– Папулька, а цевоваться, – девочки срываются с мест и, несмотря на причитания няни, мчатся ко мне.

Часы бьют восемь раз. Я уже должен быть в компании, а сам еще даже из дома не вышел. Тем не менее, я выделяю время на нашу маленькую утреннюю традицию. Это святое.

Наклоняюсь к лапочкам, аккуратно целую их по очереди в лобики, а потом подставляю лицо. Почти синхронно они чмокают меня в обе щеки. Обнимают за шею, повисая на мне. Подхватываю дочек на руки, подкидываю под аккомпанемент звонкого детского смеха – и мы «летим» на кухню.

Ярослава Ивановна, махнув рукой, оставляет свои воспитательские замашки. С улыбкой наблюдает за нами. Терпеливо ждет, пока мы попрощаемся.

– Так, вы не балуйтесь, – стараюсь подкрутить строгость в своем голосе на максимум. Судя по смеху няни, получается неубедительно. – А вы… если что, звоните. Как обычно. Подниму трубку, несмотря ни на что, – напоминаю ей.

– Злоупотреблять не буду, Константин Юрьевич, – оценивающим взглядом пройдясь по мне, она смахивает что-то с лацканов пиджака, приглаживает их, а потом поправляет воротник.

– Вы будто и моя нянька. По совместительству, – ухмыльнувшись, приобнимаю ее в знак благодарности.

– Да вам бы она тоже не помешала, – тянет с непонятной мне тоской. Списываю ее тон на усталость. – Не нашли никого мне в помощь? Девочки растут, такие непоседы. Я не успеваю за ними.

– В процессе, – отстраняюсь. – Ищу. Я бы определил их в частный детский сад, но сами понимаете…

– Нет-нет, – активно размахивает руками. – Кто там за ними следить будет и питание контролировать? Замучаетесь сыпь выводить и скорую вызывать. Тьху-тьху, не дай бог, – суеверно сплевывает через плечо.

– Обещаю, я активно займусь поиском подходящей кандидатуры, – в сотый раз говорю, но не выполняю.

– Ой, – закатывает глаза. Не верит. – Идите уже. На работу опоздали, – буквально выталкивает меня из дома.

Ухмыльнувшись, спускаюсь с крыльца. Направляюсь к парковке – и уже через пару минут выезжаю за ворота, которые автоматически закрываются позади моей машины.

Собираюсь вырулить на дорогу, но перед капотом внезапно появляется чей-то силуэт. Вырастает из ниоткуда, чуть ли не бросается под колеса. Резко торможу и чудом останавливаю машину в нескольких сантиметрах от тупорылой самоубийцы.

– Придурочная, что творишь? – толкнув дверь, выкрикиваю грубо. – Цела?

– Цела, – бубнит в ответ, поднимает какие-то свертки и выпрямляется, отряхиваясь.

Предстает передо мной во всей, мать ее, красе.

Лучше бы сдохла. Хотя тогда бы меня посадили – и мои лучшие ребята не отмазали бы. Нельзя. Пусть живет, но как можно дальше от нас.

– Даша? – уточняю, до последнего надеясь, что она – плод моей воспаленной фантазии. Страшный сон. Галлюцинация.

– А говоришь, не узнал, – тянет уголки губ вверх. Дрожит. Часто дышит, перебирает свои пакеты пальцами и хлопает ресницами.

Боится. Но делает шаг ко мне.

В глазах слабый фитиль. Разгорается с каждой секундой, пока я молчу.

Даша тоже не спешит продолжать разговор. Выбирает стратегию. Оценивает риски. Думает, с какой стороны подобраться ко мне.

Она всегда была умной стервой. На глупую я бы не взглянул. А на этой – сломался.

Не хватило ей моей «любви» четыре года назад, когда я ее без копейки оставил и передал безработному Славину, как чертову эстафетную палочку. Заюзанную, прогнившую и списанную в утиль. Вручил идиоту и пожелал удачи обоим.

Даша забыла, как я умею ненавидеть? Могу повторить.

Но сейчас главное – увезти ее от дочек. МОИХ дочек.

– В машину сядь, – цежу сквозь зубы. – Быстро!

– Кость, я… – рискует пролепетать Даша, когда я трогаюсь с места. Ее тихий, вкрадчивый голос звучит сиреной в моих ушах. Оповещает об опасности.

