Литмир - Электронная Библиотека

– Осторожней, мадам, – повторил он.

– Простите, испугалась. Я очень неловкая… Наступила вам на ногу?

Не похож на преследователя, да и стоял слишком близко, разве что намеревался пустить в ход нож, но почему-то передумал или не смог. Выпустила на сцену суетливую дамочку, нуждающуюся в поддержке. Будь, что будет…

– Нет, не наступили, – усмехнулся он. – Едете в Гатчино?

– Да, собираюсь. Я всегда боюсь – колёса на рельсах, а вдруг сойдут, и этот дымящийся паровоз, а вдруг взорвётся!

– Что вы, мадам, ничего не бойтесь. Железная дорога – это совсем не страшно, уверяю вас, как знаток вопроса.

– Да? Вы… ах, позвольте отгадать. Вы – инженер? – проворковала я.

– Да, инженер, – кивнул он. – Строю и содержу пути.

– Ах, как интересно! А здесь, на станции, по служебным надобностям?

– Нет, нынче воскресенье, еду в Гатчино.

– Какая удача, – совершенно искренне пропела я. – Мне пришлось ехать совсем одной… брат мой занят сегодня, а я такая трусиха!

Как бы не переиграть в неловкую. Роль, конечно, отрадная, но можно и заиграться, а я всего лишь статистка в Императорском театре.

– Позвольте вам помочь, – галантно предложил синеглазый инженер. – Разрешите отрекомендоваться: Бочаров Сергей Николаевич.

– Очень приятно. Елена Даниловна Тихменева…

Выпили чаю в буфете. Поездка в уютном вагоне первого класса в обществе симпатичного инженера обещала бы быть приятной, если бы не дело, что застряло в квартире на Садовой, да озноб, перешедший в жар. Плохо помню, о чём мы беседовали в пути – невыносимо болела голова, а потом я то ли уснула, то ли сомлела. Неужели он что-то подмешал в чай? Или так со мною обошлась хворь, которую прихватила где-то в дороге? Моя подозрительность становилась чрезмерной. Не нужно было связываться с делом, в котором замешана политика, но обещанное вознаграждение выглядело весьма заманчиво. Увы, всё пошло наперекосяк, и в том, вероятно, есть доля моей вины. Но только доля, видит бог, я была осторожна, насколько возможно в сложившихся обстоятельствах. Но кто и почему убил человека, с которым я должна была встретиться? Возможно, его гибель никак не связана с моим делом.

Так я размышляла, устроившись поудобней на подушке в доме инженера путей сообщения или кого там ещё, ожидая, когда Капитолина принесет мою одежду. Если в корсете письма не обнаружится, это будет означать, что прекрасный Сергей Николаевич не просто случайно встреченный на вокзале инженер. Горничная всё не шла и не шла, и я сама не заметила, как уснула.

Мне снился сон… Горячечный сон из тех, что сливаются с явью, превращая эту явь в мистическое немыслимое. Я сидела в купе поезда, за окном альпийский пейзаж менял луга на предгорье, а предгорье на скалы. Бархатная занавесь цвета перезрелой вишни чуть покачивалась от потока воздуха, проникающего в купе. Жар, которым полыхало всё мое тело, вдруг сменился на влажный холод, взмокла спина, волосы, лицо, грудь. Занавесь откинулась порывом ветра, и в купе через окно прямо из альпийского пейзажа вошёл мужчина. Я не видела его лица, но отчего-то знала, что он хорош собой. Он склонился надо мной, а мне было невыносимо стыдно, что я лежу мокрая и беспомощная, и в то же время невыносимо хочу его объятий. И когда он протянул руку, чтобы стащить с меня одеяло, занавесь вдруг с треском порвалась, что-то вспыхнуло, лицо его разбухло, потекло красным, и он превратился в того, кто лежал на полу в квартире доходного дома на углу Садовой и Гороховой… затем всё завертелось, как в калейдоскопе, сапфиры, яхонты, топазы, и изумруды, и алмазы1. Я закричала, не слыша своего голоса, кружение калейдоскопа остановилось, замерло, и на его место явились синие глаза, глядящие в упор.

– Сапфиры, яхонты, топазы, и изумруды, и алмазы, – пробормотала я уже наяву.

– Разбудил вас, простите, – сказал инженер Сергей Николаевич, глядя на меня сверху. – Зашёл справиться о вашем состоянии, не хотел тревожить, но получилось. Пойду, отдыхайте.

– Нет, нет, не уходите! Мне намного лучше. Расскажите, как я здесь оказалась. Ведь я ничего не помню…

Скверно выгляжу, но, с другой стороны, вызываю жалость, и этого пока достаточно. Надо же было так некстати захворать. Кого я изображала на вокзале и в поезде? Трусливую дамочку, желающую поддержки, которую и получила. Но почему он привёз меня к себе?

Бочаров подвинул стул к кровати и сел. В домашнем облачении – фланелевые брюки и узорчатая тужурка поверх белой сорочки – он выглядел иначе, проще, но столь же привлекательно. Я сняла со лба полотенце, поправила волосы, приподнялась на подушке.

