Пригнулся, пропустив прогудевшую над головой кувалду, и со всей дурной силы, накопленной в ненависти к тем, по чьей милости мы оказались в этой ситуации, ударил кухонными топорами по противному рисунку, и сила удара была такова, что раскололся панцирь, и сечки вошли тело.

Недоящер взвыл от боли и ударил в ответ рукоятью кувалды по голове, пока я замешкался из-за упавшего на мои ноги тела своего бойца, и тем самым отшвырнул в сторону, чем, правда, спас от удара второго циклопа.

Пока быстро вставал, очищая грязь с морды, заметил, как кровь потекла по лбу, заливая глаза, дыхание стало тяжёлым — хорошее начало боя… Однако всё интересное ещё впереди.

Крутящиеся сечки превратились в одно тёмное пятно, пока я плясал между двумя врагами, проскальзывая между их могучими ударами, не давая себя задеть их хвостами, не смотря на их доспех, и рубя, и рубя без устали всё, что придётся — когти, древки оружий, части доспеха и, конечно же, любую часть их незащищенного тёмной бронзой тела.

Мне не жаль было заточку сечек — оружие укреплено рунами, и хоть это не защищало до конца их от повреждений, оружие всё же не стоит жизни.0

Я отбил очередную яростную атаку, а потом ещё несколько, пока не удалось отвлечь их — кто-то ткнул копьём им в хвост, и враг полуобернулся в сторону, и грех было не воспользоваться его отведенной в сторону от меня кувалдой: удар, и острие моей сечки отрубило руку противника, она вместе с тяжелым оружием плюхнулась в воду и скрылась среди наплывшей грязи. Вот что значит преимущество в количестве!

Какими бы большими и крепкими враги ни были, как бы не гудели их чудовищные кувалды, обламывая наконечники копий и сбивая с лап крыс, отправляя их в короткий полёт, они получали множество ран. И раны были серьёзнейшие, но непохоже, чтобы наши враги обращали на них внимание. Они рвались вперед, не смотря по сторонам и не слишком заботясь о самообороне.

Расправившись с первыми двумя, ввязался в драку со следующим клювастым и понял, что сражаться с двумя врагами было легче — хоть они и были сильными бойцами, но не слишком приспособленными под коллективный бой, на помощь друг другу, больше мешая товарищам, чем помогая. Тогда как менее сильные, но коллективные, привыкшие уже драться в составе своих отрядов крысы показали также себя во всей красе. А то и дело пролетающие пули, расплющивающиеся о броню или вырывающие куски плоти из их тел вовсе убрали их преимущество в живом тумане и той магии, что давила на мозги.

Нагрянув со спины к следующим врагам, нанёс удар по затылку первому и уже потом одним ударом надрубил позвонки шеи, а вторым просто снёс его голову с плеч, и ещё несколько секунд высокое тело размахивало своим мощным оружием во все стороны, калеча и убивая тех, кто оказался на пути.

Второй из этих моих противников получил глубокие раны в икроножные мышцы и значительно замедлился. Потом ударил в грудь, разрубил плечо — я заработал сечками по опустившемуся на колени клювастому как заправский дровосек (или мясник).

Кровь попала в лицо, и её вкус начал поднимать в голове то чувство, что не испытывал уже не один месяц: заполняющая взор красная ярость, тяжёлое чувство голода, сводящее спазмами желудок, и желание выбросить оружие из лап, вцепиться клыками и когтями в чешуйчатую кожу, кусать, рвать, грызть!

— Рви мясо! Всем вперёд! — мой рёв уходит в туман, и слышно, что там тоже идёт схватка.

Прыжок к пытающемуся скрыться в тумане кривоногому врагу, который тащил за хвосты и лапы сразу троих бойцов, и выхваченный хвостом нож вонзается ему в глазницу.

Ярость затмила разум, и боль от прямых взоров на доспех уже не мешала.

Сильный рывок за ногу опрокидывает меня, и что-то начинает утаскивать в сторону, а холодная жидкая грязь стала заливаться за шиворот и в пасть. Попытался сесть и увидел, как зойл утаскивает меня в сторону. Размашистый удар ему и, не обращая внимания на то, что носок лезвия сечки застрял в кости в черепе зойла, я метнул вторую в готовящуюся расплющить Позвонка тварь и прыгнул следом, впечатав кулак ей в клюв.

