И вот так судьба распорядилась, она села на стул, напротив меня.

Я вцепился в неё взглядом. Она, в свою очередь, смотрела на меня.

Но тут настал мой черёд читать, и я открыл рюкзак, извлёк свою рукопись и, ощущая тихие взгляды множества пар глаз, прочёл название жирным шрифтом

«Дети покинутого бога»

До Урочища рукой подать, а он замер на отвесном краю Пустыря и содрал с лица противогаз. Он почувствовал резь в глазах, и слёзы покатились по его морщинам. Он глубоко вдохнул ноздрями больной воздух и медленно выдохнул из груди давящую усталость.

На нём был старый протёртый плащ, весь в прорехах и заплатках, а на бледном, как у покойника, лице синели шрамы.

Он облегчённо улыбнулся пересохшими губами, так как увидел в переливающемся свете огней населённый пункт, лежащий в глубокой лощине, и дымящийся реактор Атомной Электростанции чуть поодаль на вспученном холме.

Чернело тающее солнце, и он, скрестив руки за спиной, стоял под серой небесной твердью, широко расставив ноги, и казался сам себе огромным, как колосс, уткнувшись в космос головой.

Пронизывающий ветер нудно выл с севера, набегал безжалостными порывами, пытался сдуть он человека. Но человек стоял непоколебимо, словно монумент. И сконфузившийся вихрь летел вперёд, мстительно гнул ковыль и яростно разбивался о высушенные кусты бурьяна.

Через пару-тройку шагов человек чуть не сверзился в глубокую яму, не на шутку удивился её наличию в таком запущенном месте. Он нагнулся, всматриваясь в черноту, не разбирая дна, и ему казалось, что не он смотрит в яму, а яма смотрит на него. Он бы ещё долго вглядывался в её бездну, да вот только лёгкое удушье в горле отвлекло его, ведь в воздухе роилась радиация.

Ему бы уйти, спуститься по некогда проторенной, но уже содержательно заросшей тропинке вниз, к Урочищу, но он стоял, словно заворожённое дитя, сторожил закат и смотрел в пустые небеса, будто ждал ответа на давно поставленный вопрос. Но он впустую тратил время своей жизни и ощущал, как коченело на черепе его лицо, как кожа дубела, стягивая мышцы.

Небеса молчали. Только ветер стонал, как убитая горем мать над трупом сына. И человек стоял над пропастью, и в тишине его тела стучало набатом яростное пламя сердца.

Небо так и не ответило. На нём вызревал мглистый беспредельный космос.

Человек сунул длинную широкую ладонь с костистыми пальцами в боковой вместительный карман плаща, долго что-то там искал, вскоре нашарил и вынул, стискивая рукоять, увесистый автоматический пистолет сорок пятого калибра. После недолгих размышлений он поднял руку вверх и прицелился в космическую пучину. Указательный палец до упора сжал тугой курок, съёжилась-скрипнула пружина, боёк расшиб капсюлю патрона.

От оглушительного выстрела в теле мужчины прокисли последние остатки души, и он почувствовал себя как будто с двух сторон, будто смотрел на себя чужими глазами и диву давался, как пронизывающая полость окольцевала его сердце.

Разрывная пуля вырвалась вверх, домчалась до антрацитовых небес и добила разложившегося бога. Небо окончило свой век, космос пролился звёздной кровью.

Ни единый мускул не дрогнул на синем лице человека, лишь рука вяло повисла, разжались пальцы – и пистолет, не звеня, не брякая, молчаливо лёг в стелющуюся серебрянку ковыля, как уставший путник, сомкнувший глаза до поры до времени.

***

Нагваль пришёл из ниоткуда и возглавил группировку Патлачей. О нём ничего не было известно, да и в Урочище появился он, словно снег на голову упал.

Нагваль прижился, увяз надолго в местной серости, и в какой-то степени можно было вообразить, что ему здесь самое место. Он легко воспринял здешние законы, познакомился с местными жителями, ощутил их образ жизни на себе и подумал головой, что надо брать мир за вымя, пока не поздно это сделать. Он быстро заручился дружбой с разрозненной субкультурой Патлачей, дабы извести консервативный порядок Вырубщиков на корню, который его очень сильно бесил.

Даже главный старожил дед Миша обуславливал его появление резко фатальным для будущего Урочища.

Ранее лишённый административного деления городок внезапно был поделён на две сферы влияния – Частный Станционный Сектор и Пустырь отходили во владение Вырубщикам, а многоэтажные улицы Центра и Атомная Электростанция с боем были отжаты хорошо организованной ячейкой Патлачей во главе с Нагвалем. Но ему и этого было недостаточно, Нагваль хотел всё яблоко, никаких половин, поэтому он решил пойти войной на Вырубщиков.