– На станции вы упали в обморок, у вас была сильная лихорадка, – сказал Сергей Николаевич. – Привёз вас сюда, к себе. Вы не помните, я рассказывал в поезде, что имею домик в Гатчино, наследство от родни. Доктор определил, что у вас… э-э… катаральное воспаление.

– Ах, это что-то серьёзное?

– Нет, вы простудились и переутомились. Доктор обещал зайти завтра.

Завтра мне нужно быть в Петербурге и искать, кому передать письмо.

– Не знаю, как вас благодарить, Сергей Николаевич… я в долгу перед вами, – прощебетала я, голос звучал естественно слабо.

– Полноте, мадам… Отдыхайте и ни о чём не беспокойтесь. Следует ли сообщить вашему брату?

– Брату? Какому… Ах, да… нет, не стоит его волновать. Как только мне станет легче, переберусь к своей знакомой – она живёт здесь, неподалёку.

– Хорошо, как скажете. Распоряжусь, чтобы сюда подали ужин. Когда спадет жар, и доктор разрешит, затопим баню. Баня – лучшее средство от хвори.

– Баню? Как это мило… У вас своя баня?

– Своя, – кивнул он. – Срублена по всем правилам, вода подаётся при помощи насоса.

– Какой вы… инженер!

Он улыбнулся и кивнул, видимо, довольный моим восторженным откликом.

– Который ныне час? – спросила я.

– Четверть восьмого. Отдыхайте, не стану более вас утомлять.

Он поднялся, коротко улыбнулся и вышел. Я допила настой и опустилась на подушку. Вскоре Капитолина принесла ужин – куриный бульон, расстегай с капустой и кувшин горячего клюквенного морсу. Я поела, даже с некоторым удовольствием, на время забыв беспокойные мысли, но повторила требование сей же час принести мою одежду. Горничная клятвенно пообещала и ушла, а я встала с кровати и, пошатываясь на противно слабых ногах, прошлась по комнате. Комната, в которую меня поместили, была довольно уютной, несмотря на аскетичность её убранства. За окном в полумраке виднелись какие-то деревья, возможно, сад, окружающий наследный домик инженера Бочарова. Пришла Капитолина, поохала, что барыня покинула постель, разложила мою одежду на кушетке.

– Всё постирано, поглажено. Токмо на подоле платья пятна не отстирались, где-то вы краской али чем испачкали.

Али чем… Рассмотрела бледные охряного оттенка пятна на подоле светло-серого платья. Значит, в панике ступила в лужу в той квартире или махнула подолом по ней. Ботинки были чисты, то ли пятен на них не было, то ли их отмыли. Взялась за корсет, просунула задрожавшую руку в карман, пришитый внутри. Слава богу, письмо было на месте! Достала проверить, оно ли, – вдруг инженер Бочаров обнаружил и подменил документ. Знакомый мелкий почерк успокоил. Вернула письмо в тайник корсета, легла и вскоре уснула.

Утром следующего дня, перебирая вещички в ридикюле, не обнаружила зеркальца в ажурной оправе и вспомнила, что прикладывала его к губам погибшего в той квартире. Вероятно, там и оставила, когда убегала. Разволновалась, но сказала себе: конечно, это скверно, но мало ли таких зеркалец, ничего в нём нет особенного, куплено когда-то или кем подарено, уже и не припомню. Мало ли кому оно принадлежало.

Жар спал, но слабость не оставляла. Пришёл доктор, отставной военный лет пятидесяти с пышными усами, добродушный и разговорчивый. Посчитал пульс, похлопал по руке пухлой ладонью, изящно приложил к груди стетоскоп и сообщил, что пациентка идёт на поправку семимильными шагами, pardon, красивыми ножками, выписал бульоны и чаи с травами. Я вдруг успокоилась, впервые за долгое время. Конечно, я могла перебраться к старинной подруге, что живёт здесь, в Гатчино, но мне не хотелось покидать дом Бочарова так быстро. Разумеется, дня через два-три придётся уехать, но пока болезненная слабость не способствовала каким-либо решительным действиям. Никто не знал, что я вернулась, вполне могла ещё быть в дороге, а слежка, которой я так боялась, всего лишь плод воспаленного воображения. Если даже Бочаров не совсем тот, кем я его считаю, что ж, время покажет и всё расставит по местам, а я ничего не знаю и ни в чём не виновна. Возможно, граф Валуцкий и не догадывается, что именно я выкрала письмо. Кем я была для него? Проходной фигурой, одной из его многочисленных пассий, имён которых он не пытался запомнить. Так я уговаривала самоё себя, но внутри шевелился червячок, пришептывающий, что всё далеко не так просто, и мне запретно расслабляться в покое дома инженера Бочарова.

вернуться

1

Баснописец А.Измайлов о калейдоскопе, 1818г.

Смотрю – и что ж в моих глазах?

В фигурах разных и звездах

Сапфиры, яхонты, топазы,

И изумруды, и алмазы,

И аметисты, и жемчуг,

И перламутр – все вижу вдруг!

Лишь сделаю рукой движенье —

И новое в глазах явленье!

О чем идет речь?

2
{"b":"840434","o":1}