Плюнул в узкие глаза, выжигая их кислотой, и несколькими ударами кулаков сбил с ног, а когда зойл упал, продолжил бить кулаками и когтями, раздирая кожу, пока не почувствовал, что дёргается уже агонизирующее тело.

Не успел привстать, и не замеченный враг ударом сбил с ног, и боль огненной сеткой проносится по телу, и даже показалось, что сейчас сдохну, но на врага наваливается толпа воинов…

Зато явился другой, однорукий, и его когти единственной руки метнулись к моему горлу. И когда попытка вырваться не увенчалась успехом, если только не с кусками собственного мяса, я начал рвать когтями его бугрящуюся мышцами руку, соскабливая до кости мышцы и кожу, выдирая их отдельными канатами и жилами, пока его рука не разжала стальную хватку, не повисла безвольно оттого, что розовые кости показались на поверхность… И когда освободился, прыгнул вперед, вырывая ему глаза. Не успокоившись на этом, схватил оброненную кувалду и, напрягая силы, вскинул её над головой и уронил вниз, разбивая череп в кашу.

Мимо пролетел откинутый ударом крыс, и я переключился на новую цель.

Рядом в тумане, с рёвом, полным кровожадного удовольствия, крысы вонзали клинки в тело зойла, пока их товарищи отползали в середину острова. Туда, где свет от ещё ярко пылающего костра отгонял прочь туман, и запекшаяся вокруг него грязь стала твёрдой и тёплой почвой.

Снесенная с плеч голова моего воина показала, что враги ещё не сдались. Уже убитое тело пошатнулось, из обрубка шеи фонтаном забила кровь, а затем он молча рухнул лицом вниз в грязь.

Пока я связал боем часть врагов на нашем краю, многочисленные голохвостые лапами повалили на скользкую землю и затыкали лезвиями ещё нескольких врагов, отлетая от судорожно-агонизирующих ударов.

— Мы побеждаем!!!

— Собраться! Ко мне, воины! — закричал я. И возбужденные схваткой раненые и целые бойцы стали многочисленным кольцом собираться вокруг.

Впереди, среди тумана, вновь показались темные фигуры, и там стоял тот визг, что было понятно — кого-то вновь за хвост утаскивают в болота.

— Вперёд-вперёд! Они отступают! Убивайте!!!

Моя свита злобно завопила и всей гурьбой, мешая друг другу, кинулась на врагов, увлеченная азартом боя, чувствуя миг победы в этой скоротечной схватке. Мы вертелись среди врагов, и железо гулко звенело, крысы возбужденно вопили и громко смеялись, зойлы хрипели.

Хрук в очередной раз убрал туман, бросив горсть пыли камня искажения в костёр, и вскоре схватка затихла. Те враги, что не погибли, отступили.

Для меня бой закончился тем, что в моём кулаке билось сердце вражеского воина, а рядом потрясают оружием мои воины.

Привели дезертира.

Жар боя ещё не покинул моё тело, и я резко спросил у крепкого, хорошо сложенного труса:

— Имя?

— Кадаш Кость, великий херршер…

— Из какого отряда? Кто командир?

— Ордо Крока Позвонка, второй номер, щитоносец стрелка Трича Грязного.- проскулил трус.

— Правда ли то, что ты бросил своё оружие и со всех лап бросился бежать, желая спасти свой жалкий хвост?

Он только низко наклонил голову, удерживаемый несколькими бывшими товарищами. А я старался припомнить, что я помнил о нём — всё же, день за днём крутясь вокруг меня, каждый из них уже давно примелькался перед моими глазами. Вроде из «старичков», кто присоединился ко мне под давлением, а не родился в Логове.

— Задумал бежать, опозорить моё доверие? Я доверил тебе оружие, ты стал достоин стоять рядом со всеми этими воинами в бою и что — вот так запросто попытался убежать отсюда, из болот? Ты не только презренный трус, но и ещё настолько туп? Нет, нам не только подобные воины, нам даже такие тупые рабы не нужны!

На самом деле я был даже доволен — всего один попытался сбежать.

Я оглянулся, убедившись, что это событие собрало уже достаточно хвостатых зрителей.

И здесь же, не откладывая, провели казнь. Его непосредственный командир, Трич Грязный, и провёл её. Пытавшемуся дезертировать трусу обрезали нос, уши, язык, хвост, и выкололи один глаз: