Двадцать дней… столько всего произошло с тех пор, но кажется, будто ничего не изменилось. Я смотрю на город, на излучину реки, куда я, моя сестра и мои родители ходили солнечными днями. Смотрю на горизонт, где, поднимаясь все выше, светит утреннее солнце.

«Когда же это случится?» – думаю я.

Все это – сгоревший город, сгоревшая планета – тщетно; кажется немыслимым, что человечество сможет возродиться из руин, да это и не важно. Это не реально.

Все это не реально.

Я глубоко вдыхаю, чувствуя теплый воздух в легких, и возвращаюсь через узкий дверной проем вниз по деревянным ступеням обратно в коридор на верхнем этаже Вертикали.

Я спускаюсь на сто семьдесят седьмой этаж и возвращаюсь в свой старый дом – место, где я вырос.

Кина в гостиной, пишет в своем дневнике. Она поднимает взгляд, когда я вхожу.

– Привет, – здоровается она.

– Привет, – отвечаю я.

– Я снова пишу, – рассказывает она, почти виновато глядя на текст. – Мне кажется, это важно, люди должны знать, будущие поколения, понимаешь?

– Да, – отвечаю я.

Кина смотрит на меня и улыбается.

– Лука, не хочу пробуждать плохие воспоминания, но мне нужно убедиться, что все верно. Можешь сказать?..

– Погоди, Кина, – перебиваю я, – прошу, не надо.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она, хмурясь.

– Прошу, не спрашивай меня.

– Не понимаю, – говорит Кина, слегка улыбаясь, словно я веду себя неразумно.

– Кина, если задашь этот вопрос, то все будет кончено.

– Лука, не понимаю, о чем ты. Ты меня немного пугаешь.

– Нет, ты понимаешь, – говорю я. – Прекрасно знаешь, о чем я, потому что на самом деле ты не Кина, мы на самом деле не в моем старом доме, война еще не закончена, а я все еще в Блоке.

– Это безумие, Лука, безумие! Ты не можешь в это верить!

– Это не вопрос веры, – отвечаю я, – это факт. В этот раз ты все тщательно продумала. Все спланировала, вела затяжную игру, были моменты, когда я почти позволил себе поверить в то, что все реально, но это не так. Все это мираж, уловка, чтобы выудить у меня важную информацию. Так что, знаешь… давай, задавай свои вопросы.

Выражение беспокойства на лице Кины сменяется на беспристрастие, но в глазах ее горит гнев.

– Где укрылись Пандер, Под, Игби и Акими в день битвы в Мидуэй-Парке?

Вздохнув, я еще раз оглядываю комнату и качаю головой.

– Я никогда тебе не скажу.

Двадцатидневная симуляция заканчивается.

Окружающая меня фальшивая реальность начинает таять, солнечное тепло уходит, и на смену ему приходит небытие паралича в моей камере в Блоке.

И вот я снова здесь, не могу пошевелиться, вообще ничего не чувствую. Смотрю на единственное пятно на белой стене, ярость и боль бушуют во мне, безнадежность одолевает.

Жатва начинается, и остается лишь страх.

Кажется, проходит вечность, прежде чем нанотехнологии ослабят хватку в тех частях моего мозга, которые отвечают за ужас и панику, сердцебиение замедляется, мышцы расслабляются.

В Аркане – тюрьме, где я находился до конца света – жатва длилась всего шесть часов, и когда она заканчивалась, мы оставались одни в наших маленьких звуконепроницаемых камерах. Тогда это казалось ужасным, но по сравнению с Блоком было похоже на рай.

Труба для жатвы опущена, пока поступает вода. Мощным потоком она льется с потолка и пахнет едкими химикатами и отбеливателем. Как обычно, я думаю, может, отдаться ей и утонуть, выдохнуть весь воздух из легких, пока труба наполняется, и ждать смерти, чтобы не встретить еще один день такого ада.

Но я не стану этого делать.

Труба наполняется водой, и я целиком погружаюсь в нее. Проходит время – десять секунд, двадцать, – вода стекает, и я снова обрушиваюсь на пол.

Затем в трубу задувается воздух, такой горячий, что, кажется, моя кожа сейчас вздуется волдырями и сгорит. Когда я полностью высох, труба поднимается и скрывается в потолке.

Жатва закончена, но то, что последует за ней, не менее ужасно.

Я жду, лежа обнаженным на полу, руки намагничены за спиной при помощи кобальта, вживленного в запястья.

Прошло шестнадцать дней с тех пор, как Хэппи, всемогущий искусственный интеллект, сначала управлявший миром, а затем разрушивший его, пыталась обманом заставить меня выдать местонахождение моих друзей. Каким-то образом Хэппи проникла в мой мозг, убедила меня, что Пандер, Малакай и Кина вытащили меня из этой тюрьмы, но я все понял, догадался, что все было не взаправду, хотя симуляция была уж очень убедительной. Я показал им место у реки недалеко от центра города и наслаждался воспоминаниями о том, как в детстве проводил там время с семьей. Летом мы с сестрой, отцом и мамой ходили на берег и часами играли, купались, общались и просто были вместе, как семья.

ИИ потребовалось около четырех минут, чтобы понять, что его обманули. С тех пор Хэппи каждый день пыталась обманом заставить меня выдать информацию. Она использует разные тактики: страх, принуждение, торг, введение в замешательство. Потом она попробовала смоделировать двадцатидневную жизнь после войны, жизнь с Киной.

Но я не выдам своих секретов, не позволю Хэппи выиграть.

Чтобы извлечь из меня информацию, она использует ту же технологию, которую применяют на мне, чтобы не дать потерять рассудок в монотонной жизни Блока. Они называют это Разумной Зоной или Зоной Разума.

Я все еще пытаюсь отдышаться после жатвы и воды, когда люк в двери открывается.

Я тут же начинаю контролировать дыхание, замедляя его.

Сегодня дежурный охранник – Джейкоб. За последние дни мне удалось достучаться до Джейкоба, он слушал меня, колебался перед жатвой, смотрел на меня с искренним сожалением и стыдом в глазах.

– Заключенный 9-70-981, информирую вас, что у меня при себе есть заряженное оружие, и я готов его использовать, если вы не будете следовать моим инструкциям. Я ясно выразился?

Моя голова повернута в сторону двери, и я вижу его: молодой, худощавый, стильно уложенные длинные волосы. Он пристально смотрит на меня поверх ультразвуковой винтовки. Я не шевелюсь, не моргаю, не реагирую на направленное в мою сторону оружие.

– Заключенный 9-70-981, пожалуйста, лягте на кровать, чтобы я мог активировать паралич… Заключенный 9-70-981… Лука, ты в порядке?

Я по-прежнему не двигаюсь. Я неподвижно лежу на полу в своей камере и стараюсь дышать как можно тише, чтобы Джейкоб подумал, что я вообще не дышу.

– Лука? – спрашивает охранник неуверенно и испуганно.

Я слышу, как открывается вращающийся замок, вижу, как дверь распахивается внутрь. Молодой охранник подбегает ко мне, опускается на колени и перекатывает меня на спину.

– Лука! Лука! – зовет он, хлопая меня по лицу, пытаясь привести в чувства.

Мне хочется выхватить его УЗ-винтовку, начать действовать и вырваться из этого места, но жатва истощила меня, и я вынужден ждать, пока во мне сработает технология самоисцеления. Важно то, что мне удалось обманом заставить охранника войти в камеру.

Я делаю внезапный глубокий вдох, будто только что пришел в себя, и смотрю на Джейкоба, изображая замешательство.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Не знаю, – отвечает он дрожащим голосом. – Кажется, ты перестал дышать.

– О боги, – отвечаю я хриплым голосом, – лучше бы я умер.

– Не говори так, не говори таких вещей.

– Почему? – я тяну время, выжидая, когда ко мне вернутся силы. – Смерть в тысячу раз лучше этого места.

– Ну прошу, не говори так! – повторяет Джейкоб. – Надо вызвать дрона-врача, убедиться, что ты в порядке.

Его глаза двигаются влево и вправо, тем самым активируя меню на Линзе.

– Нет, не надо, – отвечаю я, приподнимаясь, – я в норме, Джейкоб, правда. Думаю, я просто потерял сознание.

– Уверен?

– Да, уверен, – отвечаю я.