И вот на узкой прямоугольной сцене Цеха Измерений АЭС (штаб-квартира банды Патлачей) Нагваль рьяно рубил воздух руками, хлестал ладонью деревянную кафедру и заливал уши соратников громкими пылкими словами, давая им понять, что они – Патлачи – пупы Земли, ибо им выдался значительный шанс вершить блистательную судьбу гигантской планеты.

Косматый небритый Нагваль выглядел в длинном бесформенном плаще словно скелет, вырытый из могилы: впалые щёки, вдавленная вовнутрь обнажённая грудь, длинная тощая шея венчала на себе большую кудлатую голову. Его бесстыдные глаза скрывали солнцезащитные очки, где правая линза была надтреснута посередине.

Нагваль частенько прикладывался обожжёнными устами к костяному мундштуку стеклянного бонга, забитого убойной щепоткой дефиксиона, и частенько подогревал серое биотическое вещество зажигалкой-пистолетом.

Его зловещий баритон, казалось, выходил не из уст человека, а будто из самой огненной геенны, и его подхватывало гнетущее эхо, которое билось как футбольный мяч о бетонные стены Цеха.

Нагваль вопил, преследуя цель навязать соратникам свои идеи:

– НЕТ ЭТИМ ГАДАМ!!! Они не имеют ни воображения, ни оживлённо-выраженной экзистенции! ОНИ ТЕМНЫ!!! БЕСЦЕЛЬНЫ!!! И ПОРОЧНЫ В СВОИХ ЛИЦЕМЕРНЫХ ЗАБЛУЖДЕНИЯХ!!! Не святы их помыслы! Ходят с этими грёбаными топорами, как лишённые перспективы! Так говорю я вам, чуваки, К ЕДРЕНЯМ ЭТОТ ДРЕВНИЙ МИР!!! ВПЕРЁД НА РАЗРУШЕНИЕ!!! ВПЕРЁД НА СОЗИДАНИЕ!!!

Сплочённо, все как один, многоголовая орава, очарованная речью, восторженно заулюлюкала, затопала, захлопала в ладоши, захрюкала и вознеслась до вершин своего лидера, приняв дозу дефиксиона.

– ДОЛОЙ КОНСЕРВАТИВНЫЕ ДНИ!!! К ЧЁРТУ РАСПОТРОШЁННЫЕ ПОТРОХА!!! НЕТ – НАШ ДЕВИЗ!!! МЫ – КУЧА, И НАМ НУЖНЫ РУИНЫ!!!

Уши Нагваля заложило от неистовства толпы. На круглых линзах очков отражались дикие гримасы. На его губах чувствовалась хищная ухмылка. В носу копошилось амбре от неожиданного метеоризма, взопревших ног и подпалённого биотического вещества. И сиреневый неон стелился волшебной простынёй, совокупляясь с танцевально-релаксируемой музыкой, доносящейся из динамиков, скрытых по всему Цеху.

– Нам насрать, что с нами нихрена не хотят считаться! Ведь у нас есть козыри, чуваки! РАКЕЕЕЕЕТЫЫЫЫЫ!!! А РАКЕТЫ – ЭТО СТРАХ!!! И В ЭТОМ КАЙФ!!! От страха никуда не скрыться, как и от наших ракет! Штурвал времени мы вспять повернём!

– МЫ!!! МЫ!!! МЫ!!!

Кипела рать, и бурлила кровь в сосудах, летели слюни из разомкнутых ртов.

Но чем-то тяжёлым вынесли входную дверь, и в Цех бесцеремонно ввалилась дюжина бородатых подвыпивших Вырубщиков в грязных просаленных спецовках, с топорами и колунами наперевес. Их вид был свиреп, а в красных лютых глазищах угадывалась чёткая намеренность: рубать патлатых нелюдей.

Лидер этих самых Вырубщиков Фома, похожий на мокрую толстую выдру, грыз верхними зубами бороду, его физиономия горела наглостью, и сипело дыхание от переизбытка чувств. Он таращился на Нагваля, а тот, в свою очередь, ощеривал зубы и чего-то ждал.

Фома взвыл бабьим голосом:

– МУЖЖЖЫКИЫЫЫ!!! РУБАЙ ЭТИХ ГНИД!!!

– ВЫНОСИ, СУЧАР!!! – отреагировал Нагваль.

И две силы сошлись в неравной кровавой сече, смешались, как две волны. Это уже была пятая по счёту драка за квартал.

Всё слилось в Цеху – и люди, и идеи, и смерть.