Как заснул не помню, но разбудила меня активная движуха. Спускаю ноги с лавки и утыкаюсь взглядом в своего знакомого половца. Зевнув во весь рот, спрашиваю:

– Чего случилось то? Что за переполох?

Тот бурчит, деловито набивая своим скарбом седельные сумы и мешки.

– Уезжаем. Нойон Турслан Хаши вместе с князем едут в Чернигов.

Я аж оторопел, всю сонливость как рукой сняло.

– Зачем?

В ответ получаю лишь снисходительный взгляд, мол что за вопросы? Откуда мне знать? Воин не спрашивает – зачем, он лишь выполняет приказы.

Понимаю, что спрашивать кого-либо бесполезно. Встаю и, оправив халат, выхожу во двор. Там не меньшая суета. Ржание лошадей, беготня.

«А, плевать, – мысленно машу на все это рукой и направляюсь к колодцу, – умоюсь, напьюсь, а там видно будет»

Выливаю себе на голову ведро воды и утираюсь полой халата – больше нечем. Сознание сразу прояснилось и добавилось бодрости. Разгибаюсь и чуть не вздрагиваю. Прямо надо мной навис Турслан Хаши. Он в седле, одет по-походному, то есть в овчинную шубу на голое тело. Тонкие усики над верхней губой задираются в оскалоподобной улыбке.

– Не знаю, как тебе это удалось, но мое слово крепкое. Мы, монголы, услуги не забываем.

Силюсь понять, о чем это он, а степной князь, не замечая моей растерянности, подзывающе взмахивает рукой. Один из его воинов тут же подводит мне степного конька с добротным кожаным седлом, стременами и украшенной медными заклепками уздечкой.

– Этот конь теперь твой. – Нойон довольно улыбается, ожидая благодарности, и я по обычаю кланяюсь, мол спасибо, всю жизнь мечтал о таком подарке.

Турслан удовлетворенно кивает и добавляет:

– Знаю, ты слуга божий и за скотиной ходить не привык, поэтому на время похода можешь взять себе двух человек в услужение. – Он вновь ухмыльнулся. – за мой кошт разумеется, а также, я дам к ним двух заводных лошадей и прочие мелочи, что могут понадобиться в пути. Поход предстоит не близкий.

В моей голове куча вопросов. За что подарки?! Какой, к черту, поход?! Что мне со всем этим делать? Очень хочется спросить, но я молчу, боясь проколоться. К счастью, тут появился хорезмиец, и его слова начали кое-что прояснять. Прижав ладони к груди, Фарс аль Хорезми почтительно склоняет голову.

– Я слышал, что влияние христианских священников на светскую власть в полуденных странах велико, но все равно впечатлен. Всего лишь одна беседа и князь Ярослав безоговорочно принял верное решение.

Он замолчал, а мне теперь многое становится понятным. Видать, за ночь князь так и не угомонился, а разошелся еще круче. Мечта о Великокняжеском Владимирском столе совсем затмила глаза, и он теперь готов не только принять власть монгольского хана, но и пойти против брата.

Добившись некоторого понимания ситуации, тут же опять захожу в тупик.

«Так, а Чернигов тут причем? – Спрашиваю себя. – А я? Я-то каким боком?»

Словно подслушав мои мысли, хорезмиец склоняется к моему уху.

– Твоя идея о необходимости склонить Михаила Черниговского на нашу сторону пришлась Турслану Хаши по вкусу. Сейчас спешно едем в Чернигов, и если князья договорятся, то оба отправят совместное посольство к хану Бату для подготовки похода.

План понятный и от этого еще более жуткий. Как мне реагировать, я еще не решил, поэтому старательно изображаю понимание и согласие. Поднимаю взгляд на нойона и получаю ответ на последний вопрос.

– Ты поедешь с нами, – в глазах монгола блеснула хитрая искра, – Бату-хан не простит мне, если я оставлю в стороне человека с такими талантами.

«Черт знает что!» – Хочется заорать – «Вы что, с ума все посходили?! Никого я не уговаривал, никаких идей не высказывал! Откуда вы все это взяли?! Не хватало еще мне войти в историю как подлый папский нунций, соблазнивший правоверного князя на измену».

