо, только что поступившие в посольство и еще не подшитые.

— Я принес… — начал Ладетто.

— Подожди минуту, — отмахнулся Финниган. Он с раздражением читал шифровку, присланную из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли с пометкой «срочно», и бормотал что-то нелестное по адресу отправителей шифровки — руководителей директората технической службы ЦРУ.

— Неприятности? — спросил Ладетто.

В его вопросе не было сочувствия. Просто он понимал, что любые известия, неблагоприятные для резидентуры, немедленно отразятся и на нем самом. Финниган был из тех начальников, которые любят срывать раздражение на подчиненных.

— Директорат требует срочно предпринять что-либо по нашей линии и заставить японцев начать поставки технологии, которой добивается Пентагон. — Финниган помолчал. — Это по твоей части, — после паузы добавил он.

— Я вне игры, шеф. Похоже, мне пора ложиться на дно.

— Да? — Финниган заинтересованно посмотрел на Аадетто. Чужие неприятности всегда улучшали его настроение. Он захлопнул папку с шифровками. — Посиди, я отнесу телеграммы.

Финниган вернулся через несколько минут, по пути включил кофеварку и достал из шкафа две чашки. Аадетто вскрыл пакет, переданный ему Сонобэ, и осторожно разложил на столе содержавшиеся в нем сложные технические документы.

Финниган и Аадетто долго изучали их.

— Насколько я понимаю, — сказал Аадетто, — Сонобэ передал нам планы производства того, что специалисты называют «шиной». Это система обмена информацией, которая синхронизирует работу бортовых компьютеров истребителя-бомбардировщика. Ведь в самолете не менее пятидесяти различных ЭВМ. Вероятно, это представляет интерес для Пентагона и наших фирм в Силиконовой долине. Но не более того.

— Поскольку Сонобэ мы разрабатываем по прямому указанию Лэнгли, пусть они сами и делают выводы, — решительно отозвался Финниган. — Нужно срочно направить пакет в Вашингтон.

— С завтрашней дипломатической почтой?

Но Финнигану хотелось поскорее избавиться от только что полученных документов. Директорат технической службы давал его группе поручение за поручением. Большинство из них повергало Финнигана в ужас. «Мы политическая разведка, — жаловался он резиденту, — а в кого нас превращают?»

— Сними копию со всех документов и запакуй их, — приказал Финниган Ладетто. — Сейчас я пошлю кого-нибудь из ребят в Нарита. Парень отдаст пакет с посольскими печатями пилоту «Пан-Америкэн», а в Нью-Йорке к самолету подъедет человек из фирмы. Оригинал пошлем дипломатической почтой.

Знакомством с Сонобэ Ладетто был обязан поразительному пристрастию японцев к пиву. Оно проснулось в них после войны. Пиво ставили на стол во время самых серьезных деловых переговоров. Погребки, где подавали исключительно бочковое пиво, процветали.

До приезда в Японию Ладетто, выходец из итальянской общины Чикаго, всем напиткам предпочитал красные вина. В Токио ему пришлось менять привычки. Он стал ходить в пивные — ему нужно было увидеть японцев не «экономическими животными», как их презрительно именовали на Западе, а такими, каковы они на самом деле. Сидя за столиком в погребке, он внимательно наблюдал за своими соседями, слушал их разговоры. Все это оказалось весьма полезным: Ладетто в совершенстве овладел разговорной лексикой, что сразу повысило его акции в посольстве. Даже советники не считали для себя зазорным спросить у Ладетто, что означает то или иное выражение, еще не вошедшее в словари. Что же касается японского национального характера… Он по-прежнему оставался недоступным пониманию Ладетто.

Под прошлый Новый год Ладетто отправился к императорскому дворцу. Гиндза была пуста. Легкий ветерок разгуливал по этой обычно оживленной улице. Универмаги и учреждения закрылись на несколько праздничных дней. И автомобилей стало меньше.

Проходя мимо буддийских храмов, Ладетто с любопытством разглядывал толпившихся возле них мужчин и женщин в кимоно. Дважды хлопнув в ладоши, они наскоро шептали заветные слова и жертвовали храму несколько монеток. По количеству этих монеток судили о материальном благополучии жертвователей. Но Ладетто подумал, что как раз наименее обеспеченные люди всегда щедрее богатых. Может быть, они в самом деле надеются снискать благоволение небес?..