Резко вылетаю на дорогу, не беспокоясь о том, что пассажирка не пристегнута. Грубо вхожу в поворот. После сдавленного «ой» Дашу впечатывает в дверь. Пакеты падают с ее колен, рассыпаются по салону. Из бумажных свертков вываливаются фрукты и сладости. Не рассматриваю, потому что заранее уверен, что больше половины из того, что принесла Даша, если не все, – детям нельзя. Но ей плевать. Он не узнала о собственных дочках ровным счетом ничего. Потому что не хотела вникать.

Какая-то игрушка случайно ложится на коробку передач – и я смахиваю ее рваным движением, как ядовитую змею.

– Куда? – рявкаю, стараясь не смотреть на Дашу.

Противно находиться с ней в одном салоне. Чувствовать приторный запах ее духов. Слушать мерзкий голосок.

– Что куда? – строит из себя дуру.

Ослабляю ворот рубашки, бью по кнопке, чтобы опустить стекло полностью. Поток свежего воздуха немного проясняет мысли, но ни черта не успокаивает.

– Куда тебя везти? – выплевываю, понимая, что готов сорваться. – Назови адрес, если не хочешь, чтобы я свалил тебя в какую-нибудь канаву в ближайшей роще.

– Кость, ты на эмоциях сейчас, – несмотря на страх и панику, Даша говорит со мной нежно, тихо, обволакивающе, как с психом. Тянет руку, касается пальцами моего предплечья, но тут же одергивает ладонь.

– Адрес, мать твою! – прикрикиваю на нее.

Растерявшись, Даша послушно называет улицу и дом. Какие-то новые координаты. Не Славина. Выкручиваю руль, совершая чуть ли не полицейский разворот. Бывшую опять швыряет по салону, и она, наконец-то, пристегивается. На разбросанные подарки уже и внимания не обращает. Действительно, зачем они ей? Все равно отправятся на свалку.

– Не приближайся к моим детям, – чеканю со сталью в ледяном тоне.

Не отвожу глаз от оживленной трассы. Пристраиваюсь в плотную колонну машин – и веду аккуратнее. Еще не хватало из-за какой-то стервы в аварию попасть.

– Да что с тобой, Кость? – сокрушается она так, будто это я конченый подонок и незаслуженно ее обижаю. – Как зверь, себя ведешь. Да, я ошиблась. Но все имеют право на второй шанс. На апелляцию, – слабо, но начинает манипулировать мной.

– Чего ты добиваешься? – все-таки решаюсь взглянуть в ее наглое лицо. Бледное, без макияжа, с пятнами под глазами. Сейчас на нем застыла маска раскаяния и боли. Но все это показное, как и красивые слова стервы.

– Ничего. Я всего лишь хочу увидеть моих дочек. У них ведь день рождения, – вымученно улыбается.

Признаться, Даша изменилась за эти годы. Похудела, обрезала волосы под каре, одевается проще и удобнее. Впрочем, это объясняется элементарной нехваткой денег. Откуда у Славина столько бабла, чтобы содержать ее? Даша с моей карты тянула, даже когда мы с дочками в клинике за границей были и огромные суммы уходило на реабилитацию. Когда я в долги влезал. А ей все равно было. Тратила, как раньше. Будто ничего не произошло.

Отворачиваюсь, прежде чем взорвусь.

– Неужели вспомнила дату? – хмыкаю зло. – Своих детей ты Славину рожай, а двойняшки не имеют к тебе никакого отношения. Ты сама от них отказалась. Или забыла?

– Не забыла, – тянет с придыханием. – Все эти годы мучилась. Больно так было, что внутри теперь все выжжено. Не могу я без них. Я их выносила, родила. Я мать!

Хреновая заявочка. Ничего хорошего не сулит.

– Ты не мать, не заслужила, – произношу чуть ли не по слогам. – Ты инкубатор, причем не очень качественный.

– Кость, ты мне больно сейчас делаешь, – делает вид, что смахивает слезы. Но я слишком очерствел, чтобы повестись на ее уловки. – Но ладно. Говори, если тебе от этого легче. Я ведь больше так и не смогла забеременеть. А со Славиным мы разводимся.

– Неужели Петька бросил тебя раньше, чем ты успела найти ему замену? – усмехаюсь с сарказмом. – Молодец, быстрее меня сориентировался и распознал твою гнилую сущность.

Торможу на светофоре, вальяжно откидываюсь на спинку кресла, барабаню пальцами по рулю. Усмехнувшись, устало покачиваю головой. Хитрая баба, но предсказуемая. С каждой новой фразой ее мотивы становятся понятнее, как и внезапно вспыхнувшие чувства к детям.