Совладав с эмоциями, аккуратненько выясняю у хорезмийца, как они догадались о моей роли в этом деле. Оказалось, уже с рассвета началась дипломатическая возня на уровне ближних людей. Ярослав, действительно, всю ночь не спал и, к утру решившись, развил бешеную активность. Посол был поднят и имел конфиденциальную беседу с князем, где тот и изложил ему свои план привлечь черниговского князя, поскольку одному ему с Юрием не совладать. Такую внезапную перемену Турслан Хаши смог связать только с моим влиянием на князя, ибо никаких других предпосылок для подобного поведения у него не находилось.

«И что теперь делать? – Ломаю голову, слушая путаный рассказ аль Хорезми – Разубеждать их глупо, пусть думают как есть. Я ведь отправлен сюда всего лишь посмотреть, как все было на самом деле, а значит и без меня, Ярослав принял бы точно такое же решение. Тем более, что мой «куратор» не бесится, не грозится и ни в чем меня не упрекает. Значит, все идет по накатанным историческим рельсам, и моей вины в случившемся нет, а раз так, то предложение посла для меня наилучший вариант. И пусть это предложение больше похоже на приказ, альтернативы у меня все равно нет. В одиночку мне тут не выжить, а так, конь, слуги, и стопроцентная защита. Просто, полный набор джентльмена для комфортного путешествия».

Вспомнив о подаренной лошади, собираюсь уже принять поводья, как вдруг, опережая меня, выскакивает Куранбаса и, взяв коня под уздцы, склоняется в почтительном поклоне.

– Не волнуйтесь, святой отец. Я займусь лошадью.

Киваю в знак согласия, отмечая про себя, что один помощник у меня уже появился, даже не спросив моего согласия.

***

Впереди степь, позади степь, повсюду бескрайняя, прожженная солнцем степь. Растянувшееся посольство медленно движется на восток. Я качаюсь в седле в самой середине монгольского отряда. Так мы выехали из Киева, и так продолжается до сих пор, хотя давно уже остался позади Чернигов, и со дня на день можно будет увидеть верховья Дона. Вокруг меня молча едут монгольские воины, и мне до сих пор неясно, что это – почетный караул или строгая охрана. Вроде бы бежать мне некуда, да и незачем, но я постоянно чувствую на себе оценивающе-подозрительный взгляд Турслана Хаши, мол, я все вижу и, чтобы ты не задумал, я всегда буду на шаг впереди.

Этот степняк, наверное, вообще по жизни подозрительный и никому не доверяет, потому что другой причины с таким упорством следить за мной я не вижу. Ведь у него все складывается как нельзя лучше. В Чернигове князья договорились на удивление легко. Ярослав попросту предложил Михаилу разделить всю землю пополам. Весь северо-восток, включая Владимир, Суздаль, Ростов, Новгород и Псков, отходят к нему, а Киев, Чернигов, Переяславль и Галич к Михаилу. В другое время, на подобное предложение, тот попросту бы рассмеялся в лицо и сказал – это невозможно, но в этот раз за спиной Ярослава маячила тень грозной монгольской империи, а память о ее силе у черниговцев сохранилась еще со времен битвы на Калке. Все что тогда думал Михаил Черниговский ясно читалось в его глазах:

«Сегодня, я князь черниговский, а завтра? Завтра что? Любезные родственнички только и ждут случая отобрать стол. На горожан надежи нет, им вообще без разницы кто у них князь, а монгольский хан – это сила. Весь юго-запад подо мной будет, и никто пикнуть не посмеет. А если откажусь, то что? Да ничего, предложат кому-нибудь другому, Даниилу Галицкому или Святославу Смоленскому, например. Где гарантии, что они не согласятся».

Монголы стелили мягко, отказываться было даже как-то глупо. Мол, признание верховной власти Великого хана, это скорее привилегия, чем кабала. Князья будут полными хозяевами на своей земле, и хан ни во что вмешиваться не будет, лишь бы в срок платили десятину, а вот зато в случае военной угрозы, непобедимая монгольская армия всегда сможет защитить свои верные улусы. В общем, принципиального согласия достигли довольно быстро, а потом больше препирались по мелочам. Посол этот договор скрепил словом и клятвенно обещал помощь хана Бату в его претворении в жизнь. Оставалось только поехать и присягнуть хану на верность. Сами князья ехать опасались, и Турслан Хаши не настаивал, согласившись на ближайших представителях рода. Вот поэтому старшие сыновья обоих князей и едут сейчас на восток, навстречу идущей из побежденной Булгарии орде.