Новогодней ночью шел снег. По токийским понятиям, было холодно — всего один градус тепла. Над многотысячной толпой, собравшейся у императорского дворца, клубился пар.

Два раза в год — второго января и в день рождения императора — ворота дворца открываются для всех желающих. Специальный отряд полиции, несущий охрану дворца, сбивается с ног. Полицейские проверяют содержимое портфелей и сумок. Второго января император, сопровождаемый императрицей, под защитой пуленепробиваемого щита шесть раз выходит, чтобы поздравить собравшихся во дворце с Новым годом.

Раньше Ладетто полагал, что император — «символ государства и единства народа» — фактически не играет никакой роли в стране. Однако теперь Луиджи пришел к выводу, что этот человек с короткими седыми усиками, поблескивающий стеклами старомодных круглых очков, многое значил для тех, кто толпился возле его дворца.

Направляясь отсюда в соседний парк, многие на ходу покупали готовые завтраки в картонных коробках. Ладетто последовал их примеру. Присев на скамейку, он открыл коробку, разломил деревянные палочки и ловко ухватил ими бело-розовую креветку. Одобрительно наблюдавший за ним японец в синей куртке протянул Ладетто плоскую бутылку виски.

— В такую погоду добрый глоток никому не помешает, — согласился Ладетто.

— Вы прекрасно говорите по-японски! — воскликнул человек в синей куртке. — Где вы учились?

Он протянул Ладетто визитную карточку: Гонд-зо Сонобэ, инженер-электронщик из компании «Ямато дэнки».

Польщенный знакомством с американцем, японец пригласил его в пивной погребок.

В маленьком зале было душно и шумно. Отхлебнув из тяжелой литровой кружки, Аадетто должен был признать, что пиво отменное.

— Вообще-то, я работаю на Кюсю, в префектуре Кагосима, — рассказывал Сонобэ. — Приехал в Токио на четыре дня отдохнуть — впервые за последние пять лет.

Аадетто знал, что японцы предпочитают не брать положенный по закону отпуск, чтобы у руководителя фирмы не складывалось плохое мнение о них.

— Так прекрасно чувствовать себя свободным, — продолжал Сонобэ. Похоже, он хлебнул основательно и его обуяло пьяное красноречие. — Можно делать все, что душе угодно, и ни на кого не оглядываться. Такие деньги редко выпадают.

Сонобэ вздохнул и закурил. В пивной курили все, кроме Аадетто. Кондиционер не справлялся с облаками табачного дыма, которые плавали под потолком. Некоторые японские города, среди них Токио, запретили курение в универмагах и театрах. В токийском метрополитене запрещалось курить на платформах в часы пик, но на эти запреты никто не обращал внимания.

— Вам, американцам, трудно нас понять, — вдруг сказал Сонобэ. — Ваши менеджеры приезжают к нам учиться. Весь мир помешался на японских методах управления экономикой и организации производства. — Сонобэ странно улыбался. — Все готовы нам подражать. Хотел бы я посмотреть хотя бы на одного американца, который согласился бы…

Он не договорил и стукнул кружкой по столу.

Аадетто настоял на том, чтобы они расплатились и вышли на свежий воздух.

Засунув руки в карманы, Гондзо Сонобэ битый час изливал душу первому встречному. Аадетто забыл о том, что праздник, что он обещал провести вечер с семьей, и слушал японца с величайшим вниманием.

Он был на работе.

Нежданно-негаданно ему подвернулся идеальный объект для вербовки — служащий «Ямато дэнки», гиганта японской радиоэлектроники.

Сонобэ работал в ведущей лаборатории. Через него шли проектные разработки, которые представляли огромный интерес для американских специалистов в области полупроводников и компьютерной техники.

«Деньги и женщины — таковы два столпа вербовки» — этому учили Ладетто. Судя по сбивчивому рассказу Сонобэ, и с тем и с другим дело у него обстояло не блестяще. С женой инженер расстался после семи лет не слишком счастливой супружеской жизни. Денег хронически не хватало.